Каждый человек сумасшедший. Вся суть в том, насколько далеко находятся ваши палаты..
- Чудесно, мы застряли намертво! - сквозь зубы прошипел Кристиан, нетерпеливо барабаня пальцами по рулю. Где-то впереди произошла масштабная авария, и теперь поток машин растянулся на несколько километров. Сзади истошно сигналил то ли какой-то слепец, то ли идиот, на заднем сидении заливался криком младенец, жара стояла просто адская - и в итоге Кристиан сорвался. В конце концов, он же не святой - и так проявлял чудеса выдержки последние два месяца, с тех пор, как родился внук. Он резко высунул руку в раскрытое окно и, показав фак этому нетерпеливому уроду, удовлетворенно хмыкнул. Правда уже через секунду его лицо вновь выражало лишь раздражение и усталость - нелегко было сохранять хорошее расположение духа под аккомпанемент крика двухмесячного ребенка. - Авиан, ты можешь его нормально качать? - рявкнул Кристиан, поворачиваясь к заднему сидению, где его сын медленно раскачивался, меланхолично смотря пустым взглядом в окно.
- Он плачет, - невпопад заметил Авиан, взглянув на кричащего сына так, будто до этого не замечал его присутствия и теперь жутко удивился.
- Поверь, я слышу, - заметил Кристиан и, подавив тяжелый вздох, произнес: - Дай мне его сюда. Все равно стоим.
Авиан безропотно передал ребенка папе и закрыл глаза, не замечая тревожных взглядов, которые иногда бросал на него в зеркало Кристиан.
Волноваться действительно было из-за чего. После смерти Эльмана Авиан тоже стал напоминать покойника - этакая неприкаяная душа из фильма ужасов. Бледный до синевы, болезненно худой, со впалыми щеками - он мог часами бродить по родительскому дому, в который вернулся, или сидеть недвижимо, смотря в одну точку. Он очень удивлялся, когда к нему обращались: вздрагивал, непонимающе прикусывал губу и зачастую просил повторить, потому что, конечно же, все пропускал мимо ушей, затерявшись в каком-то своем мрачном мире. А еще он был патологически абсолютно равнодушен к малышу: брал его на руки лишь тогда, когда его вынуждали, не кормил, не смотрел на него, игнорировал его плач. Даже имя за два месяца он ему так и не дал! Кристиан, злясь, угрожал, что назовет внука сам, но потом, остыв, понимал, что никогда не сделает этого, не отнимет это право у Авиана. Потому что когда он выберется из своей раковины - сам или с посторонней помощью - то пожалеет о своем равнодушии, о том, что такой важный момент прошел без его участия. Но время шло, а лучше не становилось... Доктора велели ждать и набраться терпения, мол, тяжелая психологическая травма и послеродовая депрессия не проходят так быстро, но Кристиану все чаще хотелось ударить Авиана. Сильно ударить, так, чтобы было больно, стыдно и обидно - как угодно, но только не равнодушно. Так хотелось, чтобы он заплакал, или бился в истерике, или ненавидел весь мир - делал хоть что-нибудь!
Иногда Кристиан подумывал отвезти его на кладбище, на могилу Эльмана. Да, жестоко, но может быть хоть это вскрыло бы его ледяной панцирь, выпустив наружу боль. Потому что она пока вся копилась внутри - с каждым днем все больше и больше. Но опасение сделать еще хуже останавливали, да и Джастин был против, утверждая, что Авиан обязательно съездит туда, но лишь когда будет готов. А вообще Кристиан был рад - если слово "рад" вообще можно было применить к подобной ситуации - что во время похорон Авиан все еще не пришел в себя после тяжелых родов. Эльмана хоронили в закрытом гробу: он очень обгорел при аварии, но вся эта угнетающая обстановка, еле стоящий на ногах Эрик, постаревший, кажется, на двадцать лет, все равно стали бы для Авиана очередным серьезным потрясением. Но рано или поздно ему необходимо было попрощаться - увидеть собственными глазами и понять, что все закончилось и необходимо идти вперед, как бы сложно не давался каждый шаг.
- Вот и все, он уснул, - тихо проговорил Кристиан, отгоняя от себя навязчивые мысли. Ему уж точно сейчас необходимо было твердо стоять на ногах, не отвлекаясь на мрачные думы и размытые планы на будущее. - Возьми его, Авиан. Авиан, милый, слышишь?
- Да-да, слышу. Хорошо, - Кристиан осторожно передал внука Авиану, никак не комментируя его неловкость. Вначале он еще пытался давать советы: "возьми так", "не бойся, будь увереннее", "не отвлекайся, держи крепче", но со временем понял, что делает только хуже. В такие моменты Авиан съеживался, втягивал голову в плечи, будто нашкодивший ребенок. Ребенок с ребенком на руках. Конечно, его страх перед младенцем можно было объяснить молодостью, но самому Кристиану только-только исполнилось семнадцать, когда родился Адриан. Он хорошо помнил, что было сложно, и как велики были опасения сделать что-нибудь не так. Но все же он пытался, учился, понимая, что за него это никто не сделает. Хотя сравнивать их с сыном ситуации было глупо - Авиану, бесспорно, было на порядок сложнее и времени ему требовалось больше. А пока и самому Кристиану, и Джастину оставалось лишь терпеть, заботиться о внуке и надеяться, что рано или поздно Авиан таки обретет заслуженное счастье.
