Каждый человек сумасшедший. Вся суть в том, насколько далеко находятся ваши палаты..
Ты будешь помнить
Кровь стекает с пальцев. Змейками струится по запястью. Приятно холодит кожу, когда я подношу руку к лицу и позволяю каплям скользить вниз. Я медленно, с удовольствием, слизываю жидкость, рассеянно вслушиваясь в мерный стук. Кап... кап... кап... На сероватом мраморе пола алые точки выглядят аляповато, и я сосредоточенно хмурюсь, пытаясь пробиться сквозь хаос мыслей, мечущихся в моей голове. читать дальше
Звук шагов в холле выводит меня из ступора, и я быстро вытираю кровь с руки об подол платья мертвой девушки, лежащей у моих ног. Вот черт, куда закатилась ее голова? Ты не одобряешь таких развлечений. Ты уедешь, неодобрительно поджав губы и окинув меня презрительным взглядом. Я снова не увижу тебя несколько десятилетий... К черту! Никуда ты не уедешь. Пока ты нужен мне.
Я распахиваю дверь, едва не срывая ее с петель, и наблюдаю за тем, как ты аккуратно наполняешь стакан виски. На шум, производимый мною, ты не реагируешь, делаешь небольшой глоток, и только потом поднимаешь взгляд на меня.
- Губы вытри, - твой голос не выражает никаких эмоций: ни привычного гнева, ни редкого огорчения, но я послушно провожу тыльной стороной ладони по губам. На коже остаются следы крови недавно убитой девушки. На какую-то долю секунды мне становится стыдно. Стыдно, что ты заметил. Стыдно, что я снова, снова и снова обманываю твое доверие, те крупицы веры, которую когда-то ты проявлял ко мне, своему младшему брату. Но я быстро душу это неуместное чувство неловкости, вызывающе облизываю губы, подхожу поближе к тебе и интересуюсь:
- Ты собрался уезжать?
- Да. Думаю, что наша семейная встреча должна подойти к концу.
- Не оставляй меня одного, братец. Ты же знаешь, что я окончательно свихнусь без тебя. - Я приправляю фразу едкими интонациями, и только где-то в глубине сознания, я решаюсь признаться себе, что это действительно правда. В присутствии тебя, старшего брата, я хотя бы немного сдерживаю инстинкты.
- Ты и так давно свихнулся, Стефан. Мне не хочется заразиться этим безумием, которое поглотило тебя. Знаешь ли, мы уже давно каждый сам за себя. - Ты допиваешь остатки спиртного, ставишь стакан на столик, подхватываешь чемодан, который я до этого не замечал и двигаешся в направлении двери.
Один шаг...
Я помню, как крепко ты держал меня, пятилетнего, за руку, когда мы клали цветы на мамину могилу.
Второй...
Я помню, как ты улыбался и говорил это такое необходимое "я вернусь" всякий раз, когда уезжал, оставляя меня одного.
Третий...
Я помню, как крепко, до треска в костях, ты сжимал меня в объятиях, когда возвращался, тихо бормоча "я же обещал".
Но больше мы не касаемся друг друга, не даем клятв вернуться и не исполняем старые, давно забытые обещания. И даже ради тебя, я не откажусь от того экстаза, от эйфории, которые вызывают ощущения дробящихся костей жертвы, их агонизирующие крики и вкус теплой, солоноватой крови на губах. Даже ради тебя... Даже в память о прошлом... Ты можешь уходить... Оставить меня с моим безумием... К черту, кому я вру?! Я не могу отпустить тебя сейчас. Мне нужно хоть какое-то воспоминание, которое позволит мне ожидать нашей следующей встречи долгие-долгие годы. Какое-то сильное, острое, яростное, болезненное воспоминание...
***
Когда я разжимаю пальцы, которые до этого держал сжатыми в кулаки, и делаю первый неуверенный шаг в твою сторону, я еще не знаю, что буду предпринимать.
Когда я за секунду оказываюсь возле входной двери и наблюдаю за удивлением, отразившимся на твоем лице, я испытываю настоящее наслаждение, потому что я так давно не видел от тебя каких-либо других эмоций, кроме снисходительного презрения.
