Четыре месяца спустя.
Сегодня был первый по-весеннему теплый день. читать дальшеЯркое солнце растапливало сугробы уже почерневшего от дорожной пыли снега, превращая его в грязную кашу под ногами. Авиан вначале еще пытался обходить широкие лужи, но потом сдался: он чувствовал, что ноги и так уже промокли, что уж теперь зазря осторожничать. Кристиан наверняка будет недоволен и отчитает его, но кто же знал, что после долгих морозных недель весна так стремительно вступит в свои права. Авиан и сам боялся простудиться, сейчас это было бы очень не вовремя. Теперь он уже сожалел, что отказался от машины, решив прогуляться до больницы пешком и подышать свежим воздухом. В кармане куртки завибрировал мобильный, Авиан достал его, принял вызов.
- Алло.
- Привет, милый, - на другом конце провода послышался хриплый голос Кристиана. Папа слег с простудой и только высокая температура удержала его сегодня дома. - Ты где?
- Иду домой уже. Как ты себя чувствуешь? - поинтересовался Авиан, останавливаясь на перекрестке.
- Это я должен тебя спрашивать, - хмыкнул папа, но все же ответил: - Нормально я, милый. Что тебе сказал мистер Джилс?
- Все хорошо. Анализы в порядке, так что не волнуйся, мы оба здоровы.
- Ну, и слава Богу! Ладно, Вин, не задерживайся нигде, я буду ждать тебя дома. Пока.
- Пока, Крис, - Авиан отключился. На светофоре наконец-то зажегся зеленый свет, и он осторожно перешел дорогу. Раньше бы наверняка перебежал на красный, ни за что бы не надевал шапку и перчатки, шел бы в распахнутой куртке, заткнув уши наушниками - вел бы себя как обычный мальчишка восемнадцати лет. Но он был беременным мальчишкой, и это, конечно, в корне меняло дело.
Живот был еще не очень большой, за широким пуховиком его легко можно было скрыть. Ребенок, правда, вот уже неделю толкался - совсем легко, щекотно, словно перышко. Авиан до сих пор всякий раз в такие моменты замирал, наверное, до конца еще не веря в наличие в себе новой жизни. Впрочем, он любил этого ребенка. Боялся, конечно - а кто бы на его месте не боялся? - но точно знал, что приложит все усилия, чтобы быть хорошим папой, чтобы оправдаться за те несколько месяцев, в течении которых он проклинал этого младенца, считая, что он окончательно испортил ему жизнь.
Вначале было сложно. Авиан хорошо помнил, то серое холодное утро, когда, проснувшись, увидел Кристиана в своей комнате. Папа сидел в глубоком кресле, взобравшись на него с ногами - выглядел осунувшимся и усталым. Заметив, что Авиан проснулся, он пересел на краешек кровати, взял ладонь сына в свою и начал задавать вопросы о самочувствии Авиана, о том, давно ли у него такие симптомы. Кристиан выглядел испуганным, хотя и пытался это скрыть - он то нервно прикусывал нижнюю губу, то огорченно хмурился, то переводил задумчивый тоскливый взгляд на окно, за которым медленно и лениво падали крупные хлопья снега. И именно из-за этой папиной нервозности Авиан все выложил как на духу - не стал юлить, отнекиваться, а честно признался, что чувствует себя неважно уже несколько недель. Наверное, уже тогда он подсознательно понимал, что его самочувствие свойственно именно для беременности, но душил эти мысли в зародыше. Не могла же судьба быть к нему настолько жестокой?! Это уже было чересчур! Но на предложение Кристиана обследоваться, Авиан неожиданно даже для самого себя ответил согласием. Тогда он еще тешил себя пустой надеждой, что недомогание связано с чем-то другим, - инфекцией, ослабленным иммунитетом, и визит к доктору это подтвердит. Но судьба, видимо, окончательно отвернулась от Авиана. По крайней мере, он считал так тогда, когда пожилой врач с преувеличенным неестественным энтузиазмом поздравил его с будущим пополнением в семье. Видимо, отсутствие обручального кольца на пальце омеги он не заметил.