***
Авиан сидел на ступеньках крыльца, обхватив колени руками, и рассматривал звездное небо. Он проводил так уже не первую и даже не десятую ночь: часто-часто, после того, как малыш просыпался, ему уже не удавалось лежать на кровати недвижимо и пялиться в темный потолок. Ребенок плакал в родительской комнате, - его кроватка стояла там - а Авиан мерил шагами свою спальню, все порываясь пойти туда. Он хватался за дверную ручку, чтобы уже в следующее мгновение разжать пальцы и, горестно опустив плечи, отойти к окну. Какой смысл в его присутствии? Там был Кристиан - он наверняка знал, как успокоить внука, а Авиан бы лишь путался под ногами, не зная, что делать. Его сыну уж точно будет лучше без него - никудышнего, сломленого, не знающего, как справиться с собственной жизнью. Что он мог дать ребенку? Чему научить: плыть по течению, принимать неверные решения, сдаваться и опускать руки? Да уж, "чудесные" умения, ничего не скажешь...
И когда не оставалось сил выносить плач своего ребенка, Авиан выскальзывал из душной спальни - замирал на мгновение в нерешительности и разворачивался в противоположную от родительской комнаты сторону. Быстро преодолевал коридор, бесшумно спускался по лестнице, одновременно и страдая, и испытывая облегчение оттого, что малыша больше не было слышно. А потом, так же, как и сегодня, часами сидел на все еще теплых от августовской жары ступенях и смотрел в небо. Конечно, он не верил во все эти глупости, мол, "звезды - это души умерших", но куда еще смотреть, если человека больше нет на земле?
Ни разу до этой ночи его уединение никто не тревожил, поэтому Авиан испуганно вздрогнул, когда рядом с ним опустился Джастин. Непривычно было видеть всегда элегантного, одетого с иголочки отца в старом халате и с расстрепаными волосами. Несколько первых минут чувствовалась какая-то неловкость; по крайней мере сам Авиан крайне отчетливо ощущал эту неловкость - он пытался подобрать достойную тему для разговора, лишь бы только не сидеть в тишине, но на ум ничего подходящего не приходило. Но вскоре он понял, что отец не ждет от него светской беседы. Он тоже, кажется, думал о чем-то своем, поэтому Авиан расслабился и вскоре стал вполне уютно чувствовать себя в такой компании.
- После рождения Адриана, - тихо заговорил Джастин спустя какое-то время, - нам было очень тяжело. С бизнесом не ладилось совершенно, я влез в ужасные долги, мне днями названивали с вежливыми и не очень требованиями вернуть деньги. А дома меня ждал Кристиан с младенцем на руках. Я приходил из одного ада в другой, с работы, где ничего не получалось, в тесную съемную квартирку, где заставал зареванного измученного мужа и орущего ребенка. Эйд в этом плане был уникальным - бывало, визжал на одной ноте часа три-четыре, не замолкая, что бы с ним ни делали. Я срывался, кричал, уходил, хлопая дверью, не понимая, за что судьба так жестока со мной. Я ведь многого не просил: лишь возможность обеспечить свою семью... - Джастин надолго замолчал. Достал из кармана халата пачку сигарет и зажигалку. Прикурил, на мгновение осветив вспышкой строгий профиль, затянулся... Авиан впервые видел его курящим, но ничего по этому поводу не сказал. Вместо этого, откашлявшись, заметил:
- С папой, наверное, было сложно.
- Сложно, - согласился Джастин. - Но это, по сути, не его вина. Ты же знаешь его родственников: уже несколько поколений бедные, будто церковные мыши, но зато продолжают кичится чистотой своей родословной и известными предками. Родители Кристиана согласились на наш брак лишь тогда, когда я выплатил их долги. Очень приличную сумму, стоит заметить. Но уже через год они снова заложили дом, потому что слово "экономия" всегда казалось им жутким оскорблением. К счастью, твой папа оказался более благоразумен и в тот период научился ценить деньги и не швыряться ими направо и налево. Но факт остается фактом - было сложно. А еще тогда на нашем пути появился мой бывший одноклассник. Омега, настоящий умница: скромный, сдержанный, хозяйственный. До сих пор помню, как я пригласил его к нам на ужин... - Джастин хмыкнул, выпуская изо рта очередное колечко табачного дыма.
- Расскажешь? - робко попросил Авиан. Впервые за два месяца что-то заинтересовало его. Впервые за всю свою жизнь он чувствовал себя настолько близким с отцом.
- Ну, что? Я заранее предупредил Кристиана, что приведу школьного товарища. Думал, он сам догадается, что неплохо бы убрать хоть немного. Мы приходим, а дома кавардак хуже обычного. Адриан заливается на руках у Криса, а тот такой злой, чуть пар с него не валит. Я тогда тоже разозлился. Мне казалось, что это же так просто: убрать и успокоить ребенка. А когда Джерард - омега этот - принялся хлопотать по хозяйству, я только уверился в своей мысли. У него все получалось: уже за пять минут он укачал Эйда, споро приготовил вкусный ужин, от которого я за время брака совсем отвык, и даже убрался немного в квартире. Я смотрел на Джерарда - такого зрелого, мудрого, способного решить любую проблему, а потом смотрел на твоего папу - семнадцатилетнего взбалмошного, капризного, дерзкого мальчишку... Думаю, ты и сам догадываешься, в чью пользу тогда было сравнение.
