Каждый человек сумасшедший. Вся суть в том, насколько далеко находятся ваши палаты..
Глава 49. Кукла
В коридоре раздается тихий шепот: ты разговариваешь с Элайджей. Теперь в этом доме все общаются только так - тихо и, как правило, быстро. Наверное, если была бы возможность, то все бы перешли на язык жестов, лишь бы только не тревожить меня. Даже не знаю, что тебя и нашу семью заставляет придерживаться такой модели поведения: то ли вы боитесь потревожить мой сон, а сплю я сейчас по двадцать часов в сутки, то ли опасаетесь, что я услышу что-то, что причинит мне душевную боль. читать дальше
Прошло уже семь дней. Я плохо помню, как мы вернулись в Мистик-Фолс, от тех часов остались только ощущения безумной муки, такой сладкий вкус крови на губах и твой тихий голос, нашептывающий несвязные утешения. Я еще слышала что-то сквозь морок об Эрике и количестве кусков, на которые его разорвали. Он мертв, а я даже порадоваться не могу. Какая же жестокая ирония...
На стене висит огромное зеркало во весь рост. Я сегодня долго смотрю в отражение и думаю, что теперь я поистине "куколка". И это не связано с тем, что теперь тебе приходится носить меня в ванную на руках, обмывать, расчесывать, переодевать и держать пакет с кровью у моих губ - хотя это тоже, конечно, крайне забавно. У тебя, большого мальчика, теперь и правда есть живая кукла. Или не совсем живая, или, может, почти мертвая, способная лишь нелепо моргать - какая разница? Сходство проявляется в моем внутреннем ощущении. Когда-то, годы назад, я ведь была совсем другой, но ты постепенно вырывал из меня каждую эмоцию, всякую черту характера. Ты уничтожал былое, заменял это во мне чем-то другим. Это было неплохо, просто иначе - сильнее, агрессивнее, ярче, смелее. Но что-то ты все же оставил, позволил уберечь мне, и это отличало цельную личность от фарфоровой пустышки. Там же, в ледяной пещере, из меня забрали последнее - надежду. Вырезали, вытравили, оставили алой кровью на сером камне. И оказалось, что надежда - это все, что меня наполняло, согревало, толкало вперед. Надежда - основа, и пока она была, я не ломалась, что бы ни произошло. Надежда - лекарство, и пока она была, я зализывала раны, сменяя их на отвратительную шероховатость рубцов. Теперь же внутри зияет черная пустота - настоящее кукольное содержание. Кто бы мог подумать, что окончательно меня уничтожит кто-то другой? Я всегда думала, что это будешь ты, Клаус. Хотя, наверное, ты не хотел, чтобы я стала вот такой. Апатия вызывает лишь отвращение, а в моем случае она достигла критической отметки.
Честно говоря, мне и самой иногда кажется, что моя реакция характеризуется одним словом - "слишком". Ведь, в конце концов, я жива, и сейчас все раны уже затянулись, почти забылись. Ты приехал, не забыл, не бросил. Но еще ты опоздал. На несколько минут, в течение которых мой мир рушился. И именно этот крошечный отрезок времени теперь навсегда будет отделять Кэролайн Форбс от жалкого подобия, которым я стала. Говорят, что невозможно предугадать, какая соломинка окончательно сломит. Моей соломинкой оказался Эрик.
Шепот в коридоре стихает, и через мгновение ты тихо входишь в комнату. Впрочем, заметив, что я не сплю, тяжело вздыхаешь. Сложно со мной теперь? Знаю. Можешь выбросить. Мне даже интересно, что со мной станет, если сейчас вышвырнуть меня на улицу? Быть может, я переборю свое оцепенение и начну хоть как-то существовать, а, может, останусь там, где положат, и буду смотреть в серое небо, пока оно не поглотит меня. Это красиво - умереть, глядя в небо.
- Кэролайн, как ты? - спрашиваешь тихо. Привычка, наверное. Лучше бы кричал, а то иногда кажется, что и ты стал лишь тем подобием Клауса, что был когда-то. Может, и я что-то изменила в тебе? Когда-то я хотела, считала, что мое влияние будет благотворным, поможет смыть хотя бы чуточку крови с твоих рук. Как же я ошибалась.
