Каждый человек сумасшедший. Вся суть в том, насколько далеко находятся ваши палаты..
Посвящается твоему эго, М.
***
Можно часами стоять перед зеркалом. Ведь не грех любоваться на идеал, не стыдно восхищаться прекрасным, не зазорно награждать великолепие высокопарными эпитетами. читать дальшеИ ты любуешься, восхищаешься, награждаешь. Смотришь на свое отражение, улыбаешься ему теплее, чем кому-либо другому. Водишь кончиками пальцев по холодному стеклу, и если присмотреться на свету, то можно увидеть множество следов-черточек на зеркале - отпечатков твоих пальцев, которыми ты трепетно обводишь контур отраженных губ, скользишь по изгибу шеи, по плавной линии плеча. Ты подмигиваешь ему весело, чтобы через мгновение соблазнительно надуть губы, а еще через секунду сердито сводишь брови - и любуешься, любуешься, любуешься... Ведь каждое его движение - грация, всякое выражение лица - идеал.
Еще ты скучаешь по нему. Говоришь с кем-то, но думаешь о нем. В глаза собеседника смотришь пристально, а потом улыбаешься так радостно-радостно, ведь в глазах неизвестного цвета отражается любимое лицо. Его или твое - нет разницы. Ты любишь не себя, ну что ты. Ведь ты не эгоист. Ты любишь мальчика в зеркале, а он отвечает тебе взаимностью. Он плачет с тобой, смеется и болеет. Он - это ты. Или, быть может, ты - это он?
Люди уходят от тебя - просто не хотят мешать вашей любви и идиллии. И ты остаешься с ним, в мертвом доме, где даже цветы увяли. А тебе все равно. Он рядом.
Ты говоришь с ним - так мягко, как с неизлечимо больным. Тихо, шепотом, о чем-то лишь вам известном. Ты прижимаешься своим горячим лбом к его ледяному, как будто к нему забраться хочешь, как персонаж из второсортного ужастика. Но для тебя это нестрашно, это желанно, ведь ты же не виноват, что единственный человек, которого ты любишь затерян в Зазеркалье? Невиновен ведь? Ведь ты будешь любить его старым? С морщинами, блеклыми глазами, в которых больше синевы не будет, с дрожащими и немощными руками вместо музыкальных и ухоженных пальцев? Будешь касаться кожи с пятнами-отметинами старости? Поцелуешь дряблые и бесформенные губы? В любви признаешься?
Быть может - да. Быть может ты и правда влюблен в душу. Вот только есть ли у зеркала душа? Возможно, да.
Каждый человек сумасшедший. Вся суть в том, насколько далеко находятся ваши палаты..
Ты входишь в мою комнату без стука, качаешься с пятки на носок у порога, руки скрещены на животе. Как будто защищаешься от удушливых волн осуждения, которые исходят от меня сплошным потоком. Понимаю, это и правда настоящая буря порицания и немного боли впридачу. Впрочем, нам обоим пора привыкнуть, я просто не могу контролировать свои чувства всякий раз, как понимаю, что ты планируешь уйти на всю ночь. Молчишь, хмуришься, подбираешь слова. Все так же, как много раз прежде.читать дальше
- Стеф, я сегодня...
- ...не ночую дома, - не могу сдержать сарказм, он сквозит в каждой букве. Тебе, братишка, стоило бы изменить реплику, эта мне слишком приелась. - Я понял. Хорошо, Стивен, иди.
- Ты уверен? - ты наконец-то решаешься подойти, присаживаешься на краешек кровати и пытливо заглядываешь мне в глаза. Это тоже неудивительно, всякий раз, когда ты идешь трахаться, тебе как будто необходимо мое молчаливое благословение. Неужели мой взгляд и правда выражает одобрение, Стив? А мне-то кажется, что в нем лишь жалкая мольба "останься" и жгучая, вязкая боль. Не замечаешь? Не видишь таких явных знаков на лице, которое является копией твоего собственного? Мы ведь с тобой словно два стакана с прозрачной водой - не отличишь внешне, нужно попробовать, чтобы понять, что в одном растворен сахар, а в другом - едкая соль. С каждым годом "примесей" в нас становится все больше, значимее проявляются внутренние различия, меняются потребности, желания и стремления. Лишь лица все те же - иллюзия единства и тождественности.
- Да, - я проявляю к тебе сострадание, видишь? Я отпускаю тебя, хотя внутри душа рвется на кровавые ошметки.
- Хорошо. Спокойной ночи, Стефан, - улыбаешься облегченно, слегка сжимаешь мою ладонь - мгновение, чтобы не дай Бог, я не успел сжать в ответ - и тихо выскальзываешь из комнаты. Еще секунда - и я слышу, как звонко хлопает входная дверь. Вот теперь можно плакать.
***
Никогда не верил, что единая кровь и развитие в одной утробе определяют степень близости. Если бы это было так, то мы бы никогда не отдалились с тобой, Стивен. Ведь наше родство никуда не делось, и каждая черточка наших лиц, каждый изгиб тела - такие же одинаковые, как и прежде. Близость определяется интересами, а в детстве они были так просты - игры, беззаботное веселье и задорный смех. Тогда на нас еще не было клейма, грязного статуса, определяющего тот перечень социальных обязанностей, которые необходимо выполнить. Мы тогда были равны: просто дети, просто друзья, просто братья. И равность эта означала свободу - мы могли часами держаться за руки, касаться носами, и ресницами щекотать губы и щеки. Слизывать крем праздничного торта с пальцев друг друга, переплетать немыслимо ноги под одним одеялом. Могли так нелепо мериться ростом, до хрипа отстаивая каждый дюйм, а позже с таким же маниакальным упорством измерять размер мужского достоинства и глупо хихикать в кулак от ядовитой смеси смущения и первого, неосознанного возбуждения. А еще можно было драться - яростно, жестоко, катаясь по полу и оскорбляя друг друга теми "взрослыми" словами, подслушанными у старших ребят. Тогда не было жалости, и ты не делал скидку на мой позорный статус. Тогда я был достоин честности: бить - так сильно, обнимать - так крепко, любить - так верно. А что же сейчас? Лишь иллюзия защиты, лишь мираж былой близости. Что же с нами сделали годы? За что же посмеялась над нами судьба? А главное в чем же провинился я, что даже искренности теперь не стою?
Часы бьют два. Гулко, страшно. Я боюсь темноты, в детстве кровати у нас стояли рядом и нужно было лишь протянуть руку, тихо прошептать "Стив", и ты покорно переплетал наши пальцы. Тогда все когтистые тени, мечущиеся по углам, отступали, испуганные робкими искорками нежности, которые зарождались между соединенных ладоней.
