Кукловод. Глава 48. Бойтесь своих желаний

[M_Levis]

Глава 48. Бойтесь своих желаний

Я считаю капли, падающие с потолка и гулко стучащие о камень. Шестьдесят капель - одна минута. Еще шестьдесят - еще одна. И снова, и снова, и снова... Когда мой счет добирается до семи часов, я всхлипываю и вновь дергаю руками, пытаясь освободиться. Отчаяние - страшное чувство. Оно лишает рассудка, уничтожает веру и гасит надежду до едва тлеющей искры. Если мои предположения верны, то я в этой пещере уже три дня. Более двух суток не появлялся тот мужчина и мне хочется, чтобы он пришел, даже если он вновь причинит боль. Мне хочется спросить о тебе. Быть может это обнадежит, ведь пока нет ни единого знака, что в этот раз наше приключение окончится благополучно.

Я голодна. Впервые я понимаю, что такое не просто жажда, когда запах крови приятно дразнит рецепторы и заставляет, словно хищнику, готовящемуся к прыжку, наблюдать за жертвой. Теперь я знаю, что такое голод, когда готов разорвать в клочья, облизывать ошметки сырого мяса и высасывать каждую каплю из вспоротых вен. И знаешь, Клаус, ты был прав, когда говорил, что мораль создана счастливыми людьми, которые не испытывают нужды и страданий. Сейчас меня бы не остановили никакие устои и принципы, я бы убила любого, кто встретился бы на моем пути. Но, увы, такой возможности у меня нет. И я как зверь, посаженный на цепь, могу лишь скалиться и утробно рычать, не имея возможности иначе выразить агрессию.

За эти дни я так одичала, что даже на крыс, копошащихся у моих ног, смотрю жадно. Если бы могла, то я не побрезговала бы и такой кровью. Мне стыдно, что я теряю человеческий облик, но поделать ничего не могу. Я в отчаянии. Мне так сложно без тебя. Так страшно.

Неожиданно мысли разлетаются, словно листья на ветру. Я чувствую запах. Кровь. Человеческая кровь. Еще через мгновение различаю тяжелые шаги, а потом глаза режет яркий синий свет фонарика.

- Привет, красавица, - произносит мужчина. Я едва различаю слова, все внимание сконцентрировано на биении сердца, которое размеренно разгоняет по венам человека такую желанную кровь. Чувствую, как на лице непроизвольно проступают вены, а зубы едва ли не крошатся от силы, с которой я их стиснула. - Ох, я вижу ты мне рада! - он хохочет и присаживается на корточки.

- Зачем ты пришел?

- Хм... мне же тебя подарили. Я ведь должен ухаживать за своим питомцем, да? Я тебе кое-что принес, - он запускает руку под коричневую кожанку и достает пакет донорской крови. Перед глазами темнеет, а из горла вырывается животный рык. Это просто непереносимая агония. - Какой энтузиазм. - Мужчина демонстративно перекидывает пакет из руки в руку, а я, собирая последние крупицы гордости, ни о чем не прошу. Вместо этого задаю вопрос, который для меня сейчас самый значимый:

- Как там твоя подружка Эстер? Уже лишилась головы? - я намеренно строю вопрос именно так. Просто боюсь, что о тебе он не захочет говорить.

- Хм... с чего бы это? - хмурится он, а потом улыбается: - А-а-а, понял! Ты думаешь, что ее убил твой любовник, и теперь он мчится к тебе на помощь, да? Наивная. Это даже мило, - он подносит ко мне руку. Близко. Еще немного, и я смогу дернуться вперед и вырвать кусок мяса клыками, вспороть вены на запястье и сделать хотя бы глоток теплой крови. Но этот человек не глуп, он отстраняется, одарив меня насмешливой ухмылкой.

- Я не думаю, я знаю. Посмотрим, кто будет смеяться последним, - зло выплевываю я. Конечно, у меня нет никакой уверенности, но слова, произнесенные вслух, немного успокаивают. Я и правда хочу верить, что ты совсем скоро придешь мне на помощь. И вот тогда-то я оторвусь за все эти дни. Я убью этого ухмыляющегося ублюдка лично.

- Какая самоуверенная девочка, - хмыкает он. - Ладно, есть будешь?

- Ты просто так меня накормишь? - с опаской интересуюсь я. Это просто нелепо, я не верю в такую благотворительность.