- Да, - медленно кивнул Авиан. Конечно, он безумно любил папу, но стоило признать, что у него был тяжелый характер. - И что ты сделал потом?
- Ничего не сделал. Как видишь, я все еще здесь, - улыбнулся Джастин. - Хотя в тот момент я вполне серьезно раздумывал над тем, как бы замечательно сложилась моя жизнь, не будь всех этих трудностей. Я представлял, как заберу Адриана, и мы втроем - вместе с Джерардом - переедем в загородный дом, оставшийся от моих родителей. Было несложно вообразить нашу жизнь: спокойную, размеренную, без скандалов и споров. И что с того, что я любил Кристиана? Это только в сказках любовь все терпит и побеждает, а в реальной жизни нет ничего больнее, чем видеть, как страдает любимый человек. Мне на какое время показалось, что и для Кристиана так будет лучше, что он будет счастлив, если я позволю ему наслаждаться молодостью и заберу ребенка. Но той же ночью, проснувшись, я увидел их двоих: Крис сидел в кресле, держал на руках спящего Эйда, и я точно знал, что все он понимает, что каждую мою мысль прочитал. И еще я знал, что ему страшно. Он в ту ночь выглядел совсем еще ребенком, и мне было так паршиво, что ненадолго, но я все же опустил руки. Потому что у каждого человека есть те люди, ради которых нужно бороться. Даже если больно, страшно, тяжело - но все равно бороться, ведь сдаться - это то же, что и предать их. Для меня такие люди - это Кристиан и ты с братьями. А для тебя...
Джастин замолчал. Договаривать смысла не было. Конец фразы и так повис в воздухе - ясный, четкий, но не обидный, не в виде нотации или упрека. Просто намек - достаточно ненавязчивый, чтобы отмахнуться от него, если захочется. Хотелось ли Авиану отмахнуться? Сделать вид, что не услышал или не понял? Конечно, хотелось. Потому что да, ему было страшно и больно, и тяжело одновременно, и он не обладал и сотой долей отцовской выдержки, чтобы с уверенностью сказать сейчас, что он, Авиан, тоже справится и сможет дать сыну все необходимое, и никогда не опустит руки...
- Я не знаю, что мне делать... - прошептал он.
- Никто не знает, Авиан. Не существует инструкции о том, как тебе прожить твою жизнь. Можно и дальше сидеть здесь, называть своего сына "малыш" и смотреть в небо. Думаю, так ты навсегда убережешь себя от малейших горестей. А можно встать и начать наконец-то жить. Набивать шишки, испытывать боль, но это, дорогой, цена за то, чтобы испытать и счастье. Решение за тобой.
Еще несколько минут они сидели в тишине. Джастин крутил в руках зажигалку, Авиан вновь смотрел на небо, которое начало затягивать грозовыми тучами. Может, дождь, наконец-то, пройдет и собъет эту невыносимую изматывающую жару... Ребенок, наверное, тогда и спать станет лучше... И имя ему бы дать уже давно пора...
В конце концов, Джастин определенно был прав в одном: Авиан мог страдать, ненавидеть и упрекать себя сколько угодно, но его саморазрушение не должно было распространяться на сына.
- Отец...
- Да?
- Спасибо, - пробормотал Авиан, радуясь тому, что в темноте не видно его лица.
- Не за что. Я ничего не сделал. Выбор только за тобой, помнишь? - Джастин взъерошил волосы сына и, широко зевнув в кулак, пробормотал: - Пойдем в дом? Ребенок просыпается в шесть, так что спать осталось недолго.
- Недолго... - повторил Авиан, прикусив губу. Он точно знал, что не уснет: все будет думать-думать об этом странном отцовском откровении, но размышлять можно было и в спальне. Там хотя бы будет слышно, когда проснется сын... - Да, идем.
***
Кристиан, конечно, удивился, когда утром Авиан постучал в дверь родительской спальни. Он неверяще нахмурился, перевел вопросительный взгляд на Джастина, но отец только пожал плечами и повернулся к зеркалу, поправляя галстук.
- Доброе утро... - пробормотал Авиан, неловко переминаясь на пороге с ноги на ногу. - Я...
- Доброе утро, милый, - прервал невнятные объяснения Кристиан. Он уже взял себя в руки, как будто не было ничего необычного в странном появлении сына. - Закрывай дверь, проходи. Возьми мелкого. Покормишь его, ладно?
- Да, - неуверенно согласился Авиан. В конце концов, невозможно было перестроиться за несколько часов. И пусть разговор с Джастином помог, убедил, что, несмотря ни на какие обстоятельства, необходимо хотя бы пытаться заботиться о ребенке, это все же не уберегало ни от дрожащих рук, ни от сковывающего страха. Впрочем, при помощи суетящегося вокруг Кристиана, все получилась проще и легче, чем казалось.
Ребенок жадно пил из бутылочки, забавно сморщив нос, а Авиан просто любовался им. Странно, но, кажется, за прошедшие два месяца он ни разу так и не удосужился рассмотреть сына. Боялся увидеть сходство с Эльманом и сделать крест своей вины неподъемным. Ведь из-за его глупости, из-за неумения убедить, из-за желания просто скинуть свою ответственность на чужие плечи - сейчас это дитя осталось без отца. Родного по крови или нет - неважно. Эльман бы любил его в любом случае. Просто увидеть схожие черты было бы больно, будто вновь разворошить едва-едва начавшую затягиваться рану.