А сейчас тебя нет. Помнишь ли ты, что мне страшно? Или считаешь, что восемнадцать - слишком много для страха? Но разве хоть что-то в этом мире можно измерить годами? Определить время для счастья, боли и смерти? Каким же нужно быть мечтателем, чтобы строить планы, расписывать каждый день... Глупо все это, я понял это еще два года назад, когда разрушилось мое основное стремление - всю жизнь быть самым близким для тебя. Одно слово "омега", и все рассыпается в пыль. Я помню, мы тогда смеялись и шутили - громко, толкая друг друга локтями и с удивлением рассматривая новые документы. Но сколько же ужаса, слепой паники мы прятали за напускным весельем... И слезы лились по щекам, соленым мочили губы, а хохот лишь громче и громче, как вой, как безумие осужденного на вечные муки. Тогда ты впервые постеснялся людей - не стер влагу кончиками пальцев, не потерся щекой о мою, не уткнулся лбом, не слизал крошечную капельку с уголка рта. Сжался весь, затравленно посмотрел на мою агонию и пробормотал "уймись". Тебе было стыдно за меня, но не из-за истерики, разве это повод? Нет, ты стыдился того, что мы одной крови, что воздухом одним дышим, что кожи моей касался, а оказалось, что я просто матка - не личность вовсе. Существо, которое, конечно же, защищали наши либеральные законы - так снисходительно и благородно, в память о необходимости продолжения рода, но защита не подразумевала уважения. Ни со стороны государства, ни, как оказалось, с твоей, братец. Хотя, конечно, мне грех жаловаться. Ты не отвернулся: разговаривал, улыбался, иногда прикасался, даже жить с тобой позволил. Но этого было так отчаянно мало...
Если бы кто-то меня спросил, какого отношения с твоей, Стивен, стороны я хочу, я бы не знал, что ответить. Наверное, такого же, как в детстве: без необходимости взвешивать каждое слово, взгляд и жест, без оглядки на статус. Это был тот жизненно необходимый минимум, позволяющий мне чувствовать тебя братом, а не просто вежливым знакомым, как сейчас. Но было и еще кое-что, другое... Такое грязное, порочащее само понятие родства. Желание. Оно проявлялось вот такими одинокими ночами, когда я, будто мантру, сухими губами шептал твое имя и видел сны, в которых мы сливались в единое целое - такое извращенное видение близости двух внешне одинаковых людей. Я, конечно, оправдывал себя, говорил, что, возможно, так проявлялась тоска по былым временам, когда еще мы были просто братьями, а не альфой и омегой. Но с каждым днем верить в этот самообман все сложнее...
Через месяц моя свадьба. Через год я, скорее всего, рожу ребенка. А что будет дальше? Как я буду жить, разорванный на половину? Без тебя, моего отражения? Без встреч, редких прикосновений, сухих разговоров и сладкого, такого любимого, запаха? Наверное, сейчас мне грех жаловаться, ведь пока у меня есть хотя бы изломанные, острые осколки счастья. И плевать, что эти вырванные у судьбы мгновения ранят, оставляя кровавые порезы, а после застаревшие рубцы. Все лучше, чем потерять тебя совсем, даже такого холодного и равнодушного.
Уже четыре. Ты придешь через несколько часов, на рассвете. Тихо прошмыгнешь в ванную, а потом проспишь до обеда, наплевав на учебу. Тебе будет достаточно сказать, что ты проспал, и никаких иных объяснений не потребуется, потому что твой чертов статус обязывает тебя трахаться так же, как мой меня хранить невинность. Мы с тобой по разную сторону одного зеркала, то, что предмет гордости для одного, моральное падение - для другого. А помнишь, в детстве мы об одном мечтали, холили одни надежды, строили совместные планы? Какими же глупыми мы были, как верили, что кровь - самая крепкая связь, а братская любовь нерушима. А что же сейчас? Отдаленность и мутное безумие, терзающее меня - все, что осталось.
***
- Как обстоят дела с переводом? - спрашиваешь ты спустя несколько дней, за завтраком. Мы сидим за столом - ты привычно пьешь кофе и строчишь десятки сообщений в минуту, я же грею ладони, сжимая в них чашку с ромашковым чаем, и наблюдаю за тобой украдкой. У тебя на переносице складочка, а у меня - нет. Кажется, это самое явное наше внешнее отличие.
- Что, прости? - переспрашиваю, когда ты поднимаешь на меня взгляд, удивленный отсутствием ответа.
- Говорю, как перевод?
- А, это... Хорошо, вроде, - так отчаянно хочется спросить, не будешь ли ты по мне скучать, когда после свадьбы я перееду в другой город. Ты будешь звонить, Стивен? Пришлешь открытку на Рождество? Кем мы станем? Кто мы сейчас друг другу? Вопросов так много, они жгутся на языке, наползают в рот, словно скользкие черви, которых хочется сплюнуть, вывалить из себя, очиститься наконец-то от этой мерзости, убивающей меня. Вместо этого я спрашиваю какую-то ерунду, поддавшись мгновенному порыву: - Ты сегодня ночуешь дома?
- Эммм... да. У тебя же еще не...
- Нет-нет! - я быстро качаю головой и делаю глоток чая. Горячо, но так можно скрыть пылающие щеки. Знать бы, братец, почему всякий раз, когда у меня течка, нам приходится разъезжаться? Ладно я - безумный и порочный в подсознании, хотя и должен быть образцом морали, но ты-то почему прячешься? Ненавидишь что ли? Презираешь меня? Поверь, ты не одинок.
- Хорошо, - кажется, тебе хочется сказать еще что-то, но в кухне раздается трель твоего мобильного, ты смотришь на экран и выходишь в коридор. Конечно, мне не пристало слушать разговоры альфы. Все в нашем мире определяет статус, даже степень близости между родными людьми.
***
Всегда удивляюсь, насколько же Лукас неприятно пахнет. Не буквально, конечно, хотя запах сандала, исходящий от него, я и правда не люблю - напоминает о похоронах и вызывает ощущение тоскливой грусти. Но беда не в этом, а в том, как я ощущаю его своим партнером, а вернее не ощущаю. Даже находиться рядом сложно, что уж говорить о тех мгновениях, когда он касается меня своими мокрыми губами и проталкивает язык едва ли не в глотку. В такие моменты я зажмуриваюсь до алых точек перед закрытыми веками и проклинаю тебя, Стивен. Потому что ты виноват! Приучил меня к своему запаху, связал нас нитями, которые разорвать не выходит, выпалил в моем сознании, словно аксиому, веру в то, что нет лучше тебя.
- Стефан, я с тобой разговариваю, - в сознание прорывается низкий баритон, и я несколько раз недоуменно моргаю, прежде чем осознаю, что меня вновь о чем-то спросили, а я, как обычно, все это время провел в мечтаниях.
- Я слышу, - вымученно улыбаюсь, смотря в карие глаза Лукаса. Вокруг них сеточка морщин, но это не признак смешливости. Просто ему сорок пять. Он ровесник и деловой партнер нашего отца, я его третья попытка и, по словам самого Лукаса, он надеется, что в этот раз "ставка сыграет".
- Стивен на всю ночь ушел?
- Да, - я досадливо морщусь и нервно комкаю тонкую ткань футболки. Нет ничего хуже, чем время течки: во-первых, это такое явное напоминание о моей сущности, а, во-вторых, тебя нет рядом. Страшно представить, что вскоре я стану совсем одиноким. Ведь ты - весь мой мир. - Хочешь еще кофе?
- Да, пожалуйста, - кивает Лукас. Я пытаюсь улыбнуться, но получается жалко. Мне неприятен этот человек, я не хочу, чтобы меня кто-нибудь касался. Кроме тебя, конечно. Как бы дико это ни звучало. Впрочем, кто определяет степень морали в мире, где все сводится к примитивным желаниям под действием гормонов? Иногда мне кажется, что желать тебя чище, чем корчиться от неконтролируемой похоти под кем-то, возможно, совершенно омерзительным. Твоих-то, братец, прикосновений я жажду не только во время течки. Всегда.