- Ну-у-у... Не знаю даже, - он задумчиво постукивает указательным пальцем по подбородку, а потом нарочито весело заканчивает: - А знаешь, твоя правда. Ты ведь еще не особо голодна. Даже не просишь, не ползаешь на коленях. Я приду позже, может тогда ты будешь хорошей девочкой.

Мне хочется завыть. Голосок внутри твердит, что я еще могу переубедить его, могу попросить, унизиться, но, наверное, за годы общения с тобой я слишком хорошо осознала, что такое самоуважение. Я промолчу. Сегодня. Что будет в следующий раз - я не хочу думать. Я буду молиться всем известным богам, чтобы следующего раза не было.

***

Мне снятся странные сны. В них ты гладишь меня по щеке и что-то говоришь, но я не слышу ни единого слова. Лишь смотрю, как плавно шевелятся твои губы, как иногда они растягиваются в улыбке. Потом ты исчезаешь, просто медленно таешь в каком-то сизом тумане, который я отчаянно пытаюсь отогнать руками, но он становится лишь плотнее, пока полностью не поглощает меня, проникая в каждую пору тела. Мне кажется, что я задыхаюсь, поэтому я вновь и вновь пытаюсь втянуть воздух жадно открытым ртом, но ничего не выходит, лишь темнота застилает взор.

Только через несколько минут я осознаю, что мой полусон-полубред закончился, а темнота вокруг - это стены моей каменной гробницы. Я вновь опускаю веки в надежде, что снова увижу тебя. Сновидения - единственное, что позволяет мне держаться за реальность. Я давно потеряла ощущение времени. Я не знаю ночь или день сейчас. Зима или лето. Я осталась за гранью часов, где нет ни вчера, ни завтра, где одно мгновение такое же, как миллионы других, где не меняется ничего, кроме снов - редких, но от этого еще более желанных.

Я забываю себя. Иногда ловлю себя на мысли, что имя - слишком большая роскошь для одичалого животного, в которое я превратилась. Зато тебя я помню в совершенстве. Твой образ - нить, связывающая меня с тем, другим миром. И я держусь за эту нить, переплетаю ею свои пальцы, вспарываю кожу и радуюсь боли, потому что боль свойственна живым. Когда и ее не станет - я перестану существовать.

Иногда я молюсь. Знаю, что Бог не слышит меня - исчадие ада, но не могу остановить горячечный шепот, срывающийся с потрескавшихся губ. Я прошу не о себе. Слишком большая наглость. Я прошу о тех, кто жив. Не знаю, есть ли ты в этом списке, просто хочу верить, что да. Тешить себя иллюзиями теперь мое любимое занятие.

Чувствую, что темнота рассеивается, сменяется серостью очередного сновидения, и вот я почти счастлива. Я жду тебя. Но в этот раз меня прерывают, как будто кто-то хватает за ноги и вновь затаскивает в черную воду, не позволяя глотнуть морозный, такой необходимый воздух. Несколько мгновений я еще барахтаюсь в мутном болоте, отделяющем реальность от иллюзии, но потом обреченно затихаю, осознавая, что что-то или кто-то вновь вернуло меня в темноту моего гранитного саркофага. Открывать глаза лень. У черного нет оттенков, мои глаза здесь совершенно не нужны. Зато обоняние сказало многое: я чувствую терпкий запах виски и сладость крови. Сглатываю вязкую слюну. Ощущаю, как она царапает пересохшее горло, но это вполне терпимо. Наверное, у меня уже та стадия голода, когда слабость и апатия - все, что ощущаешь. Чтобы поесть нужно открыть глаза, разомкнуть сухие губы, произнести слова мольбы, а у меня нет сил. Я хочу назад - в гротескность серого сновидения, где увижу тебя. Будь я живой, я бы, наверное, уже распухла от голода, но я мертва, поэтому моя кожа иссохла и теперь тонким пергаментом обтягивает кости.

- Ужасно выглядишь, - произносит знакомый мне голос. Перед закрытыми веками пляшут янтарные звезды. Красиво. - Глаза открой! - Щеку обжигает пощечиной, а мне хорошо. Я испытываю какое-то примитивное извращенное удовольствие от крови, текущей из носа и стынущей мелкими каплями на губах. Это больно, а значит я жива. Я еще хочу. Сильнее. Чтобы когда мой палач уйдет, я могла упиваться этим ощущением агонии, усиливать свое страдание, кусая избитые губы, и понимать, что жива, жива, еще пока жива.

- Иди ты нахер, - усмехаюсь я. Звезды перед глазами становятся зелеными. Или это не зеленый? Я, кажется, забыла, как называются цвета.