Вскоре Джастин ушел, многозначительно кивнул Авиану напоследок. В этом сухом жесте сквозило то такое необходимое одобрение, от которого в груди разлилось приятное тепло. Уж очень давно он не давал родителям даже такого незначительного повода для гордости.
Кристиан продолжал сидеть перед зеркалом: все еще сонный, в халате, без идеальной укладки - было заметно, как его утомили последние месяцы. Но каждый раз, ловя в отражении взгляд сына, он находил в себе силы улыбнуться - ласково и успокаивающе. И Авиан неожиданно для самого себя заговорил - без репетиций, планов, взвешивания всех "за" и "против". Просто почувствовал, что рассказать - это первый шаг из многих-многих шагов, которые ему предстоит сделать, если уж он решил жить хотя бы ради сына.
- Эльман, возможно, биологический отец ребенка.
Кристиан - стоит отдать ему должное - смог сохранить абсолютно равнодушное, даже какое-то отстраненное выражение лица. Их с Авианом взгляды встретились на мгновение, но уже через секунду Крис склонил голову. Сейчас он чем-то напоминал священника в исповедальне, разве что четок, которые он бы перебирал тонкими бледными пальцами, не хватало. И это его умиротворение еще сильнее расслабило Авиана, настолько, что он подивился, почему же раньше так и не решился выложить всю правду как на духу. Ведь возможностей было более, чем достаточно.
- Эльман был одним из трех альф, с которыми я находился в камере, - продолжил Авиан, отставив пустую бутылочку. Малыш на его руках лежал тихо и был совсем-совсем не страшным. И стоило его избегать так долго? - Это, конечно, была случайность, что мы встретились в доме его родителей. Но после этого он почему-то решил, что ребенок наверняка от него. Эльману казалось, что мы хорошо сможем ужиться. Ну, знаешь, совместное прошлое и все такое... Не нужно строить из себя тех, кем мы не являлись. Но на деле оказалось, что мы в тюрьме - это же еще не все грани наших характеров. Мы поспешили, хотели, чтобы было просто, чтобы решать ничего не пришлось. Ему ведь все равно рано или поздно довелось бы жениться, а я оказался... под рукой, - Авиан горько хмыкнул, замолчал ненадолго. Кристиан все так же не смотрел на него, не пытался вставить никаких комментариев, осознавая, что любое замечание сейчас может разрушить этот откровенный порыв. - Нет, конечно, он испытывал ко мне какую-то симпатию, был ко мне добр, но он не любил меня. Я знал и все же согласился. И вот к чему это привело в итоге...
Авиан прикрыл глаза - только разреветься сейчас не хватало. Несколько раз глубоко вздохнул, собираясь с силами, и вновь заговорил:
- Там, в тюрьме остался человек, благодаря которому я сейчас здесь. Человек, который все время был рядом. Он спас меня. И Эльмана наверняка неединожды спасал... Если бы я сдержал слово, если бы помог ему... - Авиан сердито смахнул слезинку, все-таки сорвавшуюся с ресниц. - В тот вечер мне бы хватило одного-единственного звонка ему, чтобы он удержал Эльмана. Он знал, что делать, потому что любил его по-настоящему, он бы...
Горло перехватило, и Авиан уже не смог договорить. Опустив голову, он смотрел на уснувшего сына, поэтому вздрогнул, когда Кристиан опустился перед ним на колени. Переведя взгляд на папу, он попытался улыбнуться, но получилась лишь жалкая горестная гримаса.
- Прошлое - оставь в прошлом. Мог бы, сделал бы - какой толк от этих предположений? Лучше думай о том, что можешь сделать сейчас! И не просто думай, а делай, милый! - сказал Кристиан, ласково поглаживая Авиана по руке.
- Я хочу забрать этого человека из тюрьмы, хочу исполнить свое обещание. Но я не знаю... не знаю, с чего начать и вообще... возможно ли это? - Авиан смущенно прикусил губу. Конечно, он понимал, каким образом можно помочь Далиану: необходимо много денег. А учитывая, что бета не впервые был заключен, наверное, сумма окажется очень большой. И было неловко, ведь помочь обещал он, а на деле за него все эти проблемы придется вновь решать родителям.
- Конечно, возможно, - решительно кивнул Кристиан. - В конце концов, я бы тоже хотел сказать ему "спасибо". Я поговорю с Джастином, мы свяжемся с адвокатами, хорошо? Не бери в голову, Вин. Твоя забота пока - это сын. А все остальное оставь за нами.
- Вы и так постоянно решаете мои проблемы...
- Ох, милый мой, брось! - отмахнулся Кристиан. - Когда мне исполнится девяносто, и я начну гадить под себя, тогда у тебя будет чудесная возможность позаботиться обо мне, - Авиан тихо рассеялся, опасаясь разбудить сына.
- Спасибо, папа.
- Пожалуйста, детка, - Кристиан хмыкнул и, переведя взгляд на внука, произнес: - Положи его в кроватку. Думаю, пару часов тишины нам обеспечено.
- А можно я еще немножко подержу его? - робко попросил Авиан.