- Хорошо, - тоже шепотом. Хрипло. Кажется, что из горла сейчас снова начнет толчками вырываться кровь. Но, конечно, это лишь иллюзия. На коже ничего нет, вся боль в воспоминаниях.
- Ты хочешь есть?
- Нет.
- Может, вынести тебя на улицу? Сегодня хорошая погода, - ты присаживаешься на краешек кровати, берешь меня за руку, сжимаешь пальцы. А у меня не выходит сжать в ответ. Не будь я вампиром, подумала бы, что у меня серьезные физические отклонения. Но я-то знаю, что все мои беды другой природы.
- Нет.
- Позвать кого-то? Элайджу, Стефана?
- Нет, - смотрю в твои глаза, умоляю не спрашивать больше ничего. Я не могу произнести это, пойми.
- Ладно, как знаешь, - ты ложишься рядом, заключаешь меня в объятия, поправляешь одеяло на груди. Тепло и уютно. Такие минуты бесценны, только в твоем присутствии я могу обрести покой. - Хочешь, расскажу тебе об Эстер? Думаю, тебе нужно знать всю ситуацию.
- Нет! - я даже повышаю голос, в нем столько страха, что мне и самой стыдно. Но я не готова слышать ничего, связанного с тем происшествием. Ни сейчас, ни, наверное, никогда в будущем. Мне достаточно знать, что наша семья жива и ничего больше не грозит их благополучию.
- Кэролайн, так нельзя! - ты тоже кричишь. Хорошо, роль няньки тебе не к лицу. Тебе нужно стать прежним, даже если я не смогу. - Ты постоянно говоришь "нет", очень редко "да". И больше ничего! Я хочу, чтобы ты выговорилась! Лучше кричи, плачь, но только не молчи, слышишь? Можешь меня ненавидеть, можешь проклинать, потому что я и правда опоздал. Это из-за меня ты пережила все! И каждая капля твоей крови на моей совести! Так скажи мне хоть что-нибудь! Мне нужно это знать!
Ты обхватываешь меня за плечи, вынуждаешь сесть и несколько раз встряхиваешь. Я же не могу даже напрячь мышцы, чтобы держаться прямо, повисаю тряпичной марионеткой, уткнувшись лицом тебе в грудь. Твое дыхание частое, рваное, мое наоборот - поверхностное, через раз. Как же нам снова склеить друг друга, Клаус? И есть ли предел, после которого разбитое сердце уже невозможно собрать по кусочкам?
- Я тебя не ненавижу, - выдыхаю я. Правильнее сказать "люблю", я так хочу произнести это, даже если не услышу ничего в ответ. Но осознаю, что сейчас, когда я вот такая - пустая и безвольная кукла - говорить подобные слова нельзя. Слишком холодно это будет звучать. Первое признание не должно быть простой констатацией факта, каждая буква должна выражать квинтэссенцию чувств, которых во мне нет сейчас и, возможно, уже никогда не будет.
- Кэролайн, мне жаль. Мне действительно жаль. Если бы я знал, к чему приведет мой случайный порыв, никогда бы не приказал тебе поехать со мной, - ты гладишь меня по волосам и спине. Долго-долго, пока за окном не темнеет. Мы даже не шевелимся, словно две статуи. Такие же мертвые и холодные на века.
***
Когда я просыпаюсь, на часах уже полдень. Тебя нет рядом, и я невольно прислушиваюсь, пытаясь уловить шаги или голос.
- Проснулась? - я легко вздрагиваю, когда ты выходишь из ванной, никогда не смогу привыкнуть к твоему умению подкрадываться.
- Да.
- Хорошо. Вставай, - ты подхватываешь меня на руки, а потом аккуратно опускаешь на пол. Колени подгибаются и мелко дрожат, поэтому приходится вцепиться в твою рубашку, чтобы не упасть. - Кэролайн, перестань! Вся твоя слабость вот здесь, - ты проводишь большим пальцем по моему виску, перебираешь волосы. Ты прав, все барьеры, мешающие мне даже пошевелить рукой, концентрируются где-то в подсознании. Но разрушить их так сложно.
- Я не могу, - где-то в моей внутренней пустоте вспыхивают первые молнии. Они разгоняют темноту, обжигают и причиняют боль. Но, наверное, это лучше, чем абсолютная апатия.