Когда я вцепляюсь пальцами в отворот твоей рубашки, а другую ладонь сжимаю в кулак, до хруста впечатывая его в твою скулу, мне кажется, что даже оторванные конечности жертв не сравняться с тем восторженным чувством, которое разливается по всему моему телу от ощущения пульсирующей боли в костяшках пальцев.
Когда я яростно притягиваю тебя к себе, едва не разрывая твою рубашку на десятки лоскутов, и прижимаюсь к твоим окровавленным губам своими, слизывая капельки крови, я понимаю, что ничья соленая и горькая, как полынь, кровь не сравнится с твоей - сладкой и родной.
- Какого дьявола?! Стефан! - Ты резко отталкиваешь меня, и я больно ударяюсь затылком о дубовую поверхность двери.
- Что, Деймон? Что?! Ты снова уедешь, а я хочу помнить о тебе что-либо другое, кроме искривленых от отвращения губ. Теперь я доволен. Теперь я знаю, что ты способен удивляться, злиться. - Я провожу ладонью по волосам, косо ухмыляюсь и резко направляюсь в сторону библиотеки, мимо тебя.
- Ну уж нет, я тоже хочу помнить хоть что-нибудь, кроме стеклянных глаз, которые столь характерны для тебя последние десятилетия. - Это последние твои слова, которые ты говоришь, перед тем, как молниеносным движением обхватить меня за плечи и, спустя мгновение, швырнуть меня на стол. Бутылки, стоящие на нем, с громогласным звоном бьются на мириады осколков, и рассыпаются на мрамор пола с веселым перезвоном. Некоторые частички битого стекла разрывают ткань моей рубашки, впаривают кожу, и я ощущаю, как моя собственная кровь смешивается с лужицами виски, разлитыми по деревянной поверхности стола.
В этот момент я счастливее, чем когда-либо в жизни. Я снова чувствую себя мальчишкой, участвующим в шуточной драке с старшим братом. И плевать, что ты зло бьешь меня кулаком, возможно ломая челюсть. Нет никакой разницы, когда ты дергаешь меня за рубашку, а потом резко впечатываешь в стеклянную россыпь, восстанавливая уже успевшие затянуться раны. Это ни с чем не сравнимо. Эта боль очищает. Искупает. Дает веру, что тебе не все равно.
Лишь когда ты в третий раз заносишь руку, я перехватываю твое запястье и сильным рывком притягиваю тебя на поверхность стола рядом с собой...
Когда стол разваливается под нами, я уже не могу сдержать хохота. Черт возьми, за это воспоминание я готов молиться на тебя, Деймон!
- Вот ублюдок! Теперь придется переодеваться! - Ты ссыпешь первосортной бранью в мой адрес, пытаясь выбраться из хаоса деревянных щепок.
- Не нужно было швырять меня на стол. 16-ый век, между прочим. - Я сосредоточенно наблюдаю, как ты небрежно срываешь с тела безнадежно загубленную рубашку. Эта странная смесь радости, горечи, восторга, потребности выливается в какое-то первобытное вожделение, которое нужно погасить во что бы то ни стало.
***
Я впиваюсь в твои губы резко, яростно, сминая мягкую плоть, кусая, слизывая кровь.
- Чокнутый извращенец. - Ты хрипишь эти два слова, когда тебе удается отстраниться. Ты переполнен яростью. Ненавистью. И всю эту злость ты проявляешь, когда сам целуешь меня, раздвигая губы языком, сталкиваясь зубами.
И остаются только наши руки, срывающие одежду, болезненно сжимаещие кожу, оставляющие фиолетовые и темно-синие синяки, которые, впрочем, моментально проходят. Мне нравится кусать тебя. Нравится собирать губами струйки крови, водить языком по контуру ран. Мне нравится быть безумным с тобой. Нравится чувствовать боль, когда ты ломаешь мне ребра, ключицы, сжимая ладони.
Я широко развожу твои ноги, сильно сжимаю пальцы на основании твоего члена. Ты тяжело дышишь, когда я лениво поглаживаю всю его длину, выводя полукружия на головке. Еще через мгновение я отстраняюсь, облизываю два пальца и настойчиво вставляю их в тебя.