- Вот теперь я понимаю, что в тебе находил сын Эстер, - с каким-то щенячим восторгом пропевает мужчина. Он разочаровывает меня. Я жду иного! Ну же! - Ты так и не сломалась. Упрямая. Или ты больше нравилась ему в роли течной суки? У тебя очень подходящий образ, деточка.

- Правда? Буду знать, - равнодушно протягиваю я. Он что и правда думает, что подобное может меня разозлить? Мои с тобой отношения слишком сложны для примитивного садиста, для которого единственная радость в жизни истязать подобных мне.

- Глаза открой! - шепчет он где-то близко от моего лица. Противно.

- Не хочу. И не склоняйся так близко, если не хочешь, чтобы я откусила тебе нос, - я демонстративно облизываю губы, он же обхватывает меня за волосы и впечатывает затылком в камень. Больно. Хорошо.

- Не угрожай мне, девочка. Тебе никто не поможет, неужели ты еще не поняла? Ты проживешь столько, сколько я позволю, - хрипит он где-то совсем близко. Жажда душит, но я почему-то даже не думаю о попытке впиться клыками ему в шею. Смысл? Если его слова правда, то борьба бессмысленна.

- Мне плевать, - я хмыкаю, концентрируясь на боли в голове. Хочется чувствовать себя живой, хотя бы немного. А потом я приму смерть с надеждой, что наши с тобой чистилища будут где-то рядом.

- Серьезно? А так? - Он бьет по коленной чашечке чем-то холодным. Фонарик что ли? Я улыбаюсь. Я сошла с ума. Но мне хорошо. Это новое пятно в моем черном мире. Оно кровавое. Яркое.

- Хорошо, - шепчу я. Наверное, он удивлен моей неожиданной склонностью к мазохизму. Ему не понять, что в этих холодных стенах я - ничто. И восприятие мое искажено. Здесь любая эмоция - благодать.

- Хм, забавная ты, - смеется он. - Чокнутая, конечно, но забавная.

Он гладит мое плечо. Теплые пальцы, загрубелые от мозолей. Противно. Но даже отвращение в моей пустоте желанно. Бретелька платья скользит вниз, почти полностью обнажая грудь. Его ногти царапают кожу, и я все же устало открываю глаза. Синий свет рассеивает мглу, по влажным стенам пляшут тени, беснуются в дьявольской вакханалии. Даже если эти тени бесы из преисподней, я не хочу, чтобы они уходили. Не хочу оставаться в своем безвременном вакууме одна.

- Как тебя зовут? - вопрос нелеп. Какая разница, черт возьми? Но мне почему-то интересно знать, каково имя человека, от руки которого я, возможно, умру.

- Эрик, - отвечает он. Я явно удивляю его сегодня.

- Если ты охотник, то почему до сих пор не убил меня?

- Скучно. Быстро. А ты что так жаждешь умереть? - я игнорирую его последний вопрос. Я и сама не знаю ответ. Я просто хочу быть рядом с тобой. В этом мире или в каком-то другом. Я буду стараться выжить, если ты жив. Я приму смерть с благодарностью, если встречу тебя за чертой.

- Значит ты просто неудачник, единственной радостью которого являются издевательства над вампирами? - я выгибаю бровь, издевательски кривлю губы. Эрик бьет меня наотмашь по лицу. Цепи жалко звенят.

- Заткнись, сука! - выплевывает он зло. Интересно, почему? Неужели я попала в яблочко, и он и правда неудачник за стенами пещеры, в том другом, светлом мире? - Я тебе говорил, что язык отрежу? Говорил или нет? - каменные стены искажают звуки. Последнее "нет" повторяется снова, снова и снова. Кажется, это злит Эрика еще сильнее. Он и вправду достает из-за пояса джинсов нож, точным движением рассекает кожу от виска до самого подбородка. Я даже вскрикиваю. Неожиданно. И страшно. Немного. Как бы там ни было, я еще не окончательно сошла с ума и мне не очень хочется быть разрезанной на куски.

- Убьешь?

- Нет. Слишком легко. Ты будешь просить, будешь умолять меня о смерти, - цедит он, выводя кровавые узоры на моей щеке. У меня дежа вю. Когда-то ты говорил похожие слова, и тебя я действительно просила. Но ты всегда был хищником, покоряться тебе было естественным, а этот мужчина - обезумевшая собака, недостойная ни единого всхлипа, ни одного "пожалуйста".