- Можешь, Кэролайн! Я не буду тебе этого внушать, не буду говорить, что все и всегда у нас будет хорошо. Я просто хочу, чтобы ты нашла в себе силы жить дальше. Я все равно не позволю тебе умереть, я ведь обещал, помнишь?
- Да, помню, - боги, как же давно это было! Кажется, что для вечности - лишь крупица в огромном временном потоке. Но моя жизнь не настолько длинна пока, чтобы считать годы мелочью.
- Хорошо. А теперь в ванную, одеваться и вниз. Тебя ждет твоя семья.
***
Бразилия, Рио-де-Жанейро, январь, 2016 год
Вода на солнце так искрится, что глазам больно. Я сижу на деревянном мостике и жадно вдыхаю воздух. Здесь он пахнет солью и свободой - именно второго мне так долго не хватало. Сейчас же такое чувство, что все громадное пространство океана принадлежит мне - бескрайнее синее полотно без начала и конца.
- Не жарко? - тихо интересуешься ты, присаживаясь сзади. Перекидываешь ноги по сторонам от моего тела, обнимаешь за талию - крепко, властно, так, как мне необходимо. Кладу голову тебе на плечо, прижимаюсь спиной к груди.
- Тут всегда жарко, - хмыкаю я. - И красиво. Так красиво.
Ты ничего не отвечаешь, да и не нужно этого сейчас. Ты четыре месяца учил меня заново двигаться, разговаривать, просто-напросто жить, имеешь право отдохнуть. Иногда мне кажется, что ты просто отдал мне часть того, что я называю душой, хотя ты и не веришь в ее существование у вампиров. Ты ведь отдал лучшее, Клаус? Влил в меня жизнь и такую необходимую надежду словами, объятиями и невесомыми поцелуями. Я теперь с тобой переплетена не только единой судьбой, но и одной на двоих надеждой. Нам нужно ее беречь, я теперь знаю, что без нее нет ничего. И меня, наверное, уже не будет без тебя.
- Расскажи мне об Эстер, - прошу я, когда солнце начинает тонуть в океане.
- Уверена?
- Да, мне важно знать.
- Если кратко, то ее больше нет. Она использовала Ребекку, как приманку. Ей нужно было проводить ритуал в определенном месте, как иначе нас туда привлечь она не знала. Но некоторые ее помощники отказались от своей роли в спектакле. Это и разрушило все ее планы, - сухо отвечаешь ты. Знаю, что больно говорить о предательстве собственной матери. Как же могла она не принять тебя? Сколько бы зла в тебе не было, есть и доброта. Скрытая за десятками масок и сотнями стен, но она все же есть.
- Какие именно помощники? Финн? Я слышала что-то об этом, - небо становится алым, окрашивает наши переплетенные руки в кровавые тона - словно обличает истинную сущность.
- Финн в том числе. Он же нашел эту свою Сейдж, наверное, это помогло ему отказаться от своих суицидальных планов. А еще Гилберт и Сальваторе нам помогли, - ты хмыкаешь, я же удивленно замираю. Да уж, многое я упустила за время своей психологической реабилитации.
- Елена и Деймон? Они тоже в этом участвовали?
- Конечно. А еще Беннет, куда же без нее? Наверное, они посчитали, что моя семья - слишком большая угроза для мирного городка Мистик Фолс. Думали, наверняка, что мы обязательно покусимся на их скучную жизнь, поэтому решили сделать это первыми. А тут так вовремя Эстер нашлась, - ты тяжело вздыхаешь, а потом уже быстро заканчиваешь: - В общем, когда начало пахнуть жареным, Сальваторе благоразумно решил изменить тактику и сделать вид, что он всегда был за нас. Даже помог найти тебя.
- Ммм, ясно, - мне и правда нечего больше сказать. Я устала от интриг и коварных планов. Мне не хочется думать о побуждениях кого-либо, даже если это Деймон, которого когда-то я, кажется, любила. - Интересно, почему Эстер отдала меня Эр... - голос перехватывает, я до сих пор не в силах произносить это имя, вспоминать о тех днях в пещере.
- Наверное, хотела сделать мне еще больнее, вынуждая выбирать, - ты пожимаешь плечами и целуешь меня в висок. - Кэролайн, мы никогда не говорили о том, почему я все-таки поехал за Ребеккой... - я не даю тебе договорить, прижимаю кончики пальцев к губам.
