Каждый человек сумасшедший. Вся суть в том, насколько далеко находятся ваши палаты..
Глава 28. Красным по белому
Франция, Париж, 2012 год, декабрьчитать дальше
Утро перед Рождеством начинается для меня с внезапного пробуждения от пронзительных криков, раздающихся где-то внизу. Сначала я с ужасом думаю, что это ты, ведь твои привычки не меняются, и ты до сих пор часто питаешься живыми людьми, хотя и не заставляешь делать это меня, по молчаливому компромиссу, установленному нами. Но потом я осознаю, что ты никогда бы не сделал этого сегодня, в день, когда мы впервые решили не игнорировать праздник Рождества. Поэтому я устало откидываюсь на подушки, протираю болезненно покрасневшие глаза и сжимаю пальцами виски, стараясь избавиться от пульсирующей боли в голове, которая ярко напоминает о бессонной ночи, проведенной в безумии и какафонии "знакомства" с твоей семьей. Честно говоря, я всегда думала, что ты преувеличиваешь, когда говоришь, что твои родственники - чокнутые социопаты, но эта ночь развеяла все мои сомнения, и я с ужасом думала о гостиной на первом этаже, которая сейчас напоминает огромную свалку, с многочисленными вмятинами в стенах и ковром из деревянных щепок, совсем недавно бывшими дорогой мебелью. На меня обратили внимания лишь когда с потолка свалилась огромная люстра и хрустальной россыпью усыпала мрамор пола, чем окончательно закончила последние штрихи в картине массового разрушения. Ты представил меня просто "Кэролайн", никак не обозначив мое место ни в этом доме, ни в твоей жизни. Ребекка сразу усмехнулась, и было столько оскорбительно в этой усмешке, что я уже открыла рот, чтобы ответить хотя бы какой-то банальной колкостью, но меня прервал Элайджа, тем самым избавив от позора. Ведь действительно, что бы я сказала? Кто я тебе? Я ведь сама этого не знаю.
Я встряхиваю головой, чтобы прогнать воспоминания, и прислушиваюсь к женскому визгу, который уже звучит фальцетом, режа слух. Интересно, кто это так развлекается? Я тяжело вздыхаю, потому что ничем не могу помочь. Я мирюсь с твоими привычками и пристрастиями твоей семьи, ты же позволяешь мне сохранять душевное равновесие и питаться донорской кровью.
- Проснулась? Доброе утро. - Ты выходишь из ванной, протирая полотенцем влажные волосы, и я невольно улыбаюсь, так трогательно ты выглядишь сейчас. - С Рождеством. - Ты недовольно хмуришься, и я заливаюсь веселым смехом, настолько тяжело дается тебе это простенькое поздравление.
- Вообще-то правильнее поздравлять завтра утром или хотя бы сегодня ночью, но все равно спасибо. Тебя тоже с Рождеством. - Я обнимаю тебя за шею, целую в губы, провожу рукой по мокрым прядям на затылке, но резко отстраняюсь, когда крик внизу сменяется звуком битого стекла. - Хм, там что еще осталось что-то бьющееся? И вообще, Клаус, может можно как-то попросить их, чтобы они... не мучили их так. - Я прикусываю губу, нервно оглядываясь на дверь, а ты тяжело вздыхаешь, ворчишь что-то неразборчивое, а потом уже связно говоришь:
- Я попробую, Кэролайн. Но не обещаю. Я не могу изменить их и не хочу. Пойми меня правильно, для меня это более понятно, чем твое упорное желание питаться кровью из пакета.
- Ладно, давай не будем говорить об этом. Пожалуйста. Я не хочу дискуссий сегодня. Пойдем поздороваемся, что ли? - Я вымученно улыбаюсь, поднимаюсь с кровати и неспеша одеваюсь, оттягивая момент очередной встречи с твоей семьей.