Вспоминая тот период, Авиан мог охарактеризовать его одним-единственным словом - отчаянье. Оно затопило его с головой, отрезая от окружающего мира. Ничего больше не пугало, не злило, потому что все будущее представлялось сплошным мраком, без единого просвета и не стоило того, чтобы о нем переживать. Несколько недель Авиан не выходил из комнаты, бездумно смотря в потолок. Кристиану тогда приходилось буквально кормить его из ложки, словно тяжелобольного. Папа пытался как-то разговорить сына, подбадривал его, но в ответ получал только равнодушное молчание и рассеянный взгляд пустых карих глаз. Иногда до Авиана доносились какие-то фразы, обрывки разговоров - "Питер разорвал помолвку", "будет скандал", "нужно избавиться от этого ребенка", "переехать", "репутация семьи", "подумай о Тони". Наверное, все это было значимо и стоило прислушиваться внимательнее, но слова воспринимались как фоновый шум - бессмысленный и несущественный. Видимо, Кристиан все же отстоял и своего внука, и Авиана, потому что вскоре скандалы прекратились, а накануне Рождества Джастин впервые с момента объявления неприятной новости о беременности сына явился к нему в комнату. Кажется, именно с того визита Авиан начал постепенно возвращаться к жизни. Нет, отец, конечно, его не жалел. Наоборот, неодобрительно поджал губы, вдохнув затхлый воздух в спальне, и отметил, что шторы даже тогда, утром, были плотно задернуты.
- У тебя есть полчаса, чтобы принять душ, переодеться и спуститься ко мне в кабинет. Жду, - Джастин вышел, Авиан еще несколько минут гипнотизировал захлопнувшуюся за ним дверь. А потом поднялся и через двадцать шесть минут уже стоял перед массивным рабочим столом отца, выдерживая тяжелый взгляд его ярко-голубых глаз.
Они не говорили о беременности - ни тогда, ни после. Вместо этого Джастин развернул ноутбук, на экране которого Авиан увидел открытую электронную почту и десятки непрочитанных писем.
- Здесь поздравления, жалобы, предложения и тому подобная ерунда. Новинка, придуманная начальником отдела кадров. Что-то наподобие непосредственного общения с начальством, "услышим каждого". Мне, естественно, заниматься этим некогда. Ничего серьезного на эту почту не приходит, если возникнут вопросы можно проконсультироваться с Адрианом. Справишься?
- Да, - голос у Авиан был жутко хриплым, он уже и не помнил, когда разговаривал в последний раз.
- Вопросы?
- Нет.
- Замечательно. Пошли завтракать, потом приступишь. Идем, - и Авиан пошел. Занял свое место в столовой под потрясенными взглядами папы и братьев и даже успел заметить, как лучезарно Кристиан улыбнулся отцу. Наверное, они уже и не верили, что он когда-либо выйдет из своего добровольного заточения. Да и сам Авиан не верил, но то ли авторитет Джастина подействовал, то ли звезды так стали - кто знает.
Работа, конечно, была номинальной. Этим мог заниматься кто угодно, но так, за сотнями и сотнями однообразных писем, можно было отвлечься, не думать о жизни, которая росла в нем, о не слишком радостных перспективах будущего. Так, день за днем, Авиан потихоньку избавился от своей скорлупы, научился снова улыбаться, радоваться мелочам. Сейчас он очень напоминал себя прежнего, еще до тюрьмы, но, конечно, во многом имел другие взгляды на жизнь. Неприятный опыт не забылся, иногда по ночам все также тревожили беспокойные сны, вынуждая Авиана просыпаться в холодном поту и поглаживать слегка округлившийся живот. Но все-таки боль утихла немного, картинки-воспоминания выцвели, словно старые фото, а работа и несложные бытовые хлопоты не позволяли надолго пускаться в размышления или жалеть себя.