- Ты сделал единственно правильный выбор. Ты любишь их так долго, Клаус. Неужели я могу винить тебя за то, что в первую очередь ты спас сестру? Я никогда не злилась из-за этого. Только не из-за этого...
***
Меня мучает бессонница. В окно заглядывает круглый диск полного Месяца, заливает всю комнату темно-синим сиянием. Занавески на окнах шелестят на ветру, а еще слышно, как мягко плещется вода в океане. Когда две недели назад мы приехали сюда, первые дни я снова только молчала, наслаждалась тишиной и покоем. Ведь в окружении семьи было хорошо, но очень шумно, иногда мне казалось, что количество людей в доме превосходит все допустимые нормы; я постоянно сталкивалась с кем-то в коридоре, просыпалась под звуки ссор, выслушивала сотни и тысячи историй за день. Знаю, что так они пытались отвлечь меня, и это действительно принесло определенные плоды, но через какое-то время моей единственной мечтой стало побыть хотя бы несколько часов самой или, еще лучше, наедине с тобой. И ты, кажется, догадался о моем желании, когда заявил, что нам пора сменить обстановку.
- Ты чего не спишь?
- Клаус, черт! - я испуганно дергаюсь, услышав твой вопрос. Слишком задумалась и даже не заметила, как ты проснулся. - Напугал меня! Не знаю, не спится. Жарко слишком.
- Жарко? Ну, значит, пошли! - ты выпутываешься из простыни, откидываешь ее и поднимаешься с кровати, крепко обхватив меня за ладонь. Мне ничего не остается, как последовать за тобой.
Вода теплая, но все-таки немного остужает разгоряченные тела. А потом мы лежим на мягком песке, смотрим в небо, где загадочно мерцают миллионы звезд. Интересно, хватит ли вечности, чтобы пересчитать все? Наверное, это невозможно, ведь небо тоже меняется, старые звезды гибнут, а новые зарождаются. Так и люди, видимо, меняются - что-то теряя, приобретая что-либо взамен. Перемены есть всегда, пока жизнь существует.
Не знаю, сколько проходит времени, но от созерцания меня отвлекает твое тихое сопение. Ты спишь, лишь ресницы иногда дрожат, а еще ты так забавно морщишь нос, словно мальчишка, потревоженный странными снами. Улыбаюсь, кончиками пальцев провожу по твоим губам. Когда-то я думала, что мне не хватит и миллионов лет, чтобы простить всю боль, причиненную тобою. А сейчас понимаю, что ты давно прощен. Ты искупил вину, когда вдохнул жизнь в мертвую куклу.
- Я люблю тебя, Клаус - знаю, что ты не слышишь сейчас, но это неважно. Слова так мало значат, в них лишь жалкие крупицы правды и огромные куски иллюзий. Лучше я докажу любовь поступками. Буду рядом и радости, и в горе. Столько, сколько ты захочешь.
***
Япония, Токио, 2020 год, май, 05.40
- Ты никогда не думала, что твоя привязанность просто следствие тех жутких месяцев? Ты считаешь, что я делал это все из благородства, но ведь это не так, куколка! Как же ты не понимаешь, что мною двигали только чувство вины и злость? Я действительно считаю, что мог уберечь тебя тогда, если бы действовал немного быстрее. Ну и, конечно, я злился, потому что никто не имел права забирать тебя у меня. Вот и все!
- Неправда! Ты, может, когда-то наберешься смелости, чтобы признаться мне в настоящих мотивах всех своих поступков? - ты хмыкаешь, а потом добавляешь: - Впрочем, неважно. Сегодня мы судим меня, не тебя. Что еще рассказать тебе?
- Хм, например, где ты была четыре месяца, как думаешь? Что заставило тебя уехать после нескольких спокойных лет, когда ты была так нужна мне? - я наблюдаю за выражением твоего лица, на нем не дрогнул ни единый мускул. Выдержка то, чему ты научилась досконально.
- Уехать было необходимо. Я должна была расплатиться со всеми долгами. Ты не поймешь, Клаус.
- Так попробуй сделать так, чтобы понял, - я обхватываю тебя за плечи, встряхиваю. Сколько же можно ходить вокруг да около?
- Ладно, как знаешь. Я расскажу, где была. Все расскажу. Времени осталось так мало...