***
Красное на белом. Узоры, зигзаги, полосы, символы и вычурные иероглифы. Вся стена - красное на белом - возможно и красиво, какой-то извращенной красотой, безумной и жестокой, но я не могу оценить художественные способности твоей сестры, потому что к горлу подкатывает тошнота, и я зажимаю нос пальцами, чтобы не чувствовать этот горько-соленый запах крови, которую Ребекка использовала вместо краски. Она сидит на корточках, длинными пальцами сжимая руку девушки, которая лежит у ее ног, невидящим взглядом смотря в потолок. Твоя сестра водит окровавленным запястьем жертвы по снежной белизне стены, и тонкие потеки складываются в древние руны, слова, которые мне не суждено понять. Я лишь смотрю на плавные линии зачарованно, смотрю на платье Ребекки - красное на мраморной бледности кожи, на рубиновые брызги на светлых локонах. Она - это ты. Твое воплощение, твой образ и твое подобие. Твоя сестра. Кукла. Я знаю, что когда-то она была иной, но сейчас она такая, как хотел ее видеть ты. И эта стена, белая когда-то, сейчас переливается розовым, красным, алым, рубиновым и пурпурным - пороком и ненавистью. Твоим цветом. Твоими эмоциями, которые ты укоренил в своей сестре. И сейчас мне хочется плакать, потому что я вижу в Ребекке твое воплощение и, кажется, даже слышу твой хриплый голос, которым ты когда-то увещевал меня, что я хищник, и я должна получать удовольствие от смерти и агонии невинной жертвы. И я получала, я тоже рисовала красным на былых белых и правильных принципах, но больше я так не делаю. Я достаточно сильна, чтобы сама сделать выбор. Поэтому я вырываю руку из твоей ладони и произношу надтреснутым голосом:
- Я не хочу быть здесь. Попроси ее не делать так, хотя бы в моем присутствии!
- Как "так"? Она пролежала в гробу десятилетия, Кэролайн, неудивительно, что она голодна. - Ты смотришь на меня непонимающе, а я боковым зрением ловлю взгляд Ребекки, вижу, как она кривит алые губы и молчит. Она знает тебя, лучше, чем я. Она любит тебя слишком зависимо. Она нуждается в твоем абсолютном внимании и не хочет, чтобы в вашу семью вмешивался кто-то посторонний.
- Она не ест! Ты что не видишь?! - Я говорю тихо, но пытаюсь передать интонациями всю мольбу, которую мне хотелось бы прокричать. Ты ведь обещал, что защитишь меня, но сразу же становишься на сторону сестры, показываешь ей, что я просто игрушка, что не стою внимания и не имею права голоса.
- Доброе утро. Ник, проблемы? Помнишь, мы так часто делали раньше. Мне вспомнилось почему-то, вот я и решила занять утро, пока ты не проснулся и не отвез меня в магазин. Ты ведь не против? Или смыть? - Ребекка улыбается тебе ласково, склоняет голову набок, и я знаю, что ты ни за что не будешь перечить ей. Не в этом вопросе. Коварная сука.
- Нет, как-нибудь потом смоем. Благо, стены сейчас моются крайне легко. Поехали по магазинам, нужно подобрать тебе что-нибудь более современное. Кто еще едет?
- Кол и Финн, благодаря тебе они тоже выглядят не совсем в рамках времени. Пойду позову их. - С этими словами она скрывается в боковом коридоре, а ты наконец-то переводишь взгляд на меня.
- Что с тобой? Как ты можешь? - Я стараюсь тебя понять. Честное слово. Но не могу, потому что сейчас и ты тоже оставляешь меня одну, предаешь мою веру. Я ведь прошу совсем немного.
- Перестань, куколка. Ничего страшного не произошло. Не становись такой занудой. - Я грустно ухмыляюсь. Ну вот, я снова куколка, снова просто игрушка. - Ты поедешь с нами? - В твоих глазах я вижу искреннюю просьбу, но сейчас я не в силах делать услуги, слишком разочарованная твоим поведением, поэтому молча киваю головой из стороны в сторону, разворачиваюсь и ухожу, стирая с щек соленые капли слез...
***
Я больше не думаю о Рождестве, не строю планы. Тебя, Ребекки, Финна и Кола нет уже четыре часа, за это время я успела выплакать все слезы - может и необоснованные, но от этого не менее горькие.
Сейчас я старательно тру мокрой тканью стену, пытаясь смыть кровавую картину, нарисованную на ней. Мои усилия столь отчаянны, что я то и дело сдираю костяшки пальцев до крови и зло шиплю, потому что моя кровь тоже пачкает белую поверхность, хотя раны и затягиваются моментально.