- Эй, ты что? - нахмурился Кристиан. - Что это за "можно" еще? Это твой сын, ты не обязан просить у меня разрешения. Я же не приказываю, Авиан, просто советую. В свое время я Адриана приучил и целыми ночами приходилось его на руках таскать. Поверь мне, удовольствие крайне сомнительное. Но если недолго, то вреда точно не будет. Я спущусь вниз, попрошу принести нам завтрак сюда. А потом можно будет глянуть на ту комнату, напротив твоей. Мне кажется, из нее получится отличная детская. Ни о чем не волнуйся, хорошо? - с этими словами Кристиан ловко поднялся на ноги, чмокнул сына в висок и вышел из комнаты, тихо притворив за собой дверь.
За окном разгорался новый день. На коленях беззаботно сопел ребенок. Авиан впервые за два месяца вновь чувствовал себя живым.
- Он плачет, - невпопад заметил Авиан, взглянув на кричащего сына так, будто до этого не замечал его присутствия и теперь жутко удивился.
- Поверь, я слышу, - заметил Кристиан и, подавив тяжелый вздох, произнес: - Дай мне его сюда. Все равно стоим.
Авиан безропотно передал ребенка папе и закрыл глаза, не замечая тревожных взглядов, которые иногда бросал на него в зеркало Кристиан.
Волноваться действительно было из-за чего. После смерти Эльмана Авиан тоже стал напоминать покойника - этакая неприкаяная душа из фильма ужасов. Бледный до синевы, болезненно худой, со впалыми щеками - он мог часами бродить по родительскому дому, в который вернулся, или сидеть недвижимо, смотря в одну точку. Он очень удивлялся, когда к нему обращались: вздрагивал, непонимающе прикусывал губу и зачастую просил повторить, потому что, конечно же, все пропускал мимо ушей, затерявшись в каком-то своем мрачном мире. А еще он был патологически абсолютно равнодушен к малышу: брал его на руки лишь тогда, когда его вынуждали, не кормил, не смотрел на него, игнорировал его плач. Даже имя за два месяца он ему так и не дал! Кристиан, злясь, угрожал, что назовет внука сам, но потом, остыв, понимал, что никогда не сделает этого, не отнимет это право у Авиана. Потому что когда он выберется из своей раковины - сам или с посторонней помощью - то пожалеет о своем равнодушии, о том, что такой важный момент прошел без его участия. Но время шло, а лучше не становилось... Доктора велели ждать и набраться терпения, мол, тяжелая психологическая травма и послеродовая депрессия не проходят так быстро, но Кристиану все чаще хотелось ударить Авиана. Сильно ударить, так, чтобы было больно, стыдно и обидно - как угодно, но только не равнодушно. Так хотелось, чтобы он заплакал, или бился в истерике, или ненавидел весь мир - делал хоть что-нибудь!
Иногда Кристиан подумывал отвезти его на кладбище, на могилу Эльмана. Да, жестоко, но может быть хоть это вскрыло бы его ледяной панцирь, выпустив наружу боль. Потому что она пока вся копилась внутри - с каждым днем все больше и больше. Но опасение сделать еще хуже останавливали, да и Джастин был против, утверждая, что Авиан обязательно съездит туда, но лишь когда будет готов. А вообще Кристиан был рад - если слово "рад" вообще можно было применить к подобной ситуации - что во время похорон Авиан все еще не пришел в себя после тяжелых родов. Эльмана хоронили в закрытом гробу: он очень обгорел при аварии, но вся эта угнетающая обстановка, еле стоящий на ногах Эрик, постаревший, кажется, на двадцать лет, все равно стали бы для Авиана очередным серьезным потрясением. Но рано или поздно ему необходимо было попрощаться - увидеть собственными глазами и понять, что все закончилось и необходимо идти вперед, как бы сложно не давался каждый шаг.
- Вот и все, он уснул, - тихо проговорил Кристиан, отгоняя от себя навязчивые мысли. Ему уж точно сейчас необходимо было твердо стоять на ногах, не отвлекаясь на мрачные думы и размытые планы на будущее. - Возьми его, Авиан. Авиан, милый, слышишь?
- Да-да, слышу. Хорошо, - Кристиан осторожно передал внука Авиану, никак не комментируя его неловкость. Вначале он еще пытался давать советы: "возьми так", "не бойся, будь увереннее", "не отвлекайся, держи крепче", но со временем понял, что делает только хуже. В такие моменты Авиан съеживался, втягивал голову в плечи, будто нашкодивший ребенок. Ребенок с ребенком на руках. Конечно, его страх перед младенцем можно было объяснить молодостью, но самому Кристиану только-только исполнилось семнадцать, когда родился Адриан. Он хорошо помнил, что было сложно, и как велики были опасения сделать что-нибудь не так. Но все же он пытался, учился, понимая, что за него это никто не сделает. Хотя сравнивать их с сыном ситуации было глупо - Авиану, бесспорно, было на порядок сложнее и времени ему требовалось больше. А пока и самому Кристиану, и Джастину оставалось лишь терпеть, заботиться о внуке и надеяться, что рано или поздно Авиан таки обретет заслуженное счастье.
***
Авиан сидел на ступеньках крыльца, обхватив колени руками, и рассматривал звездное небо. Он проводил так уже не первую и даже не десятую ночь: часто-часто, после того, как малыш просыпался, ему уже не удавалось лежать на кровати недвижимо и пялиться в темный потолок. Ребенок плакал в родительской комнате, - его кроватка стояла там - а Авиан мерил шагами свою спальню, все порываясь пойти туда. Он хватался за дверную ручку, чтобы уже в следующее мгновение разжать пальцы и, горестно опустив плечи, отойти к окну. Какой смысл в его присутствии? Там был Кристиан - он наверняка знал, как успокоить внука, а Авиан бы лишь путался под ногами, не зная, что делать. Его сыну уж точно будет лучше без него - никудышнего, сломленого, не знающего, как справиться с собственной жизнью. Что он мог дать ребенку? Чему научить: плыть по течению, принимать неверные решения, сдаваться и опускать руки? Да уж, "чудесные" умения, ничего не скажешь...