Питера он больше не видел и, честно говоря, не огорчился из-за этого. Наверное, Авиана больше напугало бы, если бы помолвка не была разорвана, ведь они были почти незнакомы и предугадать, как бы Питер относился к не родному ребенку - было невозможно. Что касается скандала... Конечно, он был. Буквально несколько недель назад два местных издания опубликовали статьи, в которых выдвинули разные догадки касательно беременности среднего сына известного бизнесмена Джастина Лайера. Откуда просочилась информация, выяснить не удалось, да никто узнать это особо и не пытался. Авиан как-то завел разговор о переезде и необходимости скрывать его положение, на что Кристиан ответил, что в этом нет никакой необходимости. Так что мало ли кто мог заметить округлившийся живот и продать информацию. Предположения в этих статьях были разные: в одной говорилось о каком-то мифическом бойфренде, который вскружил юному глупому омеге голову, а потом цинично бросил, в другом, наоборот, Авиана выставляли неудачливым охотником за богатыми женихами, который, не имея привлекательной внешности, решился на такой отчаянный шаг, как беременность, но все-таки остался ни с чем. С тюрьмой его положение, к счастью, не связывали. Более того, никакой документации о том периоде жизни Авиана не осталось, Джастин позаботился об этом. По официальной версии сразу после объявления приговора, на медицинском осмотре, обнаружилась врачебная ошибка с определением статуса и вместо тюремной камеры Авиана отправили отдыхать на побережье, чтобы подправить подорванное из-за стресса здоровье. Начальник тюрьмы эту версию подтвердил, не забыв похвастаться их компетентностью, благодаря которой судьба омеги была спасена.
Наверняка, затыкать всем "доброжелателям" рты было недешевым удовольствием, и весь этот фарс был хрупким, словно ломкий весенний лед. Но желтая пресса, сплетни и пересуды сейчас почти не волновали Авиана. По крайней мере, явных признаков надвигающейся беды не было, и в бизнесе, и дома все размеренно текло своим чередом. Их жилище не забрасывали тухлыми яйцами, не писали оскорбления на стенах, от отца не уходили ни сотрудники, ни клиенты, друзья Антуана все также приходили к нему в гости и передавали приветы от родителей. Они, конечно, бесцеремонно пялились на Авиана, но пальцами не тыкали и не гнушались сидеть за одним столом и меланхолично обсуждать с ним погоду и городские сплетни. Иногда даже не верилось, что все обошлось малой кровью - никаких медицинских комиссий, никаких вызовов в Департамент. А как же все эти лозунги: "омега - символ чести и достоинства" и "нет разврату!"? Но Авиан не был глуп, он чудесно понимал, что деньги решают многое, а большие деньги - все. В его случае - так точно. Возможно, ему не стоило бояться изначально, еще тогда, в тюремной камере, когда он так опасался огласки и именно поэтому остался там. Быть может, отцовского влияния хватило бы и в том случае и ничего бы этого не случилось, и не было бы этого неизвестно чьего ребенка...
Авиан помотал головой, прогоняя мысли, которые пошли в нежелательном направлении. Во-первых, он уже пришел домой. А, во-вторых, что самое главное, он любил своего будущего сына. Этот ребенок был его и только его, а все остальное, как говорил Кристиан, - неважно.
Холл встретил Авиана гулкой тишиной. Отец был на работе, Антуан в школе, а папа, видимо, отдыхал у себя. Старинные часы на стене показывали начало двенадцатого, значит было еще достаточно времени до возвращения Тони, который последние недели ходил за старшим братом хвостом. С тех пор как ребенок начал шевелиться, Антуан то и делал, что трогал живот, пытаясь уловить движение. Он мог бы сидеть так, наверное, часами - задумчиво прикусив губу и смотря в одну точку. В нем родительский инстинкт, кажется, проявлялся в разы сильнее, чем в самом Авиане. Возможно, из-за того, что он никогда не сомневался в своем статусе и чуть ли не с пеленок знал, что его жизненная цель - крепкая семья и здоровые дети. Первые дни такое внимание даже умиляло, но потом постепенно начало немного раздражать - Авиан быстро уставал, его клонило в сон, а навязчивое общество брата настроение и самочувствие не улучшало. Так что эти часы, пока Тони был в школе, стали особенно ценными - время, которое можно было провести в одиночестве.