- Нужно было начинать сверху. - Я резко выпрямляюсь, разворачиваюсь, совсем позабыв, что я в доме не одна. Элайджа неспешно спускается по лестнице, все такой же образец сдержанности и элегантности, как и несколько лет назад в Мистик Фолс. Он не поехал по магазинам, я слышала, как Ребекка говорила, что он просто заказал себе привычные для себя костюмы. Ему ведь легче, он пропустил не так много. Но я прогоняю эти мысли, перевожу взгляд на стену и чертыхаюсь сквозь зубы. На уровне глаз все еще кровавые символы, в то время как стену ниже я уже отмыла. Как я могла быть такой дурой? Я зло макаю ткань в какую-ту миску, чувствуя себя глубоко несчастной. Не так я представляла себе этот день. Я яростно провожу по стене и, конечно же, снова сдираю кожу на запястье об шероховатую поверхность. - Давай-ка я.
- Что? О, нет! - Я испуганно дергаюсь от руки, протянутой Элайджей, недоверчиво посматривая на него. Великий древний в костюме собирается возиться с тряпкой и тазиком? Очень смешно.
- Я ведь не спрашиваю, Кэролайн. Давай сюда, я доделаю сам. Во-первых, это моя сестра художник-недоучка, во-вторых, ты, уж извини, но ты делаешь все неправильно, а, в-третьих, нет ничего удивительного, что я предлагаю свою помощь. - За время своей тирады Элайджа успел снять пиджак, аккуратно повесить его на спинку единственного уцелевшего стула, закатить рукава белоснежной рубашки и забрать ткань из моих рук. Я только удивленно смотрю, с каким достоинством, как будто это не половая тряпка, а шелковая накидка, твой брат аккуратно складывает ее, медленно проводит по стене, удивительно легко стирая кровь.
- Ммм, спасибо. Может давай я внизу... - Я начинаю суетливо тереть особо яркое пятно просто ладонью, но Элайджа легонько отталкивает мою руку.
- Не нужно. Иди, я закончу сам. - И я послушно разворачиваюсь, уходя из этой гостиной, стараясь стереть из памяти красные кровавые зигзаги на белоснежной стене. Кто бы мог подумать, что такой, казалось бы, пустяк, сможет встать между нами?
Франция, Париж, 2012 год, декабрьчитать дальше
Утро перед Рождеством начинается для меня с внезапного пробуждения от пронзительных криков, раздающихся где-то внизу. Сначала я с ужасом думаю, что это ты, ведь твои привычки не меняются, и ты до сих пор часто питаешься живыми людьми, хотя и не заставляешь делать это меня, по молчаливому компромиссу, установленному нами. Но потом я осознаю, что ты никогда бы не сделал этого сегодня, в день, когда мы впервые решили не игнорировать праздник Рождества. Поэтому я устало откидываюсь на подушки, протираю болезненно покрасневшие глаза и сжимаю пальцами виски, стараясь избавиться от пульсирующей боли в голове, которая ярко напоминает о бессонной ночи, проведенной в безумии и какафонии "знакомства" с твоей семьей. Честно говоря, я всегда думала, что ты преувеличиваешь, когда говоришь, что твои родственники - чокнутые социопаты, но эта ночь развеяла все мои сомнения, и я с ужасом думала о гостиной на первом этаже, которая сейчас напоминает огромную свалку, с многочисленными вмятинами в стенах и ковром из деревянных щепок, совсем недавно бывшими дорогой мебелью. На меня обратили внимания лишь когда с потолка свалилась огромная люстра и хрустальной россыпью усыпала мрамор пола, чем окончательно закончила последние штрихи в картине массового разрушения. Ты представил меня просто "Кэролайн", никак не обозначив мое место ни в этом доме, ни в твоей жизни. Ребекка сразу усмехнулась, и было столько оскорбительно в этой усмешке, что я уже открыла рот, чтобы ответить хотя бы какой-то банальной колкостью, но меня прервал Элайджа, тем самым избавив от позора. Ведь действительно, что бы я сказала? Кто я тебе? Я ведь сама этого не знаю.
Я встряхиваю головой, чтобы прогнать воспоминания, и прислушиваюсь к женскому визгу, который уже звучит фальцетом, режа слух. Интересно, кто это так развлекается? Я тяжело вздыхаю, потому что ничем не могу помочь. Я мирюсь с твоими привычками и пристрастиями твоей семьи, ты же позволяешь мне сохранять душевное равновесие и питаться донорской кровью.