И когда не оставалось сил выносить плач своего ребенка, Авиан выскальзывал из душной спальни - замирал на мгновение в нерешительности и разворачивался в противоположную от родительской комнаты сторону. Быстро преодолевал коридор, бесшумно спускался по лестнице, одновременно и страдая, и испытывая облегчение оттого, что малыша больше не было слышно. А потом, так же, как и сегодня, часами сидел на все еще теплых от августовской жары ступенях и смотрел в небо. Конечно, он не верил во все эти глупости, мол, "звезды - это души умерших", но куда еще смотреть, если человека больше нет на земле?
Ни разу до этой ночи его уединение никто не тревожил, поэтому Авиан испуганно вздрогнул, когда рядом с ним опустился Джастин. Непривычно было видеть всегда элегантного, одетого с иголочки отца в старом халате и с расстрепаными волосами. Несколько первых минут чувствовалась какая-то неловкость; по крайней мере сам Авиан крайне отчетливо ощущал эту неловкость - он пытался подобрать достойную тему для разговора, лишь бы только не сидеть в тишине, но на ум ничего подходящего не приходило. Но вскоре он понял, что отец не ждет от него светской беседы. Он тоже, кажется, думал о чем-то своем, поэтому Авиан расслабился и вскоре стал вполне уютно чувствовать себя в такой компании.
- После рождения Адриана, - тихо заговорил Джастин спустя какое-то время, - нам было очень тяжело. С бизнесом не ладилось совершенно, я влез в ужасные долги, мне днями названивали с вежливыми и не очень требованиями вернуть деньги. А дома меня ждал Кристиан с младенцем на руках. Я приходил из одного ада в другой, с работы, где ничего не получалось, в тесную съемную квартирку, где заставал зареванного измученного мужа и орущего ребенка. Эйд в этом плане был уникальным - бывало, визжал на одной ноте часа три-четыре, не замолкая, что бы с ним ни делали. Я срывался, кричал, уходил, хлопая дверью, не понимая, за что судьба так жестока со мной. Я ведь многого не просил: лишь возможность обеспечить свою семью... - Джастин надолго замолчал. Достал из кармана халата пачку сигарет и зажигалку. Прикурил, на мгновение осветив вспышкой строгий профиль, затянулся... Авиан впервые видел его курящим, но ничего по этому поводу не сказал. Вместо этого, откашлявшись, заметил:
- С папой, наверное, было сложно.
- Сложно, - согласился Джастин. - Но это, по сути, не его вина. Ты же знаешь его родственников: уже несколько поколений бедные, будто церковные мыши, но зато продолжают кичится чистотой своей родословной и известными предками. Родители Кристиана согласились на наш брак лишь тогда, когда я выплатил их долги. Очень приличную сумму, стоит заметить. Но уже через год они снова заложили дом, потому что слово "экономия" всегда казалось им жутким оскорблением. К счастью, твой папа оказался более благоразумен и в тот период научился ценить деньги и не швыряться ими направо и налево. Но факт остается фактом - было сложно. А еще тогда на нашем пути появился мой бывший одноклассник. Омега, настоящий умница: скромный, сдержанный, хозяйственный. До сих пор помню, как я пригласил его к нам на ужин... - Джастин хмыкнул, выпуская изо рта очередное колечко табачного дыма.
- Расскажешь? - робко попросил Авиан. Впервые за два месяца что-то заинтересовало его. Впервые за всю свою жизнь он чувствовал себя настолько близким с отцом.
- Ну, что? Я заранее предупредил Кристиана, что приведу школьного товарища. Думал, он сам догадается, что неплохо бы убрать хоть немного. Мы приходим, а дома кавардак хуже обычного. Адриан заливается на руках у Криса, а тот такой злой, чуть пар с него не валит. Я тогда тоже разозлился. Мне казалось, что это же так просто: убрать и успокоить ребенка. А когда Джерард - омега этот - принялся хлопотать по хозяйству, я только уверился в своей мысли. У него все получалось: уже за пять минут он укачал Эйда, споро приготовил вкусный ужин, от которого я за время брака совсем отвык, и даже убрался немного в квартире. Я смотрел на Джерарда - такого зрелого, мудрого, способного решить любую проблему, а потом смотрел на твоего папу - семнадцатилетнего взбалмошного, капризного, дерзкого мальчишку... Думаю, ты и сам догадываешься, в чью пользу тогда было сравнение.
- Да, - медленно кивнул Авиан. Конечно, он безумно любил папу, но стоило признать, что у него был тяжелый характер. - И что ты сделал потом?