На пальцы выплескивается кипяток, когда Лукас подходит сзади и обхватывает меня за талию. Благо, чашка падает в раковину и не разбивается, поэтому я подношу руку к лицу и дую на обожженную кожу. Стараюсь отвлечься, не вдыхать запах чужого тела, не дрожать под касаниями к животу. У Лукаса такие холодные пальцы. Как же это противно... И отказать нельзя, потому что я принадлежу ему. Слышишь, Стивен, не тебе. Ему.
- Лукас, не надо... - всхлипываю, когда он расстегивает ширинку и начинает поглаживать пах своей огромной ладонью. Он касается члена сквозь ткань трусов, а меня тошнит от запаха, от тяжелого и шумного дыхания над ухом, от ощущения его вздыбленной плоти, которой он трется о мои ягодицы. Я что, должен быть возбужден? Быть может, не принимай я блокаторы, моя сущность одержала бы верх, оттеснила отвращение, но сейчас все мои молитвы сводятся к единому слову "хватит".
- Я больше не могу терпеть... - Лукас сдергивает мои джинсы с бедер, они остаются нелепо висеть на уровне колен. - Хочу тебя... - трусы отправляются следом. - Упрись руками.
- Не надо... - вот так, да? На кухне, возле раковины с мутной водой? Как животные, без прелюдии и нежных слов?
- Стефан, перестань! Мы почти женаты, у тебя течка. Хочу тебя немедленно, - запах Лукаса становится острым - сандал, горький пот и возбуждение не моего альфы - отвратительная смесь. Слышу, как мягко шелестят его брюки, когда он тоже спускает их с бедер. По коже ягодиц скользит влажная и гладкая головка, он толкается в ложбинку, проводит вверх-вниз, приставляет член к анусу. - Черт возьми!
Я облегченно выдыхаю. На столе вибрирует телефон, и Лукас отступает, на ходу натягивая брюки. Я тоже резким рывком подтягиваю трусы и джинсы, пытаясь выровнять дыхание. Как же тяжел этот крест, Стивен. Я бы, наверное, убил себя, если бы не редкая возможность находиться рядом с тобой. Кроме того, у нас одно лицо, и это такое святотатство - причинить вред кому-то похожему на тебя. Я твое отражение и буду им столько, сколько позволит судьба.
- Извини, нужно идти. Дела, - спустя несколько минут сухо произносит Лукас, сбрасывая вызов. Я лишь киваю, нет сил говорить. Он прижимается влажными губами к моей щеке, и я сглатываю комок, образовавшийся в горле. Как же мне плохо, брат. Ты чувствуешь это, как прежде, в детстве? Или нити, связывающие нас, опутывают теперь только меня? Когда же ты освободился, Стивен, когда? Научи меня, как жить... пожалуйста.
***
- Стеф, проснись! Проснись, кому говорю! - у тебя волшебный голос - мягкий, теплый, согревающий. Я бы слушал и слушал, Стиви... - Стефан!
- Мммм... - невнятно ворчу в подушку, переворачиваюсь на спину и несколько долгих мгновений недоуменно смотрю на тебя. Ты? Ночью? Возле моей кровати? Бред. Еще секунда - и я резко сажусь. Такое чувство, что меня с размаху бросили в ледяную воду: ни вздохнуть, ни шевельнуться. Какая же беда могла стрястись, что ты вернулся домой сейчас, когда у меня течка? Когда я отвратителен тебе сильнее, чем когда-либо еще? - Стив, что? Что случилось? - голос срывается и дрожит. Пусть у тебя все будет хорошо.
- Ты такой ледяной ублюдок, Стеф... - ты смеешься - истерично, громко, запрокинув голову вверх. Ты безумно пьян или, может, пьян своим безумием. Что с тобой, брат? С нами что?
- Я не понимаю...
- Не понимаешь, да? - ты опускаешься на колени возле кровати, берешь меня за руку и прижимаешься губами к запястью. Сердце отбивает безумное стаккато, а глаза щиплют непролитые слезы. Неужели издеваешься в эти последние дни моей иллюзорной свободы? Такую память о тебе мне сохранить? - Конечно, мой святой Стефан, не понимаешь. А может тебе просто все равно? Ты же уедешь скоро, сменишь меня на другую семью.
- О чем ты? Ты моя семья, - слезы душат, и я жалко шмыгаю носом. Не вижу тебя совсем помутневшим взглядом, но разве это важно? Я знаю количество трещинок на твоих губах, пересчитал каждую из двадцати двух веснушек на носу и часами любовался длинными ресницами. Если бы еще и душу можно было так просто рассмотреть, понять в этом сумраке наших путаных отношений. Если бы... - Ты пьян, Стив... Не стоило тебе приходить сейчас.
- Не стоило? А когда же еще, брат? Так мало времени у нас... - ты шепчешь, покрываешь поцелуями предплечье. Хочется скулить, умолять о большем. Я потом за нас двоих буду гореть в аду, Стиви, обещаю. Это лишь мой крест.
- Пожалуйста... - на губах металлический привкус моей собственной крови. Как же страшно, что ты останешься. Еще страшнее, что уйдешь.
- Ты пахнешь так, знаешь? - садишься на кровать, слизываешь алую капельку, смотришь в глаза. Родной мой, как же близко... - Так, что с ума сойти, что сил нет никаких. Никто и никогда не сравнится с тобой, никто не заменит. Я хочу помнить, Стеф, понимаешь? Когда у тебя будет семья, а у меня ничего, - я ничего не понимаю на самом деле. Как ты - ты, такой великолепный! - можешь думать так? Твоя судьба будет сплетена из светлых нитей счастья. Черные я заберу себе. Верь мне, брат.
- Поцелуй меня, - этих слов достаточно. Я беру вину на себя, избавляю тебя от необходимости объясняться. Не нужно этого, не сегодня.
И ты целуешь. Едва касаясь, переплетая дыхания в одно, не отводя ни на мгновение взгляд. Ты путаешь пальцы в прядях на затылке, привлекаешь ближе. Вжаться каждым изгибом, ощутить напряжение мышц, задохнуться от жара, исходящего от тела - как же давно я об этом мечтал...
- Сладкий такой... - шепчешь восторженно куда-то в висок, склоняешься ближе, вынуждая улечься на подушки. - Прости меня...
- Тшшш, никто не виноват, что так получилось. Все хорошо, Стиви, так правильно, - я прикладываю палец к твоим губам. Глаза лихорадочно блестят в полумраке, ты тяжело дышишь, втягивая раскаленный воздух, наполненный моим запахом. Ты здесь лишь из-за моей течки, брат, и терзающей тебя жажды. Я же отдаюсь, потому что люблю. Знаешь, это удачное стечение обстоятельств, я ведь и мечтать о таком не смел.
Ты медленно стягиваешь с меня растянутую домашнюю футболку, целуешь ключицы, крепко обхватив за талию. На коже наверняка будут синяки, но я не против носить на себе твои метки, Стив. На все готов. Выгибаюсь в пояснице, когда ты начинаешь выводить языком узоры на моей груди, касаешься напряженного соска. Обводишь его, прикусываешь и снова зализываешь. Между ягодиц уже совсем мокро - я признаю твою власть над собой. Только твой.
- Стеф, мое совершенство, - тихо выдыхаешь, обжигая дыханием кожу. А мне хочется плакать от счастья - украденного, горького, но такого желанного. Послушно приподнимаю бедра, позволив стянуть с себя просторные пижамные штаны, задушено хриплю, когда ты проводишь языком по пупку, а потом медленно прочерчиваешь дорожку ниже. Мышцы живота судорожно сокращаются, я яростно вцепляюсь в беспорядок твоих волос, невольно толкаюсь вперед. Никакие препараты не справятся с тем желанием, которое я испытываю к тебе.