- Проснулась? Доброе утро. - Ты выходишь из ванной, протирая полотенцем влажные волосы, и я невольно улыбаюсь, так трогательно ты выглядишь сейчас. - С Рождеством. - Ты недовольно хмуришься, и я заливаюсь веселым смехом, настолько тяжело дается тебе это простенькое поздравление.
- Вообще-то правильнее поздравлять завтра утром или хотя бы сегодня ночью, но все равно спасибо. Тебя тоже с Рождеством. - Я обнимаю тебя за шею, целую в губы, провожу рукой по мокрым прядям на затылке, но резко отстраняюсь, когда крик внизу сменяется звуком битого стекла. - Хм, там что еще осталось что-то бьющееся? И вообще, Клаус, может можно как-то попросить их, чтобы они... не мучили их так. - Я прикусываю губу, нервно оглядываясь на дверь, а ты тяжело вздыхаешь, ворчишь что-то неразборчивое, а потом уже связно говоришь:
- Я попробую, Кэролайн. Но не обещаю. Я не могу изменить их и не хочу. Пойми меня правильно, для меня это более понятно, чем твое упорное желание питаться кровью из пакета.
- Ладно, давай не будем говорить об этом. Пожалуйста. Я не хочу дискуссий сегодня. Пойдем поздороваемся, что ли? - Я вымученно улыбаюсь, поднимаюсь с кровати и неспеша одеваюсь, оттягивая момент очередной встречи с твоей семьей.
***
Красное на белом. Узоры, зигзаги, полосы, символы и вычурные иероглифы. Вся стена - красное на белом - возможно и красиво, какой-то извращенной красотой, безумной и жестокой, но я не могу оценить художественные способности твоей сестры, потому что к горлу подкатывает тошнота, и я зажимаю нос пальцами, чтобы не чувствовать этот горько-соленый запах крови, которую Ребекка использовала вместо краски. Она сидит на корточках, длинными пальцами сжимая руку девушки, которая лежит у ее ног, невидящим взглядом смотря в потолок. Твоя сестра водит окровавленным запястьем жертвы по снежной белизне стены, и тонкие потеки складываются в древние руны, слова, которые мне не суждено понять. Я лишь смотрю на плавные линии зачарованно, смотрю на платье Ребекки - красное на мраморной бледности кожи, на рубиновые брызги на светлых локонах. Она - это ты. Твое воплощение, твой образ и твое подобие. Твоя сестра. Кукла. Я знаю, что когда-то она была иной, но сейчас она такая, как хотел ее видеть ты. И эта стена, белая когда-то, сейчас переливается розовым, красным, алым, рубиновым и пурпурным - пороком и ненавистью. Твоим цветом. Твоими эмоциями, которые ты укоренил в своей сестре. И сейчас мне хочется плакать, потому что я вижу в Ребекке твое воплощение и, кажется, даже слышу твой хриплый голос, которым ты когда-то увещевал меня, что я хищник, и я должна получать удовольствие от смерти и агонии невинной жертвы. И я получала, я тоже рисовала красным на былых белых и правильных принципах, но больше я так не делаю. Я достаточно сильна, чтобы сама сделать выбор. Поэтому я вырываю руку из твоей ладони и произношу надтреснутым голосом:
- Я не хочу быть здесь. Попроси ее не делать так, хотя бы в моем присутствии!
- Как "так"? Она пролежала в гробу десятилетия, Кэролайн, неудивительно, что она голодна. - Ты смотришь на меня непонимающе, а я боковым зрением ловлю взгляд Ребекки, вижу, как она кривит алые губы и молчит. Она знает тебя, лучше, чем я. Она любит тебя слишком зависимо. Она нуждается в твоем абсолютном внимании и не хочет, чтобы в вашу семью вмешивался кто-то посторонний.
- Она не ест! Ты что не видишь?! - Я говорю тихо, но пытаюсь передать интонациями всю мольбу, которую мне хотелось бы прокричать. Ты ведь обещал, что защитишь меня, но сразу же становишься на сторону сестры, показываешь ей, что я просто игрушка, что не стою внимания и не имею права голоса.