- Это воспоминание нас погубит. - Ты шипишь это сквозь зубы, инстинктивно сжимаясь и сопротивляясь дальнейшему движению моих пальцев.
- Плевать. Ты можешь уйти из моей жизни, но не из памяти. Мне нужно помнить. - Я столь быстро заменяю пальцы членом, проталкиваясь внутрь тебя, что ты лишь успеваешь сильнее вжаться в пол, раня спину о деревянные щепки и битое стекло. Я чувствую, как твоя собственная кровь облегчает мое движение, и позволяю себе быстрые, рваные толчки, заполняя тебя до основания, вслушиваюсь в эти странные звуки: хлопки обнаженных ягодиц, загробный скрежет развалившегося столика, громкий хруст разноцветного стекла. Когда я задеваю простату, и ты затравленно мычишь какую-то грубость,неосознанно двигаясь мне навстречу, я лишь удовлетворенно усмехаюсь, снова обхватывая твой член и двигая ладонью в таком же быстром темпе, как и внутри тебя.
Ты прокусываешь мне плечо, одновременно изливаясь мне на ладонь, а я бережно прячу в самые далекие уголки сознания воспоминание о выражении твоего лица во время оргазма. Ты глотаешь мою кровь, проводя рваные полосы клыками вниз, по груди, к чувствительному соску, и я не сдерживаюсь, кончая в тебя...
***
- Уезжаешь?
- Да. - Ты успел переодеться, и теперь выглядишь истинным джентльменом. Кто бы подумал, что полчаса назад тебя трахал младший, чокнутый братец? А я все также сижу невдалеке от хаотичной кучи, которая еще недавно была антикварным столиком, и потягиваю виски из чудом уцелевшей бутылки.
- Ну... до встречи.
- Да, до встречи. - Ты уходишь, не оборачиваясь. Я же бросаю несчастную бутылку и наблюдаю, как она взрывается сотнями осколков, которые только дополняют картину погрома, учиненного нами. Уходи, Деймон. Сколько хочешь. Но я буду помнить. И ты тоже будешь. ТЫ. БУДЕШЬ. ПОМНИТЬ.
Кровь стекает с пальцев. Змейками струится по запястью. Приятно холодит кожу, когда я подношу руку к лицу и позволяю каплям скользить вниз. Я медленно, с удовольствием, слизываю жидкость, рассеянно вслушиваясь в мерный стук. Кап... кап... кап... На сероватом мраморе пола алые точки выглядят аляповато, и я сосредоточенно хмурюсь, пытаясь пробиться сквозь хаос мыслей, мечущихся в моей голове. читать дальше
Звук шагов в холле выводит меня из ступора, и я быстро вытираю кровь с руки об подол платья мертвой девушки, лежащей у моих ног. Вот черт, куда закатилась ее голова? Ты не одобряешь таких развлечений. Ты уедешь, неодобрительно поджав губы и окинув меня презрительным взглядом. Я снова не увижу тебя несколько десятилетий... К черту! Никуда ты не уедешь. Пока ты нужен мне.
Я распахиваю дверь, едва не срывая ее с петель, и наблюдаю за тем, как ты аккуратно наполняешь стакан виски. На шум, производимый мною, ты не реагируешь, делаешь небольшой глоток, и только потом поднимаешь взгляд на меня.
- Губы вытри, - твой голос не выражает никаких эмоций: ни привычного гнева, ни редкого огорчения, но я послушно провожу тыльной стороной ладони по губам. На коже остаются следы крови недавно убитой девушки. На какую-то долю секунды мне становится стыдно. Стыдно, что ты заметил. Стыдно, что я снова, снова и снова обманываю твое доверие, те крупицы веры, которую когда-то ты проявлял ко мне, своему младшему брату. Но я быстро душу это неуместное чувство неловкости, вызывающе облизываю губы, подхожу поближе к тебе и интересуюсь:
- Ты собрался уезжать?
- Да. Думаю, что наша семейная встреча должна подойти к концу.
- Не оставляй меня одного, братец. Ты же знаешь, что я окончательно свихнусь без тебя. - Я приправляю фразу едкими интонациями, и только где-то в глубине сознания, я решаюсь признаться себе, что это действительно правда. В присутствии тебя, старшего брата, я хотя бы немного сдерживаю инстинкты.