Быстро приняв душ и надев теплый вязанный свитер и столь же теплые шерстяные носки, Авиан все же решил наведаться к папе. Возможно, тот спал, но убедиться не мешало. Пройдя в конец коридора, он робко постучал в дверь родительской спальни.
- Входи, Вин, - мгновенно отозвался Кристиан. Он выглядел лучше, чем утром, хотя все еще хрипел и комкал тонкими пальцами очередную салфетку. - Стой там! Не хватало еще заразить тебя! - потребовал папа, предостерегающе подняв руку. Авиан благоразумно промолчал о не слишком высокой эффективности такой меры предосторожности, надеясь, что лошадиные дозы витаминов, которые он принимал, достаточно укрепили его иммунитет. Болеть в его положении, конечно, было крайне нежелательно.
- Как ты? Может, принести тебе чая? - поинтересовался Авиан, морщась от резкой смеси запахов эвкалипта, цитрусовых и спирта. Еще месяц назад от такого "аромата" его бы вырвало мгновенно.
- Нет, Шимус недавно приносил. Кстати, обед уже готов, и он проследит, чтобы ты хорошо поел.
- Папа!
- Проследит, - с нажимом повторил Кристиан. - Я уже позвонил доктору Джилсу, он отчитался о результатах анализов.
- Ну, конечно, кто бы сомневался, - Авиан закатил глаза и неодобрительно поджал губы. Бесцеремонное вмешательство Криса бесило еще сильнее, чем щенячий восторг Тони. Папа, видимо, считал, что абсолютный контроль в данной ситуации - его родительский долг. Да, конечно, вначале его помощь и поддержка были бесценны: в то кошмарное утро, когда беременность подтвердилась, только присутствие Кристиана рядом уберегло Авиана от совершения какой-то глупости. Но сейчас-то, когда страшные мысли больше не посещали, хотелось хоть какой-то самостоятельности. В конце концов, у него скоро будет ребенок, так не повод ли это прекратить относиться к нему самому, словно к беспомощному младенцу?
- Я беспокоюсь о тебе, - серьезно заявил Кристиан, правильно истолковав причину раздражения сына.
- Я знаю, Крис. Но я не лгу тебе и ничего не скрываю о ребенке, поэтому, пожалуйста, перестань звонить моему доктору, хорошо? Он вообще знает, что не имеет права даже тебе говорить о моих анализах? Это незаконно.
- Знает. А еще он знает, кто ему платит, - хмыкнул Кристиан и тут же миролюбиво поднял руки вверх в знак капитуляции: - Ладно-ладно, я больше не буду ему звонить без твоего ведома, договорились?
- Да.
- Вот и славно. А теперь, детка, пойди-ка пообедай. Может, захочешь потом подремать? Вечер обещает быть длинным.
- Почему? - недоуменно нахмурился Авиан.
- Пятнадцатое марта! - воскликнул папа, будто эта дата должна была все объяснить. - Вин, ну, я же тебе говорил, ты что забыл? Мы все приглашены на ужин в честь сына делового партнера Джастина. Тот вернулся из... кхм... тюрьмы и теперь его отец хочет поближе познакомить его с делами компании и с необходимыми людьми. В общем, я и сам не знаю подробностей, честно говоря. Странные все-таки эти альфы, чуть ли не кичатся своими грешками. Праздник вон устраивают, - задумчиво закончил Кристиан.
- Я не поеду, не хо...
- Поедешь. Я не смогу, так что ты должен будешь присмотреть за Тони.
- Крис, Тони почти семнадцать и вообще...
- Вин, я тебя прошу. Действительно нужно съездить, хотя бы ненадолго. Ну? Пожалуйста, - Кристиан умоляюще прикусил губу. Он давил на жалость, Авиан это чудесно понимал. А еще мог легко представить, как будут пялиться на него на этом ужине. Конечно, не позволят себе никаких оскорбительных комментариев - деловые партнеры, как-никак! - но смотреть-то им на него не запретишь. И Авиан знал, что будет видеть в их глазах: удивление, осуждение, жадный интерес. И от этого он будет чувствовать себя грязным и липким, словно перепачканный в дерьме, и будет ловить каждый мимолетный взгляд, пытаясь угадать, какие мысли сейчас проносятся в головах этих людей, что они думают о нем. Но Кристиану это, конечно, не объяснишь. Папа просто упрямо вздернет подбородок и заявит, что "все могут засунуть свое мнение в задницу, а Авиана это не должно беспокоить". Может, и не должно, но ведь беспокоило!