В коридоре раздается тихий шепот: ты разговариваешь с Элайджей. Теперь в этом доме все общаются только так - тихо и, как правило, быстро. Наверное, если была бы возможность, то все бы перешли на язык жестов, лишь бы только не тревожить меня. Даже не знаю, что тебя и нашу семью заставляет придерживаться такой модели поведения: то ли вы боитесь потревожить мой сон, а сплю я сейчас по двадцать часов в сутки, то ли опасаетесь, что я услышу что-то, что причинит мне душевную боль. читать дальше
Прошло уже семь дней. Я плохо помню, как мы вернулись в Мистик-Фолс, от тех часов остались только ощущения безумной муки, такой сладкий вкус крови на губах и твой тихий голос, нашептывающий несвязные утешения. Я еще слышала что-то сквозь морок об Эрике и количестве кусков, на которые его разорвали. Он мертв, а я даже порадоваться не могу. Какая же жестокая ирония...
На стене висит огромное зеркало во весь рост. Я сегодня долго смотрю в отражение и думаю, что теперь я поистине "куколка". И это не связано с тем, что теперь тебе приходится носить меня в ванную на руках, обмывать, расчесывать, переодевать и держать пакет с кровью у моих губ - хотя это тоже, конечно, крайне забавно. У тебя, большого мальчика, теперь и правда есть живая кукла. Или не совсем живая, или, может, почти мертвая, способная лишь нелепо моргать - какая разница? Сходство проявляется в моем внутреннем ощущении. Когда-то, годы назад, я ведь была совсем другой, но ты постепенно вырывал из меня каждую эмоцию, всякую черту характера. Ты уничтожал былое, заменял это во мне чем-то другим. Это было неплохо, просто иначе - сильнее, агрессивнее, ярче, смелее. Но что-то ты все же оставил, позволил уберечь мне, и это отличало цельную личность от фарфоровой пустышки. Там же, в ледяной пещере, из меня забрали последнее - надежду. Вырезали, вытравили, оставили алой кровью на сером камне. И оказалось, что надежда - это все, что меня наполняло, согревало, толкало вперед. Надежда - основа, и пока она была, я не ломалась, что бы ни произошло. Надежда - лекарство, и пока она была, я зализывала раны, сменяя их на отвратительную шероховатость рубцов. Теперь же внутри зияет черная пустота - настоящее кукольное содержание. Кто бы мог подумать, что окончательно меня уничтожит кто-то другой? Я всегда думала, что это будешь ты, Клаус. Хотя, наверное, ты не хотел, чтобы я стала вот такой. Апатия вызывает лишь отвращение, а в моем случае она достигла критической отметки.
Честно говоря, мне и самой иногда кажется, что моя реакция характеризуется одним словом - "слишком". Ведь, в конце концов, я жива, и сейчас все раны уже затянулись, почти забылись. Ты приехал, не забыл, не бросил. Но еще ты опоздал. На несколько минут, в течение которых мой мир рушился. И именно этот крошечный отрезок времени теперь навсегда будет отделять Кэролайн Форбс от жалкого подобия, которым я стала. Говорят, что невозможно предугадать, какая соломинка окончательно сломит. Моей соломинкой оказался Эрик.
Шепот в коридоре стихает, и через мгновение ты тихо входишь в комнату. Впрочем, заметив, что я не сплю, тяжело вздыхаешь. Сложно со мной теперь? Знаю. Можешь выбросить. Мне даже интересно, что со мной станет, если сейчас вышвырнуть меня на улицу? Быть может, я переборю свое оцепенение и начну хоть как-то существовать, а, может, останусь там, где положат, и буду смотреть в серое небо, пока оно не поглотит меня. Это красиво - умереть, глядя в небо.
- Кэролайн, как ты? - спрашиваешь тихо. Привычка, наверное. Лучше бы кричал, а то иногда кажется, что и ты стал лишь тем подобием Клауса, что был когда-то. Может, и я что-то изменила в тебе? Когда-то я хотела, считала, что мое влияние будет благотворным, поможет смыть хотя бы чуточку крови с твоих рук. Как же я ошибалась.
- Хорошо, - тоже шепотом. Хрипло. Кажется, что из горла сейчас снова начнет толчками вырываться кровь. Но, конечно, это лишь иллюзия. На коже ничего нет, вся боль в воспоминаниях.