- Стивен, - крик срывается с пересохших губ, когда ты спускаешься еще ниже, легко целуешь головку напряженного члена - дразнишь, пошло чмокаешь губами и сильными руками удерживаешь меня за бедра. - Пожалуйста...
- Что ты хочешь, Стеф? - издеваешься, тянешь каждую букву, словно кленовый сироп. А у меня нет твоего опыта, ничего нет, кроме безграничной любви, понимаешь? Не услышав ответа, сжимаешь ладонь на основании члена, делаешь несколько быстрых движений вверх-вниз, пальцами другой руки поглаживаешь поджавшиеся яички. Я чувствую привкус собственной крови во рту, простынь подо мной сбилась и взмокла от пота. Я схожу с ума, а ты даже не разделся еще. - Произнеси это.
- Возьми меня, - покорно шепчу на грани слышимости. Исправно зарабатываю на самый жаркий уголок в аду. - Пожалуйста... - чувствую, как сокращаются внутренние мышцы, отдаваясь пульсацией в анусе. Мне необходимо чувствовать тебя в себе, брат. Сумасшествие, правда?
- Ты сам это сказал, - как-то потерянно усмехаешься, как будто еще надеялся, что есть выход, а я своими словами сжег все мосты. Ничего, Стиви, ничего, вся вина моя. Не бойся.
Наблюдаю, как небрежно ты снимаешь одежду, знаю каждую родинку на твоем теле. Ты идеален. Возможно, кто-то скажет, что я просто самовлюбленный нарцисс, и это моя страсть к собственной персоне проявляется таким извращенным образом. Но я-то знаю, что не люблю себя. Я люблю тебя и свою схожесть. Больше ничего.
- Перевернись, - приказываешь ты, отвлекая меня от созерцания. Я тяжело сглатываю и неловко переворачиваюсь на живот. - Вот так, мой хороший, - ласково шепчешь, помогая опереться на колени и локти. Кто бы думал, что я могу стыдиться тебя? Но вот так - стоять открытым и беззащитным - и правда стыдно, словно животные какие-то. Хотя, возможно, тебе проще так: не видеть лица. Я напрягаюсь, когда ты склоняешься к моей шее, а ты тихо смеешься, целуя в изгиб плеча. - Не бойся, глупый. Я хочу видеть твои глаза, когда буду входить. Еще рано. А пока просто попробую тебя. Дыши глубоко, Стеф, все хорошо.
Мне хочется спросить, что значит "попробую", но я только давлюсь воздухом, плавлюсь под твоими поцелуями и касаниями. Как ты там говорил? Дышать... Вдох. Язык прочерчивает дорожку по позвонкам, теплые губы щекочут кожу. Я прогибаюсь в спине, сминаю в пригоршни многострадальную простыню. Выдох... Ты гладишь меня по пояснице, а потом сжимаешь ладони на подрагивающем животе. Еще вдох... Звонко целуешь ямочки внизу спины, прикусываешь кожу на ягодицах. Снова выдох. А потом я просто захлебываюсь воздухом, теряюсь вне времени и пространства, падаю грудью на кровать, бесстыдно приподняв задницу, потому что ты касаешься языком ануса - обводишь по краю, слизываешь вязкие капли смазки. Толкаешься внутрь, и я выкрикиваю твое имя. Оно поднимается к потолку, обрушивается вниз, отдается от стен. Сплошное "Стивен-Стиви-Стив".
Я чувствую, что вот-вот кончу, разлечусь на миллионы осколков, которые всю оставшуюся жизнь буду склеивать. Ты, кажется, тоже ощущаешь, что я на грани оргазма, потому что последний раз оглаживаешь языком края растянутой дырки, отстраняешься и больно шлепаешь меня по ягодице. Я испуганно охаю, кожа полыхает, но возбуждение от этого становится лишь сильнее.
- Только попробуй кончить сейчас, Стеф. Я слишком долго ждал этого, - шепчешь, сильно сжимая ладонь на моем члене. Садист чертов...
Еще мгновение - и ты резко переворачиваешь меня на спину. Глаза в глаза. Как обещал. Впрочем, ты не спешишь входить в меня. Вместо этого целуешь искусанные губы - это наш первый глубокий поцелуй. Как будто доказательство, что безумие взаимно, и эта ночь вне правил и табу. Кому какое дело? Кто смеет нас судить? Вылизываешь внутреннюю поверхность щек, посасываешь язык, прикусываешь губы - мои и свои - кровь смешивается во рту. Мы с тобой одной крови, теперь-то уж точно. Ловишь каждый стон, поглощаешь каждый всхлип, дышишь со мной одним и тем же раскаленным воздухом - эта ночь нашего наибольшего единства.
- Стиви, - всхлипываю, когда ты подхватываешь меня под колени и кладешь ноги себе на плечи.
- Не отводи взгляд, Стефан. Хочу видеть тебя, - это не просьба. Приказ. Требование альфы подчиниться ему. И я подчинюсь. Люблю.
- Я не...
- Знаю. Я бы убил этого твоего Лукаса,если бы он тронул тебя. Дыши глубоко, боль быстро пройдет, - я старательно втягиваю воздух носом, ты же тем временем приставляешь член к мокрой дырке. Делаешь несколько плавных движений тазом, зрительный контакт не прерываешь ни на мгновение. Не могу налюбоваться тобой - грациозным, соблазнительным, прекрасным. Моим. Скользишь головкой вокруг, немного надавливаешь, не проникая, и я ощущаю, как начинают сокращаться мышцы, как отчаянно мой организм жаждет альфу.
- Давай уже, - на выдохе, не отводя взгляд. Ты улыбаешься как-то особенно ласково, как никогда прежде, и резко толкаешься бедрами вперед, проникая, растягивая, наполняя.
- Тшшш, - замираешь на мгновение, наклоняешься вперед так, что я складываюсь просто пополам, сцеловываешь одинокую слезинку. - Все хорошо, Стеф. Уже все.
- Я чувствую тебя, - щеки краснеют и от смущения, и от запаха, и от осознания, что мы с тобой теперь навеки связаны не только фактом родства, но и памятью об этой ночи.
- Да, мой хороший. Это только начало, - я не спрашиваю, что ты имеешь в виду. Ты начинаешь двигаться, и я стараюсь запомнить каждое движение, ощущение жара в животе, развратные хлопки влажной кожи. Я поддаюсь тебе навстречу, только бы ощутить глубже, слепо оглаживаю мокрую от пота спину, целую, куда дотянусь. Вскоре ты переплетаешь наши пальцы, бессвязно шепчешь мое имя, а я торжествую. Сегодня апофеоз моего безумия.
Я выгибаюсь в пояснице во время особо глубокого толчка и наконец-то заливаю наши животы вязкой спермой. Ты издаешь утробное рычание, вколачиваешь меня в матрас все сильнее и сильнее, а потом подозрительно затихаешь, уткнувшись мокрым лбом в мою щеку.