- Ты и так давно свихнулся, Стефан. Мне не хочется заразиться этим безумием, которое поглотило тебя. Знаешь ли, мы уже давно каждый сам за себя. - Ты допиваешь остатки спиртного, ставишь стакан на столик, подхватываешь чемодан, который я до этого не замечал и двигаешся в направлении двери.
Один шаг...
Я помню, как крепко ты держал меня, пятилетнего, за руку, когда мы клали цветы на мамину могилу.
Второй...
Я помню, как ты улыбался и говорил это такое необходимое "я вернусь" всякий раз, когда уезжал, оставляя меня одного.
Третий...
Я помню, как крепко, до треска в костях, ты сжимал меня в объятиях, когда возвращался, тихо бормоча "я же обещал".
Но больше мы не касаемся друг друга, не даем клятв вернуться и не исполняем старые, давно забытые обещания. И даже ради тебя, я не откажусь от того экстаза, от эйфории, которые вызывают ощущения дробящихся костей жертвы, их агонизирующие крики и вкус теплой, солоноватой крови на губах. Даже ради тебя... Даже в память о прошлом... Ты можешь уходить... Оставить меня с моим безумием... К черту, кому я вру?! Я не могу отпустить тебя сейчас. Мне нужно хоть какое-то воспоминание, которое позволит мне ожидать нашей следующей встречи долгие-долгие годы. Какое-то сильное, острое, яростное, болезненное воспоминание...
***
Когда я разжимаю пальцы, которые до этого держал сжатыми в кулаки, и делаю первый неуверенный шаг в твою сторону, я еще не знаю, что буду предпринимать.
Когда я за секунду оказываюсь возле входной двери и наблюдаю за удивлением, отразившимся на твоем лице, я испытываю настоящее наслаждение, потому что я так давно не видел от тебя каких-либо других эмоций, кроме снисходительного презрения.
Когда я вцепляюсь пальцами в отворот твоей рубашки, а другую ладонь сжимаю в кулак, до хруста впечатывая его в твою скулу, мне кажется, что даже оторванные конечности жертв не сравняться с тем восторженным чувством, которое разливается по всему моему телу от ощущения пульсирующей боли в костяшках пальцев.
Когда я яростно притягиваю тебя к себе, едва не разрывая твою рубашку на десятки лоскутов, и прижимаюсь к твоим окровавленным губам своими, слизывая капельки крови, я понимаю, что ничья соленая и горькая, как полынь, кровь не сравнится с твоей - сладкой и родной.
- Какого дьявола?! Стефан! - Ты резко отталкиваешь меня, и я больно ударяюсь затылком о дубовую поверхность двери.
- Что, Деймон? Что?! Ты снова уедешь, а я хочу помнить о тебе что-либо другое, кроме искривленых от отвращения губ. Теперь я доволен. Теперь я знаю, что ты способен удивляться, злиться. - Я провожу ладонью по волосам, косо ухмыляюсь и резко направляюсь в сторону библиотеки, мимо тебя.
- Ну уж нет, я тоже хочу помнить хоть что-нибудь, кроме стеклянных глаз, которые столь характерны для тебя последние десятилетия. - Это последние твои слова, которые ты говоришь, перед тем, как молниеносным движением обхватить меня за плечи и, спустя мгновение, швырнуть меня на стол. Бутылки, стоящие на нем, с громогласным звоном бьются на мириады осколков, и рассыпаются на мрамор пола с веселым перезвоном. Некоторые частички битого стекла разрывают ткань моей рубашки, впаривают кожу, и я ощущаю, как моя собственная кровь смешивается с лужицами виски, разлитыми по деревянной поверхности стола.
В этот момент я счастливее, чем когда-либо в жизни. Я снова чувствую себя мальчишкой, участвующим в шуточной драке с старшим братом. И плевать, что ты зло бьешь меня кулаком, возможно ломая челюсть. Нет никакой разницы, когда ты дергаешь меня за рубашку, а потом резко впечатываешь в стеклянную россыпь, восстанавливая уже успевшие затянуться раны. Это ни с чем не сравнимо. Эта боль очищает. Искупает. Дает веру, что тебе не все равно.