- Ты хочешь есть?
- Нет.
- Может, вынести тебя на улицу? Сегодня хорошая погода, - ты присаживаешься на краешек кровати, берешь меня за руку, сжимаешь пальцы. А у меня не выходит сжать в ответ. Не будь я вампиром, подумала бы, что у меня серьезные физические отклонения. Но я-то знаю, что все мои беды другой природы.
- Нет.
- Позвать кого-то? Элайджу, Стефана?
- Нет, - смотрю в твои глаза, умоляю не спрашивать больше ничего. Я не могу произнести это, пойми.
- Ладно, как знаешь, - ты ложишься рядом, заключаешь меня в объятия, поправляешь одеяло на груди. Тепло и уютно. Такие минуты бесценны, только в твоем присутствии я могу обрести покой. - Хочешь, расскажу тебе об Эстер? Думаю, тебе нужно знать всю ситуацию.
- Нет! - я даже повышаю голос, в нем столько страха, что мне и самой стыдно. Но я не готова слышать ничего, связанного с тем происшествием. Ни сейчас, ни, наверное, никогда в будущем. Мне достаточно знать, что наша семья жива и ничего больше не грозит их благополучию.
- Кэролайн, так нельзя! - ты тоже кричишь. Хорошо, роль няньки тебе не к лицу. Тебе нужно стать прежним, даже если я не смогу. - Ты постоянно говоришь "нет", очень редко "да". И больше ничего! Я хочу, чтобы ты выговорилась! Лучше кричи, плачь, но только не молчи, слышишь? Можешь меня ненавидеть, можешь проклинать, потому что я и правда опоздал. Это из-за меня ты пережила все! И каждая капля твоей крови на моей совести! Так скажи мне хоть что-нибудь! Мне нужно это знать!
Ты обхватываешь меня за плечи, вынуждаешь сесть и несколько раз встряхиваешь. Я же не могу даже напрячь мышцы, чтобы держаться прямо, повисаю тряпичной марионеткой, уткнувшись лицом тебе в грудь. Твое дыхание частое, рваное, мое наоборот - поверхностное, через раз. Как же нам снова склеить друг друга, Клаус? И есть ли предел, после которого разбитое сердце уже невозможно собрать по кусочкам?
- Я тебя не ненавижу, - выдыхаю я. Правильнее сказать "люблю", я так хочу произнести это, даже если не услышу ничего в ответ. Но осознаю, что сейчас, когда я вот такая - пустая и безвольная кукла - говорить подобные слова нельзя. Слишком холодно это будет звучать. Первое признание не должно быть простой констатацией факта, каждая буква должна выражать квинтэссенцию чувств, которых во мне нет сейчас и, возможно, уже никогда не будет.
- Кэролайн, мне жаль. Мне действительно жаль. Если бы я знал, к чему приведет мой случайный порыв, никогда бы не приказал тебе поехать со мной, - ты гладишь меня по волосам и спине. Долго-долго, пока за окном не темнеет. Мы даже не шевелимся, словно две статуи. Такие же мертвые и холодные на века.
***
Когда я просыпаюсь, на часах уже полдень. Тебя нет рядом, и я невольно прислушиваюсь, пытаясь уловить шаги или голос.
- Проснулась? - я легко вздрагиваю, когда ты выходишь из ванной, никогда не смогу привыкнуть к твоему умению подкрадываться.
- Да.
- Хорошо. Вставай, - ты подхватываешь меня на руки, а потом аккуратно опускаешь на пол. Колени подгибаются и мелко дрожат, поэтому приходится вцепиться в твою рубашку, чтобы не упасть. - Кэролайн, перестань! Вся твоя слабость вот здесь, - ты проводишь большим пальцем по моему виску, перебираешь волосы. Ты прав, все барьеры, мешающие мне даже пошевелить рукой, концентрируются где-то в подсознании. Но разрушить их так сложно.
- Я не могу, - где-то в моей внутренней пустоте вспыхивают первые молнии. Они разгоняют темноту, обжигают и причиняют боль. Но, наверное, это лучше, чем абсолютная апатия.