- Стиви? - впрочем, спустя мгновение я уже не нуждаюсь в пояснениях: чувствую, как меня распирает изнутри, как подаются расслабленные мышцы, как сводит спазмами живот, отдаваясь сокращениями вокруг твоего члена. Ощущаю, как набухает узел, застревая во мне, словно намертво. Теперь уже ничего не поделаешь: я принимаю в себя твое семя, чувствую, как оно заполняет нутро, как мой организм безумно пытается не упустить и капли - такова моя сущность, в первую очередь я создан для продолжения рода. - Зачем? - ты все так же тяжело дышишь, а я лениво перебираю твои волосы. Кажется, сперма уже стекает по бедрам. Ее так много. Как-то равнодушно ловлю себя на мысли, что сейчас меня даже сцепка не пугает. Наоборот, это кажется правильным на уровне инстинктов.
- Не знаю. Просто иначе это был бы еще не конец, - я плохо понимаю твой ответ, но не решаюсь уточнять. Я сделаю все для тебя, брат. Все.
Когда все кончено, и мы лежим, обнявшись, ты неожиданно произносишь фразу, которая рушит мой мир. Она грозит тебе, а значит пугает меня.
- Думаю, стоит сказать о нас отцу.
- Ч-что? Сказать о чем? Что мы трахаемся? - я истерично смеюсь, отстраняясь. Мне плевать, что сделают со мной, но ты, Стивен, как же ты?
- Тише, давай поговорим завтра, хорошо? Не бойся ничего, - ты вновь привлекаешь меня к себе, успокаивающе целуешь пальцы. Я улыбаюсь. Никто и никогда не узнает, скольких сил мне стоит эта вымученная улыбка, сколько лжи в ней.
Уже тогда я знаю, что не позволю тебе погибнуть из-за моего безумия. Наверное, это я заразил тебя своим сумасшествием. А ты не такой, ты лучшего достоин, Стиви. Ты забудешь, если я буду далеко. Будешь жить за нас двоих. Будешь счастлив. А я искуплю наши грехи. Я обещаю тебе.
Когда начинает заниматься рассвет, я тихо выскальзываю из постели. Хватает нескольких минут на сборы. А потом еще несколько, чтобы просто посмотреть на тебя. Запомнить, как дрожат ресницы и плавно опускается грудь, как ты хмуришься и гладишь подушку, на которой меня уже нет. Возможно, я пожалею. Наверняка это решение не принесет мне ничего хорошего. Что оно принесет тебе? Свободу. Ты наконец-то обретешь свободу.
***
Колючий ветер забирается под куртку, больно жалит обнаженную кожу на пояснице. Словно миллионы иголочек: впиваются, проникают в вены, текут с кровью по всему телу, разрывая и разрушая. Не ощущаю ничего, кроме боли. Тупой и въевшейся - в висках, резкой и режущей - в желудке, колющей и острой - в сердце, тянущей - внизу живота. Сколько вариаций у одного-единственного чувства...
На меня косятся люди, бросают заинтересованные взгляды на огромный живот. Наверное, я выгляжу отвратительно. За восемь месяцев скитаний я превратился в жалкого недочеловека. А ведь мечтал о свободе для тебя тем серым рассветом, когда уехал только с документами и несколькими купюрами в кармане. Верил, что спасу тебя, Стиви, если освобожу от своего присутствия. Конечно, был вариант брака с Лукасом, но я бы не смог позволить кому-либо прикасаться к себе, целовать губы, шептать мое имя на выдохе. В моей памяти останешься только ты. И я надеюсь, что мой план не оказался провальным. Я надеюсь, что ты счастлив. Все мои молитвы о тебе.
Ребенок сильно толкается. Он голоден. Быть может, умирает, и это его последние судорожные движения. Твой ребенок. Мой. Наш. Интересно, какое лицо у него будет, учитывая, что его родители - отражения друг друга? И будет ли он вообще жить или же погибнет в наказание за наше грехопадение? Я узнал о беременности лишь, когда малыш впервые пошевелился. Я тогда держал ладони на животе и выл, словно раненный зверь. Неужели моей расплаты мало? Зачем еще обрекать на муки это невинное существо? В чем его вина? В безумии родителей? Господи, ты жесток...
Усмехаюсь и медленно поднимаюсь с лавочки, на которой сидел. У меня нет маршрута и пристанища. В самом начале моего пути меня ограбили, а без документов - я не человек. Единственный выход - вернуться в семью. Но тогда ты сойдешь с ума, смотря на плод, зреющий у меня в чреве. Я никогда не допущу этого. Никогда. Каждый шаг дается титаническим трудом, живот так сильно и странно болит.
- Тише, маленький, что ты? Рано еще, - тихо шепчу я, пытаясь нежными поглаживаниями успокоить дитя. Выходит откровенно плохо, такое чувство, что он всеми своими детскими силенками пытается привлечь мое внимание. Я знаю, маленький, что плохо. Но что же мне делать? Если бы знать... Я еще пытаюсь некоторое время упорно двигаться, но боль нарастает с каждым мгновением, перед глазами темнеет, и я тяжело оседаю на грязный асфальт.
***
- Вы уверены? - доктор еще раз внимательно смотрит на меня. Неодобрительно поджимает губы, осознав, что я не планирую отвечать. - Подпишите, - он протягивает документ, и я небрежно ставлю роспись. Все, Стиви, я теперь разорвал все связи. Я отказался от него, брат. От твоего сына отказался. Ты бы не простил, но мне и не нужно прощение. Только свобода и счастье для тебя.
Тихо закрывается дверь, и я остаюсь в палате один. Повезло, что не положили в коридоре, а ведь могли, учитывая ситуацию. Знаешь, я не видел его, специально отвел взгляд. Давай считать, что его не было, хорошо? В нем наша кровь смешалась - несчастное дитя. Наверное, когда-нибудь я помолюсь и за него, тогда, когда все-таки найду успокоение для кровоточащей души. Пока же я болен, и каждая мысль, молитва и вдох - твои. Я так сильно тобою болен...
Каждый человек сумасшедший. Вся суть в том, насколько далеко находятся ваши палаты..
- Алло! - я прижал трубку к уху, мысленно проклиная лучшего друга, который вздумал звонить в такой момент. Говорить и одновременно подтирать задницу было немно-о-ого проблематично. В этот раз течка была особенно обильной, смазка даже тонкими струйками стекала по ногам.читать дальше
- Ты, мать твою, где находишься? Ты чем думаешь, придурок?
- Господи, - я глухо застонал в трубку, случайно коснувшись ануса. Перед глазами потемнело, кожа покрылась мурашками, и я съехал по стене на пол ванной комнаты. Видимо, я снова застонал, потому что голос друга стал тихим и настороженным:
- Максимка-а-а, а что ты сейчас делаешь?
- Дрочу! - зло прошипел я, стараясь выровнять дыхание. Вдох. Выдох. Вдох... Мне нужен огромный член в заднице... Выдох... И пофиг, что потом я себя возненавижу. Впрочем, такая дилемма у меня каждую течку: отчаянно хочется выбежать на улицу, раскинуться на первой попавшейся лавочке и трахаться до одури, но я все же вгрызаюсь в чувство отвращения к своей природе. Это помогает. По крайней мере, до сих пор помогало.
- Кончил? - ехидно поинтересовался Саша. Подобные разговоры не смущали. Лучший друг все-таки, хотя и не знал, что его боевой товарищ дважды в год становится инфантильной сучкой с оттопыренным задом.
- Угу... - прохныкал я. Ага, спермы я могу из себя выкачать хоть ведро. Правда это не избавляет от жара, растекающегося от копчика, скручивающего внутренние органы в узлы и концентрирующегося в дырке.