- Если только ненадолго, - сдался он без боя. Раз уж это так важно, то он потерпит, спрячется за Тони, который с легкостью перетянет львиную долю внимания на себя. В конце концов, раз его семья не стремится скрыть Авиана за семью замками, так разве ему самому стоит прятаться?
- Вот и договорились. А теперь иди, не стоит тебе сейчас долго находиться в моей компании, - пробормотал Кристиан, повыше натягивая одеяло и, видимо, намереваясь поспать. Авиан молча кивнул и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь. И только в коридоре, вспоминая папины слова, он тревожно нахмурился: ужин был в честь альфы, который вышел из тюрьмы. А если этот альфа видел его в столовой или, упаси Боже, в душевой? Если вспомнит? Хотя в их округе было две тюрьмы, да и вообще прошло уже пять месяцев, а мордашка Авиана была явно не из тех, которые прочно заседают в памяти. Он был серой мышкой, на нем редко задерживался взгляд, так что, если даже гипотетически предположить их нахождение в одной колонии, то вероятность того, что этот альфа его вспомнит, равнялась практически нулю.
***
Вечер, а с ним и нежелательная поездка, по закону подлости наступили очень быстро. Авиан еще раз тяжело вздохнул, приглаживая черные пряди, торчащие во все стороны. К счастью, ужин этот решили сделать "по-семейному", поэтому никакого дресс-кода соблюдать не требовалось, и, конечно, это была чертовски хорошая новость. Представить себя сейчас в костюме было просто нереально - уж слишком такой наряд подчеркивал бы живот. А так Авиан натянул на себя громадный свитер, на три размера больше, и классические голубые джинсы, которые тоже неаккуратно свисали с бедер, но зато не жали в талии. Кристиан, помнится, едва не схлопотал сердечный приступ, когда увидел, какую одежду накупил его сыночек, но Авиан не был виноват, что все вещи для беременных - это цветастые тряпки, которые, словно орали "эй, посмотри на него!" Уж лучше выглядеть неряшливым бомжем, чем попугаем. Да и вообще так живот был незаметен, так что, вероятно, гости просто решат, что у среднего сына Джастина просто-напросто нет вкуса. Уж лучше пусть думают так, чем сплетничают на каждом углу о его положении. Хотя, возможно, они читали статьи, и тогда все это бессмысленно, но попробовать не мешало.
Отец и Антуан ждали в холле. Светловолосые, красивые, элегантные даже в обыденной одежде, они вызывали у Авиана чувство горечи и легкой зависти. Никогда ему не внушать такого восторга, которое люди испытывали, смотря на Тони. Никогда не заслужить такого уважения, какого добился Джастин. Его судьба - ребенок, отцовский дом, одинокие вечера, бессмысленная работа и воспоминания.
- Боже, Вин, ты же тонешь! - воскликнул Антуан, неодобрительно рассматривая наряд брата.
- Одежда повседневная, так? - огрызнулся Авиан. Да-да, он чудесно знал, что бы ему заявил на это Кристиан - "повседневная - не значит уродливая". Но, в конце концов, папы здесь не было, а мероприятие это было навязанной обязанностью, так что наряжаться, будто рождественская елка, ради какого-то незнакомого альфы-преступника, Авиан не намеревался.
- Поехали, мы опаздываем, - прерывая дальнейший спор сыновей, произнес Джастин. Он казался немного уставшим последние месяцы, но было ли это связано с проблемами его, Авиана, тот не знал.