- Можешь, Кэролайн! Я не буду тебе этого внушать, не буду говорить, что все и всегда у нас будет хорошо. Я просто хочу, чтобы ты нашла в себе силы жить дальше. Я все равно не позволю тебе умереть, я ведь обещал, помнишь?
- Да, помню, - боги, как же давно это было! Кажется, что для вечности - лишь крупица в огромном временном потоке. Но моя жизнь не настолько длинна пока, чтобы считать годы мелочью.
- Хорошо. А теперь в ванную, одеваться и вниз. Тебя ждет твоя семья.
***
Бразилия, Рио-де-Жанейро, январь, 2016 год
Вода на солнце так искрится, что глазам больно. Я сижу на деревянном мостике и жадно вдыхаю воздух. Здесь он пахнет солью и свободой - именно второго мне так долго не хватало. Сейчас же такое чувство, что все громадное пространство океана принадлежит мне - бескрайнее синее полотно без начала и конца.
- Не жарко? - тихо интересуешься ты, присаживаясь сзади. Перекидываешь ноги по сторонам от моего тела, обнимаешь за талию - крепко, властно, так, как мне необходимо. Кладу голову тебе на плечо, прижимаюсь спиной к груди.
- Тут всегда жарко, - хмыкаю я. - И красиво. Так красиво.
Ты ничего не отвечаешь, да и не нужно этого сейчас. Ты четыре месяца учил меня заново двигаться, разговаривать, просто-напросто жить, имеешь право отдохнуть. Иногда мне кажется, что ты просто отдал мне часть того, что я называю душой, хотя ты и не веришь в ее существование у вампиров. Ты ведь отдал лучшее, Клаус? Влил в меня жизнь и такую необходимую надежду словами, объятиями и невесомыми поцелуями. Я теперь с тобой переплетена не только единой судьбой, но и одной на двоих надеждой. Нам нужно ее беречь, я теперь знаю, что без нее нет ничего. И меня, наверное, уже не будет без тебя.
- Расскажи мне об Эстер, - прошу я, когда солнце начинает тонуть в океане.
- Уверена?
- Да, мне важно знать.
- Если кратко, то ее больше нет. Она использовала Ребекку, как приманку. Ей нужно было проводить ритуал в определенном месте, как иначе нас туда привлечь она не знала. Но некоторые ее помощники отказались от своей роли в спектакле. Это и разрушило все ее планы, - сухо отвечаешь ты. Знаю, что больно говорить о предательстве собственной матери. Как же могла она не принять тебя? Сколько бы зла в тебе не было, есть и доброта. Скрытая за десятками масок и сотнями стен, но она все же есть.
- Какие именно помощники? Финн? Я слышала что-то об этом, - небо становится алым, окрашивает наши переплетенные руки в кровавые тона - словно обличает истинную сущность.
- Финн в том числе. Он же нашел эту свою Сейдж, наверное, это помогло ему отказаться от своих суицидальных планов. А еще Гилберт и Сальваторе нам помогли, - ты хмыкаешь, я же удивленно замираю. Да уж, многое я упустила за время своей психологической реабилитации.
- Елена и Деймон? Они тоже в этом участвовали?
- Конечно. А еще Беннет, куда же без нее? Наверное, они посчитали, что моя семья - слишком большая угроза для мирного городка Мистик Фолс. Думали, наверняка, что мы обязательно покусимся на их скучную жизнь, поэтому решили сделать это первыми. А тут так вовремя Эстер нашлась, - ты тяжело вздыхаешь, а потом уже быстро заканчиваешь: - В общем, когда начало пахнуть жареным, Сальваторе благоразумно решил изменить тактику и сделать вид, что он всегда был за нас. Даже помог найти тебя.
- Ммм, ясно, - мне и правда нечего больше сказать. Я устала от интриг и коварных планов. Мне не хочется думать о побуждениях кого-либо, даже если это Деймон, которого когда-то я, кажется, любила. - Интересно, почему Эстер отдала меня Эр... - голос перехватывает, я до сих пор не в силах произносить это имя, вспоминать о тех днях в пещере.
- Наверное, хотела сделать мне еще больнее, вынуждая выбирать, - ты пожимаешь плечами и целуешь меня в висок. - Кэролайн, мы никогда не говорили о том, почему я все-таки поехал за Ребеккой... - я не даю тебе договорить, прижимаю кончики пальцев к губам.