- Молодец. А теперь вставай и неси свой зад в университет! У нас зачетная неделя! А ты прогулял весь семестр! Тебя же выгонят, дебил ты окаянный! - голос Саши снова сорвался на сердитое рычание. О, да, Сашенька, еще ниже, еще больше злости в голосе! Я так люблю твой голос. Конечно, потом я себя возненавижу за такие мысли, но сейчас я течная омега и не в силах устоять против очарования властного голоса альфы.
- Я не приду, - наконец-то произнес я, когда осознал, что пауза затянулась.
- Ты заболел? - уже спокойно спросил он. Я бросил взгляд вниз: член опять стоял колом, а из задницы текло, словно из водопровода. Да, я болен. Самой отвратительной заразой, известной человечеству. Я ничего не имею против омег в принципе, я против того, что я ею являюсь. Это насмешка природы: сделать меня одновременно высоким, сильным, наглым - истинным альфа-самцом! - и так, в качестве дополнения, наградить меня текущей дыркой!
- Нет, - скажу "да", прибежит. Еще этого не хватало. Я до сих пор удивляюсь, что Саша не сопоставил мои исчезновения, видимо, внешний вид достаточно обманчив. А вот Арсений - еще один наш хороший друг - кажется что-то заподозрил, хотя и являлся бетой. Но я-то знал, что не в его правилах расспрашивать, а тем более болтать. Значит можно быть спокойным. - Меня нет в городе.
- Нет? Ты... свихнулся! Ладно, когда приедешь? Попробую тебя прикрыть.
- Через несколько дней. Я позвоню. Пока, - я быстро сбросил вызов, а потом жалобно застонал. Пережить бы еще эти несколько дней...
***
Я чувствовал себя амебой: такой же бесформенной лужей растекся на кровати, свесив голову вниз. В ушах шумела кровь, отдаваясь приглушенными звонкими толчками. Один... Два... Три... Хочу сдохнуть. Ни разу еще течка не была настолько мучительной - это даже причиняло ощутимую физическую боль. Как будто все ниже спины покрыто мелкими иголками - горячо, тянет, распирает, и течет, течет, течет... Сейчас я жутко жалел, что не похож на среднестатистическую омежку - хрупкую, трогательную, милую прелесть. Как же это облегчало бы жизнь. Тогда бы я не вырос заносчивым ублюдком и с легкостью подставил бы кому-то зад. А так мне стыдно. Не могу!
В дверь позвонили, отвлекая меня от суицидальных мыслей. Это мама пришла, моя милая мама, которая всегда приносила мне лекарства и успокаивающе гладила по голове. Она утешала, говорила, что быть омегой не стыдно даже парням, что я еще обязательно найду того единственного. Благо, я догадался накрыться простыней и не заперся.
- Входи. Открыто, - сиплым голосом прокричал я. Скрипнула дверь, прозвучали шаги в прихожей. А потом что-то изменилось: я втянул воздух и едва не откусил себе язык. Нервные импульсы растеклись по телу, заставили отчаянно биться сердце в грудной клетке, а потом все устремились вниз, обдавая жаром поясницу, бедра, член, пульсирующую дырку. В квартире пахло альфой. Сильно, остро, больно, ярко... Я застонал и укусил себя за пальцы. Нужно было бежать, спрыгивать с десятого этажа, закрываться в ванной, но сил не было.
- Макс, - голос Саши доносился словно сквозь слои ваты. Я попытался что-то сказать, но лишь подавился слюной, закряхтел, обиженно засопел. Хотелось расплакаться: лежу вниз головой с оттопыренной задницей. Бери - не хочу! - Ты... Ты... Офигеть...
- Рот закрой! - прошипел я, стараясь не вдыхать. Только ни о чем не думать! - Не смей ничего комментировать! Я умираю.
- У тебя течка, дурень!
- Я заметил, - была бы у меня возможность, я бы ему врезал. Тоже мне Мистер Наблюдательность. За два года ни разу не заподозрил.
- Ладно. Ты лежи, а я... Мне нужно уйти... - Саша попятился, я как раз мог видеть его ноги. Ну же, быстрее! Уходи! Иначе потом мне придется тебя убить. Но, увы, судьба явно не благоволила ко мне сегодня: я и сам не осознал мгновения, когда с пересохших губ сорвался стон. Громкий, протяжный, хриплый. И этот похотливый, блядский звук окончательно лишил Сашу разума. Это я понял в тот момент, когда меня сдернули с кровати, обхватив за локти. Я проехался животом по ковру, больно ударился ногами и уткнулся носом в толстый ворс.
- Ублюдок, ты мне нос сломаешь! - прокричал я, поворачивая голову вбок. Этого было достаточно, чтобы увидеть, как Саша небрежно избавляется от кофты, джинсов, сдергивает трусы. Да-а-а, не все сказки - просто сказки. Про размеры членов у альф не врали: он у Сашки и правда был огромный, а сейчас еще и очень возбужденный.
- Извини, - произнес он, подхватывая меня под живот и вынуждая встать на колени, прогнувшись в пояснице. Я ощущал, как безумно сокращаются мышцы под его ладонью, дыхание стало тяжелым и рваным. Потом и вовсе пропало, вылетело вместе с криком. Я чувствовал, как Сашин влажный язык лизнул ягодицы, прошелся между половинками.
- Пожалуйста... пожалуйста... пожалуйста... - я и сам не понял, когда начал выгибаться сильнее, подставляться. По щекам градом лились слезы - обидно, страшно, необходимо, сводит все, печет, обжигает. Слишком много эмоций. Саша начал вылизывать дырку, оглаживать края, погружать внутрь язык. Пальцы на бедрах оставляли метки, я чувствовал, как он прижимается сзади, тяжело дышит.
- Сейчас, Макс, сейчас, мой хороший, - подхватил одной рукой за живот, вынуждая подняться, прижаться мокрой спиной к его сильной груди, другой - обхватил мой член, поглаживая головку, лаская кончиками пальцев яйца. Сволочь, как же я жить с этими воспоминаниями буду? Впрочем, ответа на вопрос я не ждал, все мысли концентрировались на ощущении его члена, прижавшегося к моему анусу. Сглотнул вязкую слюну, зажмурился. Он засмеялся где-то возле уха, прихватил зубами мочку, посасывая, а потом прошептал: - Глупый, не будет больно. Обещаю.
Саша потерся членом о мои ягодицы, ласкал меня, водил пальцами вокруг дырки - то надавливает, то гладит, проникает, растягивает. И я скулил, как последняя сука, подаваясь назад, умоляя, упрашивая. Мало! Мне мало! И он понял, укусил меня за шею, за плечо. Больно, до крови, оставляя следы-полукружия от зубов. Метки, которые теперь навеки, которые не убрать. А захочу ли я их теперь стирать? Почему-то казалось, что нет. Член проник в меня легко, распирая там все, отдаваясь дрожью в теле. Я сжал пальцы на Сашиных руках, до крови кусая губы, выгибаясь в пояснице. Почувствовал, как моя собственная сперма испачкала живот, белесыми каплями начала стекать вниз, капать на ковер. Плевать, на все плевать! Только не останавливаться, я слишком долго этого ждал.
А потом я ощутил, как расходятся стенки внутри, поддаваясь давлению. Перед глазами вновь потемнело, но я еще успел испуганно прошептать:
- Не смей, слышишь! Скоро мама придет!