- Доброе утро. Ник, проблемы? Помнишь, мы так часто делали раньше. Мне вспомнилось почему-то, вот я и решила занять утро, пока ты не проснулся и не отвез меня в магазин. Ты ведь не против? Или смыть? - Ребекка улыбается тебе ласково, склоняет голову набок, и я знаю, что ты ни за что не будешь перечить ей. Не в этом вопросе. Коварная сука.
- Нет, как-нибудь потом смоем. Благо, стены сейчас моются крайне легко. Поехали по магазинам, нужно подобрать тебе что-нибудь более современное. Кто еще едет?
- Кол и Финн, благодаря тебе они тоже выглядят не совсем в рамках времени. Пойду позову их. - С этими словами она скрывается в боковом коридоре, а ты наконец-то переводишь взгляд на меня.
- Что с тобой? Как ты можешь? - Я стараюсь тебя понять. Честное слово. Но не могу, потому что сейчас и ты тоже оставляешь меня одну, предаешь мою веру. Я ведь прошу совсем немного.
- Перестань, куколка. Ничего страшного не произошло. Не становись такой занудой. - Я грустно ухмыляюсь. Ну вот, я снова куколка, снова просто игрушка. - Ты поедешь с нами? - В твоих глазах я вижу искреннюю просьбу, но сейчас я не в силах делать услуги, слишком разочарованная твоим поведением, поэтому молча киваю головой из стороны в сторону, разворачиваюсь и ухожу, стирая с щек соленые капли слез...
***
Я больше не думаю о Рождестве, не строю планы. Тебя, Ребекки, Финна и Кола нет уже четыре часа, за это время я успела выплакать все слезы - может и необоснованные, но от этого не менее горькие.
Сейчас я старательно тру мокрой тканью стену, пытаясь смыть кровавую картину, нарисованную на ней. Мои усилия столь отчаянны, что я то и дело сдираю костяшки пальцев до крови и зло шиплю, потому что моя кровь тоже пачкает белую поверхность, хотя раны и затягиваются моментально.
- Нужно было начинать сверху. - Я резко выпрямляюсь, разворачиваюсь, совсем позабыв, что я в доме не одна. Элайджа неспешно спускается по лестнице, все такой же образец сдержанности и элегантности, как и несколько лет назад в Мистик Фолс. Он не поехал по магазинам, я слышала, как Ребекка говорила, что он просто заказал себе привычные для себя костюмы. Ему ведь легче, он пропустил не так много. Но я прогоняю эти мысли, перевожу взгляд на стену и чертыхаюсь сквозь зубы. На уровне глаз все еще кровавые символы, в то время как стену ниже я уже отмыла. Как я могла быть такой дурой? Я зло макаю ткань в какую-ту миску, чувствуя себя глубоко несчастной. Не так я представляла себе этот день. Я яростно провожу по стене и, конечно же, снова сдираю кожу на запястье об шероховатую поверхность. - Давай-ка я.
- Что? О, нет! - Я испуганно дергаюсь от руки, протянутой Элайджей, недоверчиво посматривая на него. Великий древний в костюме собирается возиться с тряпкой и тазиком? Очень смешно.
- Я ведь не спрашиваю, Кэролайн. Давай сюда, я доделаю сам. Во-первых, это моя сестра художник-недоучка, во-вторых, ты, уж извини, но ты делаешь все неправильно, а, в-третьих, нет ничего удивительного, что я предлагаю свою помощь. - За время своей тирады Элайджа успел снять пиджак, аккуратно повесить его на спинку единственного уцелевшего стула, закатить рукава белоснежной рубашки и забрать ткань из моих рук. Я только удивленно смотрю, с каким достоинством, как будто это не половая тряпка, а шелковая накидка, твой брат аккуратно складывает ее, медленно проводит по стене, удивительно легко стирая кровь.
- Ммм, спасибо. Может давай я внизу... - Я начинаю суетливо тереть особо яркое пятно просто ладонью, но Элайджа легонько отталкивает мою руку.
- Не нужно. Иди, я закончу сам. - И я послушно разворачиваюсь, уходя из этой гостиной, стараясь стереть из памяти красные кровавые зигзаги на белоснежной стене. Кто бы мог подумать, что такой, казалось бы, пустяк, сможет встать между нами?
@темы: Кукловод, Работы в процессе