Лишь когда ты в третий раз заносишь руку, я перехватываю твое запястье и сильным рывком притягиваю тебя на поверхность стола рядом с собой...
Когда стол разваливается под нами, я уже не могу сдержать хохота. Черт возьми, за это воспоминание я готов молиться на тебя, Деймон!
- Вот ублюдок! Теперь придется переодеваться! - Ты ссыпешь первосортной бранью в мой адрес, пытаясь выбраться из хаоса деревянных щепок.
- Не нужно было швырять меня на стол. 16-ый век, между прочим. - Я сосредоточенно наблюдаю, как ты небрежно срываешь с тела безнадежно загубленную рубашку. Эта странная смесь радости, горечи, восторга, потребности выливается в какое-то первобытное вожделение, которое нужно погасить во что бы то ни стало.
***
Я впиваюсь в твои губы резко, яростно, сминая мягкую плоть, кусая, слизывая кровь.
- Чокнутый извращенец. - Ты хрипишь эти два слова, когда тебе удается отстраниться. Ты переполнен яростью. Ненавистью. И всю эту злость ты проявляешь, когда сам целуешь меня, раздвигая губы языком, сталкиваясь зубами.
И остаются только наши руки, срывающие одежду, болезненно сжимаещие кожу, оставляющие фиолетовые и темно-синие синяки, которые, впрочем, моментально проходят. Мне нравится кусать тебя. Нравится собирать губами струйки крови, водить языком по контуру ран. Мне нравится быть безумным с тобой. Нравится чувствовать боль, когда ты ломаешь мне ребра, ключицы, сжимая ладони.
Я широко развожу твои ноги, сильно сжимаю пальцы на основании твоего члена. Ты тяжело дышишь, когда я лениво поглаживаю всю его длину, выводя полукружия на головке. Еще через мгновение я отстраняюсь, облизываю два пальца и настойчиво вставляю их в тебя.
- Это воспоминание нас погубит. - Ты шипишь это сквозь зубы, инстинктивно сжимаясь и сопротивляясь дальнейшему движению моих пальцев.
- Плевать. Ты можешь уйти из моей жизни, но не из памяти. Мне нужно помнить. - Я столь быстро заменяю пальцы членом, проталкиваясь внутрь тебя, что ты лишь успеваешь сильнее вжаться в пол, раня спину о деревянные щепки и битое стекло. Я чувствую, как твоя собственная кровь облегчает мое движение, и позволяю себе быстрые, рваные толчки, заполняя тебя до основания, вслушиваюсь в эти странные звуки: хлопки обнаженных ягодиц, загробный скрежет развалившегося столика, громкий хруст разноцветного стекла. Когда я задеваю простату, и ты затравленно мычишь какую-то грубость,неосознанно двигаясь мне навстречу, я лишь удовлетворенно усмехаюсь, снова обхватывая твой член и двигая ладонью в таком же быстром темпе, как и внутри тебя.
Ты прокусываешь мне плечо, одновременно изливаясь мне на ладонь, а я бережно прячу в самые далекие уголки сознания воспоминание о выражении твоего лица во время оргазма. Ты глотаешь мою кровь, проводя рваные полосы клыками вниз, по груди, к чувствительному соску, и я не сдерживаюсь, кончая в тебя...
***
- Уезжаешь?
- Да. - Ты успел переодеться, и теперь выглядишь истинным джентльменом. Кто бы подумал, что полчаса назад тебя трахал младший, чокнутый братец? А я все также сижу невдалеке от хаотичной кучи, которая еще недавно была антикварным столиком, и потягиваю виски из чудом уцелевшей бутылки.
- Ну... до встречи.
- Да, до встречи. - Ты уходишь, не оборачиваясь. Я же бросаю несчастную бутылку и наблюдаю, как она взрывается сотнями осколков, которые только дополняют картину погрома, учиненного нами. Уходи, Деймон. Сколько хочешь. Но я буду помнить. И ты тоже будешь. ТЫ. БУДЕШЬ. ПОМНИТЬ.
@темы: слэш, НЦ-17, Деймон, ДВ, Фанфик, инцест, Законченные работы, Стефан