- Боюсь, что поздно, - Саша ответил медленно, сбившееся дыхание мешало. Спустя секунду я понял, о чем он: узел увеличился, горячая сперма обожгла нутро, заполнила, потекла внутри. Мышцы на животе у меня то и дело сокращались, я еще успел подумать, что так мое тело меня предает, пытается удержать семя, тем самым исполнив самое важное предназначение омег - рождение ребенка. Я вознес короткую молитву Богу, которая сводилась лишь к панической фразе "только бы не залететь", а потом покорно опустил локти на ковер, подчиняясь воле своего альфы.
***
И как после этого можно верить в Бога? Я ведь просил избавить меня от всех сомнительных радостей отцовства! Так нет же, теперь я напоминал бочку - за животом даже ног не видно. Люди постоянно косились. Еще бы, такой здоровяк и беременный омега. Благо, Саша еще больше, и так зло зыркал на всякого, кто на меня просто посмотрит. Это приятно. Да и вообще я не жалуюсь. Я люблю, любим и очень счастлив.
- Эй, ребята, вы уже защитили проекты? Мой не принял, сказал доучить, старый пердун. Я вот на пару минут вышел и обратно. - Арсений недовольно поморщился, присаживаясь рядом с нами на лавочку возле корпуса.
- Я сдал, - Сеня подозрительно на меня покосился, он-то знал, что студент из меня неважный, а свой проект я даже не читал. Скачал информацию с интернета, да и сдал под видом своего. - Что смотришь? Я жду ребенка, мне все можно.
- Ясно-о-о, - протянул он и повернулся к Саше: - А ты?
- А что я? Я тоже сдал. Я будущий отец, мне все можно.
Мы засмеялись, Сеня же сплюнул и грустно пробормотал:
- Может рассказать, что это именно я надоумил тебя пойти в тот день и проверить, не врет ли тебе Макс? Да если бы не я, то ничего бы этого и не было!
- Не, Сенька, не прокатит, - лениво протянул я, подставляя лицо солнечным лучам. - Учиться придется. Учиться. А вообще у меня есть идея: пойди и скажи нашей Горилле, что твой крестник сегодня решил сменить место жительства, и ты не можешь пропустить столь радостное событие.
Несколько долгих мгновений Саша и Арсений глупо улыбались. Придурки, ей-богу! Когда я осознал, что просвета в темном царстве я не дождусь, тяжело вздохнул и сварливо произнес:
- Рожаю я, дебилы. Так понятнее? - я стиснул зубы, малыш и правда просился наружу. Но паниковать я не собирался, за меня это делали эти двое. Я же медленно поглаживал живот, наблюдал, как падают желтые листья и думал, что судьба все-таки знает, что делает.
Каждый человек сумасшедший. Вся суть в том, насколько далеко находятся ваши палаты..
За чертой города даже снег белее. А воздух кажется колючим - царапает горло, но я все равно жадно глотаю его. Даже забываю выдыхать. Живу одними вдохами. Лишь получаю, ничего не отдаю. Во мне и не осталось ничего, и я не знаю, когда тело-оболочка наполнится содержимым. Это когда-то, годы назад, я был человеком. Потом всю сущность заполонил зверь, который выел зияющие дыры, кровавые язвы. Сейчас и его нет. Именно поэтому я сегодня здесь.читать дальше
Кладбище - огромный монумент несбывшихся надежд. Здесь под землей похоронены кости и мечтания. Быть может бессмертные души и парят где-то над надгробиями, пронизывая мрамор и гранит, но их бестелесная материя уже не имеет ни стремлений, ни желаний. Точно так же, как и я не жду больше ничего, лишь равнодушно плыву по течению.
Я останавливаюсь возле могилы. Присаживаюсь на корточки и кладу на снежную белизну две розы. Они алые, словно капли порока на чистоте невинности. Эти цветы сегодня не только для человека, лежащего под промозглой землей. Они и для моего зверя, которого я сегодня вот так пафосно хороню. Он ведь для меня почти телесным был, мне кажется порой, что если вскрыть вену, то можно вытащить наружу ошметки черного мяса - гнилого, полуразложившегося. Теперь зверь - былая частица меня - будет покоиться рядом с самым светлым созданием, которое я знал когда-либо. В этом есть символизм - лучшее и худшее что было у меня в одной могиле, под слоями черной земли и покрывалом белоснежного снега. Во мне же остается лишь серое, вязкое месиво.
- У тебя здесь красиво, - шепчу я, поглаживая буквы на надгробии. Всего лишь имя - так мало можно написать на камне. На нем не напишешь, что этот человек был для тебя миром. Не скажешь, сколько всего пережито вами на пару.
Ответом мне служит тишина. Густая, она давит на виски, кровью шумит в ушах. Пальцы мерзнут и плохо гнутся, но я упрямо вывожу линии, вновь и вновь выписывая хорошо знакомые даты рождения и смерти самого моего родного человека.
- Знаешь, я сегодня хороню частичку себя рядом с тобой. Мне стыдно, что я был таким. Я исправлюсь, я обещаю тебе. Научусь видеть глубже отражения в зеркале. Ты будешь гордиться мной.
- Обязательно будет, Сереженька, - Илья кладет ладони мне на плечи. Белая кожа на черном пальто кажется совсем тонкой, вены просвечиваются. - Она же твоя мама, она любит тебя и бережет.
- Снова перчатки не надел, - ворчливо произношу я, целуя тонкое запястье. Кожа такая гладкая, так и касался бы постоянно губами.
- Ты долго. Я волновался.
- Уже иду, - я в последний раз смотрю на фотографию матери. Потом встаю, оборачиваюсь. Мой взрослый ребенок смотрит задумчиво, кусает бледные губы. Такой же, как прежде - наивность, невинность и совсем немного порока - скрытого, спящего. - Все хорошо?
- Да, - произносит он, кивая. Становится на носочки, утыкается носом в воротник моего пальто. - Теперь все хорошо.
- Дрожишь опять. Ты заболеешь, Илья. Какой раз за этот год? Десятый? - я растираю его руки, подношу ко рту, согревая горячим дыханием.
- Одиннадцатый, - улыбается он, а потом тихо шепчет: - Хотя я больше симулирую. Мне нравится, когда ты за мной ухаживаешь. - Я хмыкаю, шутливо щелкая его по носу.
- Ладно, хитрец, идем домой. Я знаю хорошую профилактику от простуды, - он смешно расширяет глаза, прикусывает губу и согласно кивает, немного краснея.
***
Прошлый год был тяжелым. Я и правда больше не приходил к Илье. Часами сидел в ванне, смотрел на свое отражение и пытался вытащить хоть единую эмоцию наружу. Но казалось, что кожа покрыта чем-то твердым, и это "что-то", словно барьер, не позволяет мне выпустить из себя всю грязь, накопившуюся за долгие годы.
И, наверное, моя апатия длилась бы по сегодняшний день, если бы Илья сам не пришел. Он стоял тогда растрепанный на пороге, кусал губы и молчал. А я смотрел на него и думал, что наконец-то вижу своими собственными глазами, а не черными очами моего зверя, который все искажал. То, что я видел, пугало. Передо мной стоял человек, которого я любил. И он боялся меня. Он ждал, что я ударю или захлопну дверь перед его носом. Он уже и забыл, что когда-то было иначе. А я помнил. Господи, я помнил и это причиняло такую невероятную боль. Но еще это и сбрасывало оковы с тела, пробуждало что-то важное, необходимое.
Хватило мгновения, чтобы обхватить тонкое запястье. Затянуть его в квартиру, захлопнуть жалко скрипнувшую дверь. А потом обнимать его до хруста в костях, до рваного дыхания. И не было большего блаженства, чем осознавать, что он живой - теплый, мягкий, такой по-детски робкий в моих руках.