- Ничего не сделал. Как видишь, я все еще здесь, - улыбнулся Джастин. - Хотя в тот момент я вполне серьезно раздумывал над тем, как бы замечательно сложилась моя жизнь, не будь всех этих трудностей. Я представлял, как заберу Адриана, и мы втроем - вместе с Джерардом - переедем в загородный дом, оставшийся от моих родителей. Было несложно вообразить нашу жизнь: спокойную, размеренную, без скандалов и споров. И что с того, что я любил Кристиана? Это только в сказках любовь все терпит и побеждает, а в реальной жизни нет ничего больнее, чем видеть, как страдает любимый человек. Мне на какое время показалось, что и для Кристиана так будет лучше, что он будет счастлив, если я позволю ему наслаждаться молодостью и заберу ребенка. Но той же ночью, проснувшись, я увидел их двоих: Крис сидел в кресле, держал на руках спящего Эйда, и я точно знал, что все он понимает, что каждую мою мысль прочитал. И еще я знал, что ему страшно. Он в ту ночь выглядел совсем еще ребенком, и мне было так паршиво, что ненадолго, но я все же опустил руки. Потому что у каждого человека есть те люди, ради которых нужно бороться. Даже если больно, страшно, тяжело - но все равно бороться, ведь сдаться - это то же, что и предать их. Для меня такие люди - это Кристиан и ты с братьями. А для тебя...
Джастин замолчал. Договаривать смысла не было. Конец фразы и так повис в воздухе - ясный, четкий, но не обидный, не в виде нотации или упрека. Просто намек - достаточно ненавязчивый, чтобы отмахнуться от него, если захочется. Хотелось ли Авиану отмахнуться? Сделать вид, что не услышал или не понял? Конечно, хотелось. Потому что да, ему было страшно и больно, и тяжело одновременно, и он не обладал и сотой долей отцовской выдержки, чтобы с уверенностью сказать сейчас, что он, Авиан, тоже справится и сможет дать сыну все необходимое, и никогда не опустит руки...
- Я не знаю, что мне делать... - прошептал он.
- Никто не знает, Авиан. Не существует инструкции о том, как тебе прожить твою жизнь. Можно и дальше сидеть здесь, называть своего сына "малыш" и смотреть в небо. Думаю, так ты навсегда убережешь себя от малейших горестей. А можно встать и начать наконец-то жить. Набивать шишки, испытывать боль, но это, дорогой, цена за то, чтобы испытать и счастье. Решение за тобой.
Еще несколько минут они сидели в тишине. Джастин крутил в руках зажигалку, Авиан вновь смотрел на небо, которое начало затягивать грозовыми тучами. Может, дождь, наконец-то, пройдет и собъет эту невыносимую изматывающую жару... Ребенок, наверное, тогда и спать станет лучше... И имя ему бы дать уже давно пора...
В конце концов, Джастин определенно был прав в одном: Авиан мог страдать, ненавидеть и упрекать себя сколько угодно, но его саморазрушение не должно было распространяться на сына.
- Отец...
- Да?
- Спасибо, - пробормотал Авиан, радуясь тому, что в темноте не видно его лица.
- Не за что. Я ничего не сделал. Выбор только за тобой, помнишь? - Джастин взъерошил волосы сына и, широко зевнув в кулак, пробормотал: - Пойдем в дом? Ребенок просыпается в шесть, так что спать осталось недолго.
- Недолго... - повторил Авиан, прикусив губу. Он точно знал, что не уснет: все будет думать-думать об этом странном отцовском откровении, но размышлять можно было и в спальне. Там хотя бы будет слышно, когда проснется сын... - Да, идем.
***
Кристиан, конечно, удивился, когда утром Авиан постучал в дверь родительской спальни. Он неверяще нахмурился, перевел вопросительный взгляд на Джастина, но отец только пожал плечами и повернулся к зеркалу, поправляя галстук.
- Доброе утро... - пробормотал Авиан, неловко переминаясь на пороге с ноги на ногу. - Я...
- Доброе утро, милый, - прервал невнятные объяснения Кристиан. Он уже взял себя в руки, как будто не было ничего необычного в странном появлении сына. - Закрывай дверь, проходи. Возьми мелкого. Покормишь его, ладно?
- Да, - неуверенно согласился Авиан. В конце концов, невозможно было перестроиться за несколько часов. И пусть разговор с Джастином помог, убедил, что, несмотря ни на какие обстоятельства, необходимо хотя бы пытаться заботиться о ребенке, это все же не уберегало ни от дрожащих рук, ни от сковывающего страха. Впрочем, при помощи суетящегося вокруг Кристиана, все получилась проще и легче, чем казалось.
Ребенок жадно пил из бутылочки, забавно сморщив нос, а Авиан просто любовался им. Странно, но, кажется, за прошедшие два месяца он ни разу так и не удосужился рассмотреть сына. Боялся увидеть сходство с Эльманом и сделать крест своей вины неподъемным. Ведь из-за его глупости, из-за неумения убедить, из-за желания просто скинуть свою ответственность на чужие плечи - сейчас это дитя осталось без отца. Родного по крови или нет - неважно. Эльман бы любил его в любом случае. Просто увидеть схожие черты было бы больно, будто вновь разворошить едва-едва начавшую затягиваться рану.
Вскоре Джастин ушел, многозначительно кивнул Авиану напоследок. В этом сухом жесте сквозило то такое необходимое одобрение, от которого в груди разлилось приятное тепло. Уж очень давно он не давал родителям даже такого незначительного повода для гордости.
Кристиан продолжал сидеть перед зеркалом: все еще сонный, в халате, без идеальной укладки - было заметно, как его утомили последние месяцы. Но каждый раз, ловя в отражении взгляд сына, он находил в себе силы улыбнуться - ласково и успокаивающе. И Авиан неожиданно для самого себя заговорил - без репетиций, планов, взвешивания всех "за" и "против". Просто почувствовал, что рассказать - это первый шаг из многих-многих шагов, которые ему предстоит сделать, если уж он решил жить хотя бы ради сына.