- Ты сделал единственно правильный выбор. Ты любишь их так долго, Клаус. Неужели я могу винить тебя за то, что в первую очередь ты спас сестру? Я никогда не злилась из-за этого. Только не из-за этого...
***
Меня мучает бессонница. В окно заглядывает круглый диск полного Месяца, заливает всю комнату темно-синим сиянием. Занавески на окнах шелестят на ветру, а еще слышно, как мягко плещется вода в океане. Когда две недели назад мы приехали сюда, первые дни я снова только молчала, наслаждалась тишиной и покоем. Ведь в окружении семьи было хорошо, но очень шумно, иногда мне казалось, что количество людей в доме превосходит все допустимые нормы; я постоянно сталкивалась с кем-то в коридоре, просыпалась под звуки ссор, выслушивала сотни и тысячи историй за день. Знаю, что так они пытались отвлечь меня, и это действительно принесло определенные плоды, но через какое-то время моей единственной мечтой стало побыть хотя бы несколько часов самой или, еще лучше, наедине с тобой. И ты, кажется, догадался о моем желании, когда заявил, что нам пора сменить обстановку.
- Ты чего не спишь?
- Клаус, черт! - я испуганно дергаюсь, услышав твой вопрос. Слишком задумалась и даже не заметила, как ты проснулся. - Напугал меня! Не знаю, не спится. Жарко слишком.
- Жарко? Ну, значит, пошли! - ты выпутываешься из простыни, откидываешь ее и поднимаешься с кровати, крепко обхватив меня за ладонь. Мне ничего не остается, как последовать за тобой.
Вода теплая, но все-таки немного остужает разгоряченные тела. А потом мы лежим на мягком песке, смотрим в небо, где загадочно мерцают миллионы звезд. Интересно, хватит ли вечности, чтобы пересчитать все? Наверное, это невозможно, ведь небо тоже меняется, старые звезды гибнут, а новые зарождаются. Так и люди, видимо, меняются - что-то теряя, приобретая что-либо взамен. Перемены есть всегда, пока жизнь существует.
Не знаю, сколько проходит времени, но от созерцания меня отвлекает твое тихое сопение. Ты спишь, лишь ресницы иногда дрожат, а еще ты так забавно морщишь нос, словно мальчишка, потревоженный странными снами. Улыбаюсь, кончиками пальцев провожу по твоим губам. Когда-то я думала, что мне не хватит и миллионов лет, чтобы простить всю боль, причиненную тобою. А сейчас понимаю, что ты давно прощен. Ты искупил вину, когда вдохнул жизнь в мертвую куклу.
- Я люблю тебя, Клаус - знаю, что ты не слышишь сейчас, но это неважно. Слова так мало значат, в них лишь жалкие крупицы правды и огромные куски иллюзий. Лучше я докажу любовь поступками. Буду рядом и радости, и в горе. Столько, сколько ты захочешь.
***
Япония, Токио, 2020 год, май, 05.40
- Ты никогда не думала, что твоя привязанность просто следствие тех жутких месяцев? Ты считаешь, что я делал это все из благородства, но ведь это не так, куколка! Как же ты не понимаешь, что мною двигали только чувство вины и злость? Я действительно считаю, что мог уберечь тебя тогда, если бы действовал немного быстрее. Ну и, конечно, я злился, потому что никто не имел права забирать тебя у меня. Вот и все!
- Неправда! Ты, может, когда-то наберешься смелости, чтобы признаться мне в настоящих мотивах всех своих поступков? - ты хмыкаешь, а потом добавляешь: - Впрочем, неважно. Сегодня мы судим меня, не тебя. Что еще рассказать тебе?
- Хм, например, где ты была четыре месяца, как думаешь? Что заставило тебя уехать после нескольких спокойных лет, когда ты была так нужна мне? - я наблюдаю за выражением твоего лица, на нем не дрогнул ни единый мускул. Выдержка то, чему ты научилась досконально.
- Уехать было необходимо. Я должна была расплатиться со всеми долгами. Ты не поймешь, Клаус.
- Так попробуй сделать так, чтобы понял, - я обхватываю тебя за плечи, встряхиваю. Сколько же можно ходить вокруг да около?
- Ладно, как знаешь. Я расскажу, где была. Все расскажу. Времени осталось так мало...
@темы: Кукловод, Работы в процессе