Я запрокидываю голову, глядя в черноту далекого-далекого потолка. Жалко, что звезд нет. Я бы хотела найти наши созвездия. Я бы хотела убедиться, что в нем нет новой звезды - твоей. Возможно, стоит попытаться впиться в руку, которая часто мельтешит перед моим лицом, но сейчас я не чувствую голода. Он оттеснен другими эмоциями, а касаться грязной кожи этого безумца просто так я не хочу.

- Ледяная, да? - хрипит он. Слышу треск ткани, он разрывает платье окончательно. В одно мгновение пугаюсь. Если этот ублюдок решит, что может использовать меня в качестве сексуальной игрушки, то я, клянусь всеми святыми, разорву его в клочья. И это будет долгая смерть. Никто и никогда не тронет меня так. Больше нет. Только ты.

- Я бы тебе не советовала, - рычу я, когда он поддевает ножом трусики - единственное, что на мне осталось - и с легкостью разрезает ткань.

- Думаешь, я буду тебя трахать? Ты же мертвец, деточка. Я не такой извращенец, - он хохочет. Его настроение слишком быстро меняется. Сейчас мне кажется, что называя его сумасшедшим, я не оскорбляю его, а просто констатирую факт. Лежать перед ним голой стыдно. Если бы ноги были свободны, но и они прикованы к колодкам. Я словно распята на позорном кресте, как падшая женщина, и каждый желающий может плюнуть мне в лицо. - А тебе что хочется? Грязная шлюшка привыкла раздвигать ноги, да?

Я молчу. Мне нечего сказать. Я знаю, что он так просто меня не оставит, поэтому заранее стискиваю зубы. Главное, не кричать. Сейчас мне уже не хочется испытывать боль. Ее слишком много. Но кто же будет интересоваться моими желаниями?

Эрик ведет ножом по шее. Там все еще больно, прошлый порез толком не зажил. Стальное острие царапает края, срывает корочку запекшейся крови. Рана открывается, грудь вновь заливает алым и таким теплым. А потом Эрик размахивает ножом словно мясник, планирующий освежевать животную тушу. Он выводит на груди цветы. Целое поле красных роз на белоснежной коже. На бедре он рисует солнце. И лучи. Много-много. Чистого "полотна" на моем теле почти не остается, лишь живот, и Эрик, приговаривая "как красиво", начинает творить новый "шедевр". Наверное, это змея. У нее резкие изгибы и толстые, глубокие линии. Мне кажется, что скоро я увижу собственные кишки в разрезах, губы мелко дрожат, а зубы крошатся. Но я терплю, терплю, терплю... В память о нас. В память...

"Рисунок" спускается все ниже, голова "змеи" выводится уже на лобке, еще ниже, и еще...

- Остался только язык, да? Где же его нарисовать? - задумчиво шепчет Эрик. Меня начинает трясти, раны на щеках пекут от соленых слез. А потом я кричу, вою, раздирая легкие и выстанывая заветное "не надо, пожалуйста, ненадоумоляю-ю-ю", но острие ножа все также скользит вниз, проводит между складок плоти. А потом Эрик нажимает сильнее, проталкивая нож внутрь. Стенки влагалища расступаются, лопаются, внутри противно хлюпает кровь и льется на серый камень. Эрику нравится, он улыбается, толкает оружие по самую рукоять, прокручивает в разные стороны, разрывая там все в сплошное месиво. Потом он вытаскивает почти полностью и вновь вталкивает. Много-много раз. Ниже живота все немеет, и я теряю сознание...

***

- Ник, ради Бога! НИК! - мне снится голос Ребекки. Странно... Перед глазами все еще темно, а тело болит. Хотя болит - слабо сказано. Нет слова, чтобы охарактеризовать мои ощущения. - Я сама! Слышишь? С ним я сама разберусь. Ты нужен Кэролайн. Стефан, Элайджа, сделайте же что-нибудь!

- Никлаус, иди. Мы сами. Просто забери ее. Стефан, Кол, поезжайте с ними. Мы с Ребеккой справимся с вот этим сами, - голос Элайджи уверенный и спокойный. Наверное, я умираю, поэтому и вспоминаю всех близких мне людей.

- Моя родная девочка... - кто-то проводит по моим губам. Пальцы прохладные и гладкие. Приятно. Какое реальное сновидение. - Все будет хорошо. Я с тобой.

Звякают цепи, руки безвольно падают вниз. Меня укутывают во что-то теплое и заключают в крепкие объятия. Я улыбаюсь и вновь погружаюсь в темноту небытия. Теперь можно и умереть. Я счастлива.

@темы: Кукловод, Работы в процессе