В машине Антуан ни минуты не прекращал болтать, позабыв о недавнем споре. Он, конечно, был в хорошем расположении духа, учитывая, что еще совсем недавно на такие "взрослые" мероприятия его не брали. Он перепрыгивал из темы на тему, нетерпеливо ерзая на черном кожаном сидении и то и дело выглядывая в окно.
- Интересно, в каком доме они живут? Его отец военный... сейчас у всех бизнес... молодой такой... и не занятый... как ты думаешь, он красивый?
- Ммм? - рассеянно переспросил Авиан, поглаживая живот.
- Как ты думаешь, этот альфа красивый? - мечтательно закатив глаза, повторил вопрос Антуан.
- Тони, он только что из тюрьмы, забыл? - строго напомнил Авиан. Ей-богу, что за мальчишка? Одни альфы на уме!
- Ну и что? - вполне искренне удивился Антуан. Да уж, не стоило забывать, что их мир полон двойных стандартов. Альфа в тюрьме - это даже круто, если, конечно, на нем не слишком серьезное преступление. Официально это, конечно, порицалось, но на самом-то деле альфа, совершивший какой-то незначительный проступок, воспринимался как этакий бунтарь в косухе и на железном "коне". А вот бета в тюрьме - это же совершенно иное дело! Мало того, что бесполезны и неспособны продолжить род, так они еще и смеют законы нарушать! А вот если за решеткой оказывается омега, то...
- Ничего, - буркнул Авиан, прогоняя нежелательные мысли. Настроение и так было паршивым, не стоило усугублять.
- Приехали, - заявил отец, прерывая Тони, уже готового произнести очередной монолог.
Трехэтажный особняк не произвел особого впечатления. Еще один уродец, в котором намешано разных стилей, только бы выглядело вычурно и побогаче. В окнах на первом этаже ярко горел свет, на подъездной дорожке примостилось несколько дорогих автомобилей - вот и все, что успел отметить Авиан. Массивную двойную дверь распахнули еще до того, как Джастин с сыновьями поднялись на крыльцо. Их встретил высокий альфа - он держался дружелюбно, хотя в нем чувствовалась армейская выправка и дисциплинированность. Пожав всем руки, он пропустил их в холл, где представил своего супруга - красавца-омегу с кошачьими зелеными глазами и очаровательной улыбкой. Кого-то этот омега Авиану напоминал, но кого именно - он так и не смог понять, поэтому просто растянул губы в дежурной приветственной улыбке и пожал протянутую руку. От него не укрылись изучающие взгляды, которыми наградили его хозяева дома, но, кажется, живота она не заметили, а больше Авиана ничего и не волновало.
- Идемте в гостиную, ужин скоро будет готов, - приветливо защебетал Эрик - омега.
Авиан покорно последовал вслед за отцом и Тони, который уже успел расположить к себе и теперь воодушевленно рассказывал о своих школьных успехах. В гостиной уже было пятеро человек, они о чем-то оживленно переговаривались возле камина и не сразу заметили их появление.
- Сын, иди-ка сюда, познакомлю тебя кое с кем, - пробасил хозяин дома.
Авиан равнодушно проследил взглядом за самым молодым альфой, который наверняка и был виновником этого странного "торжества". У него были черные волосы, которые слегка вились на затылке, и широкая спина - ничего примечательного. А потом он обернулся, и Авиан увидел, что у него зеленые глаза. Еще Авиан знал, какие на вкус его губы, как он растягивает гласные, когда произносит "малыш", как выглядит его лицо, когда он кончает. Авиан знал его имя и, возможно, именно его ребенка носил сейчас под сердцем.
Тошнота подкатила к горлу, пришлось сжать себя за шею, потому что в жаркой гостиной, битком набитой людьми, воздух, кажется, закончился. Перед глазами все начало расплываться, а в голове отбойным молотком звучала лишь одна-единственная мысль - "беги! беги-беги-беги!". Беги, пока Эльман пожимает руку Джастину, пока здоровается с Тони, пока не увидел его! Но ноги будто приросли к полу, стали весить едва ли не тонну, и как бы ни вопило подсознание Авиана, сдвинуться с места он не смог. А потом стало поздно: Эльман повернулся к нему.