- Эльман, возможно, биологический отец ребенка.
Кристиан - стоит отдать ему должное - смог сохранить абсолютно равнодушное, даже какое-то отстраненное выражение лица. Их с Авианом взгляды встретились на мгновение, но уже через секунду Крис склонил голову. Сейчас он чем-то напоминал священника в исповедальне, разве что четок, которые он бы перебирал тонкими бледными пальцами, не хватало. И это его умиротворение еще сильнее расслабило Авиана, настолько, что он подивился, почему же раньше так и не решился выложить всю правду как на духу. Ведь возможностей было более, чем достаточно.
- Эльман был одним из трех альф, с которыми я находился в камере, - продолжил Авиан, отставив пустую бутылочку. Малыш на его руках лежал тихо и был совсем-совсем не страшным. И стоило его избегать так долго? - Это, конечно, была случайность, что мы встретились в доме его родителей. Но после этого он почему-то решил, что ребенок наверняка от него. Эльману казалось, что мы хорошо сможем ужиться. Ну, знаешь, совместное прошлое и все такое... Не нужно строить из себя тех, кем мы не являлись. Но на деле оказалось, что мы в тюрьме - это же еще не все грани наших характеров. Мы поспешили, хотели, чтобы было просто, чтобы решать ничего не пришлось. Ему ведь все равно рано или поздно довелось бы жениться, а я оказался... под рукой, - Авиан горько хмыкнул, замолчал ненадолго. Кристиан все так же не смотрел на него, не пытался вставить никаких комментариев, осознавая, что любое замечание сейчас может разрушить этот откровенный порыв. - Нет, конечно, он испытывал ко мне какую-то симпатию, был ко мне добр, но он не любил меня. Я знал и все же согласился. И вот к чему это привело в итоге...
Авиан прикрыл глаза - только разреветься сейчас не хватало. Несколько раз глубоко вздохнул, собираясь с силами, и вновь заговорил:
- Там, в тюрьме остался человек, благодаря которому я сейчас здесь. Человек, который все время был рядом. Он спас меня. И Эльмана наверняка неединожды спасал... Если бы я сдержал слово, если бы помог ему... - Авиан сердито смахнул слезинку, все-таки сорвавшуюся с ресниц. - В тот вечер мне бы хватило одного-единственного звонка ему, чтобы он удержал Эльмана. Он знал, что делать, потому что любил его по-настоящему, он бы...
Горло перехватило, и Авиан уже не смог договорить. Опустив голову, он смотрел на уснувшего сына, поэтому вздрогнул, когда Кристиан опустился перед ним на колени. Переведя взгляд на папу, он попытался улыбнуться, но получилась лишь жалкая горестная гримаса.
- Прошлое - оставь в прошлом. Мог бы, сделал бы - какой толк от этих предположений? Лучше думай о том, что можешь сделать сейчас! И не просто думай, а делай, милый! - сказал Кристиан, ласково поглаживая Авиана по руке.
- Я хочу забрать этого человека из тюрьмы, хочу исполнить свое обещание. Но я не знаю... не знаю, с чего начать и вообще... возможно ли это? - Авиан смущенно прикусил губу. Конечно, он понимал, каким образом можно помочь Далиану: необходимо много денег. А учитывая, что бета не впервые был заключен, наверное, сумма окажется очень большой. И было неловко, ведь помочь обещал он, а на деле за него все эти проблемы придется вновь решать родителям.
- Конечно, возможно, - решительно кивнул Кристиан. - В конце концов, я бы тоже хотел сказать ему "спасибо". Я поговорю с Джастином, мы свяжемся с адвокатами, хорошо? Не бери в голову, Вин. Твоя забота пока - это сын. А все остальное оставь за нами.
- Вы и так постоянно решаете мои проблемы...
- Ох, милый мой, брось! - отмахнулся Кристиан. - Когда мне исполнится девяносто, и я начну гадить под себя, тогда у тебя будет чудесная возможность позаботиться обо мне, - Авиан тихо рассеялся, опасаясь разбудить сына.
- Спасибо, папа.
- Пожалуйста, детка, - Кристиан хмыкнул и, переведя взгляд на внука, произнес: - Положи его в кроватку. Думаю, пару часов тишины нам обеспечено.
- А можно я еще немножко подержу его? - робко попросил Авиан.
- Эй, ты что? - нахмурился Кристиан. - Что это за "можно" еще? Это твой сын, ты не обязан просить у меня разрешения. Я же не приказываю, Авиан, просто советую. В свое время я Адриана приучил и целыми ночами приходилось его на руках таскать. Поверь мне, удовольствие крайне сомнительное. Но если недолго, то вреда точно не будет. Я спущусь вниз, попрошу принести нам завтрак сюда. А потом можно будет глянуть на ту комнату, напротив твоей. Мне кажется, из нее получится отличная детская. Ни о чем не волнуйся, хорошо? - с этими словами Кристиан ловко поднялся на ноги, чмокнул сына в висок и вышел из комнаты, тихо притворив за собой дверь.
За окном разгорался новый день. На коленях беззаботно сопел ребенок. Авиан впервые за два месяца вновь чувствовал себя живым.