Тогда он дал еще один шанс. Он помогал вытравливать яд из моей крови. Он учил меня заново жить. Он простил. И никогда не упрекал. Никогда не вспоминал. Сам выводил буквы на нашем чистом листе, и они складывались в одно-единственное слово "счастье".
Каждый человек сумасшедший. Вся суть в том, насколько далеко находятся ваши палаты..
Уже несколько минут стою возле двери, вдавив палец в звонок. Он должен быть дома, сейчас почти полночь. Или, может, ходит где-то? Непривычно. Раньше я всегда заставал его, когда бы ни пришел. Интересно, работает он или учится? Я этого не знаю. Странно осознавать, что уже шесть лет наши отношения сводятся лишь к коротким встречам, в ходе которых я произношу всего несколько слов. А ведь когда-то давным-давно все было иначе... читать дальше
Наконец-то слышу шорох за дверью и скрежещущий звук замка. Он взъерошенный словно воробей. Протирает глаза кулаками и слепо щурится от яркого света лампы, которую включил в прихожей. Спал, значит? Босыми ступнями шаркает по холодному полу, поджимая пальцы, и зябко обхватывает себя руками за плечи. Зверь устало зевает, хрупкость этого мальчишки его давно не прельщает. Ему подавай нечто этакое, с фантазией. А мне лень, хочется просто схватить худое тело в охапку, уткнуться носом в воротник огромного, вязаного свитера и вдыхать запах ванили и молока - такую детскую смесь, которой он все еще пахнет, несмотря на свой возраст.
- Проходи, не стой на сквозняке, - произносит тихо и немного отступает, пропуская вместе со мной холод с улицы, грязные потеки талого снега и черного зверя, спящего пока где-то под сердцем.
Закрывает дверь, подходит на носочках и стряхивает налипшие на воротнике моего пальто снежинки. Они осыпаются на пол, растекаются маленькими лужицами на паркете.
- Обуй что-то, - сердито произношу я, отталкивая его руки. Заболеет ведь, он никогда не отличался крепким здоровьем. Зверь недовольно поскуливает, ему не нравятся мои слова. И, правда, что это я? Какое мне дело?
- Зачем? Все равно раздеваться, - я удивленно вскидываю на него взгляд, впервые за вечер рассматривая пристально. Что изменилось с прошлого раза? Где же объятия, слезы и постоянное "Сереженька, люблю тебя"? Внешне он такой же мальчишка, которого я знаю так долго. Те же взъерошенные светлые волосы, бледная до синевы кожа, привычка кусать дрожащие губы. А глаза равнодушные, просто голубое стекло, без единой эмоции.
Мне хочется так много спросить. Пока могу. Пока я еще владею собой, а не нахожусь во власти безумия. Вопросы замирают на языке, непроизнесенные. Зря я сегодня пришел. Это, наверное, больше мое желание, а я так привык руководствоваться лишь порывами своего внутреннего зверя.
- Что стоишь, Сереж? Раздевайся, - не дожидаясь ответа, он ловкими пальцами расстегивает крупные пуговицы пальто, стягивает его с моих плеч. - Разувайся, пока я повешу. - И я послушно снимаю обувь, прожигая взглядом его прямую спину. Он чужой такой сегодня. Почему? Я не могу понять.
- Ты спал уже? - во рту жжется, как будто я глотнул кислоты и теперь она разъедает слизистую. Какое мне дело, когда и с кем он спит? Я давно не ревную его. А тем более не беспокоюсь о его благополучии. Моя цель - кормить паразита, уничтожающего меня изнутри. Так почему я сегодня здесь, если зверь сыт и спокоен? Зачем задаю вопросы, ответы на которые знать не хочу? Не должен хотеть.
- Да, - он удивлен. В глазах наконец-то загорается проблеск жизни. Тот призрачный свет былой энергии, которую я так в нем любил.
- Ясно, - хочется переступить с ноги на ногу, как смущенный мальчишка, желающий провалиться сквозь землю. Нет, дела сегодня не будет. Нужно уходить. - Я пойду.
- Почему?
- Что почему?
- Почему убегаешь, Сереж? - подходит ко мне. Кончиками пальцев проводит по лицу, по самым глубоким шрамам. Хочется ударить по рукам, но я так и стою каменным изваянием. - Чего ты хочешь сегодня? Как ты хочешь? Мне стать на колени?
- Илья! - я перебиваю его. Глаза у него вновь пустые. Или они такие давно, а я просто не видел? Я ведь так давно ничего вокруг себя не вижу.
- Мне взять в рот? Растянуть себя? Или не нужно? Может, ты хочешь насухо, чтобы крови было больше? Или же...
- Заткнись! - перехватываю тонкое запястье. Под пальцами бьется пульс - лениво, размеренно. Он ухмыляется бледными губами, глаза кажутся черными - зрачок расширен и закрывает почти всю радужку, лишь ободок светло-голубой, холодный. Мне хочется, чтобы зверь проснулся! Ну же, что такое?
- Хорошо. Как скажешь. Ты же не будешь меня отталкивать, правда? Ты же хочешь? - он целует меня в шею, проводит шершавым языком по венке. Чувствую, как его пальцы ловко расстегивают ремень.
- Что с тобой? - где он? Где тот Илья, которого я любил? Тот маленький мальчик, размазывающий слезы по щекам?
- Со мной? Ничего. Я рад тебя видеть. Я же тебя люблю. Каждый раз - как последний. Я ведь никогда не знал, придешь ты еще или нет. Не отталкивай меня, пожалуйста! Прошу, Сережа. Пойдем, - он обхватывает меня за руку и тащит в свою комнату. Впервые за долгие годы я не хочу его. Он пугает меня этой покорностью. Да, я уверен, что он просто дешевая шлюшка, но со мной он никогда не вел себя так прежде.
- Как знаешь, - я устал думать. Я от всего устал. Иногда хочется закрыться в ванной и вскрыть себе вены. Лишь он заставляет меня и зверя во мне жить. Правда, он прошлый, а не нынешний. Может после сегодняшней ночи прийти домой и наконец-то закончить свои мучения? Эта покорная кукла уже не мой Илья. Возможно, он уже умер. Ушел раньше, чем я.
Он замирает у кровати. Стягивает свитер и просторные спортивные штаны. Белья на нем нет, в бледном свете включенной лампы вены на его теле кажутся почти черными. Или это кожа такая белая?
- Ты больше не придешь, - не спрашивает. Утверждает. Расстегивает мне ширинку, стягивает джинсы вниз, вместе с трусами.
- Запрещаешь? - странная-странная ночь. Он запускает теплые ладошки мне под кофту, и я послушно поднимаю руки, позволяя стянуть ее.
- Сядь, - он легко толкает меня в грудь, вынуждая присесть на краешек кровати. Становится на колени, стягивая болтающиеся у колен джинсы. - Нет, не запрещаю. Просто ты будешь жить дальше, Сережа. Только это умрет в тебе, - не знаю, что он подразумевает под "это", но проводит указательным пальцем под ребрами. Где-то там, где беснуется мой зверь: он скалится, но так и не расправляет тело, напротив сжимается в тугой комок.
- Нет, не нужно, - я путаю пальцы в его волосах на затылке, не позволяя обхватить мою плоть губами. Не хочу видеть его сегодня на коленях, ничего не хочу. Нельзя думать о физическом удовлетворении, когда где-то внутри растекается боль и пустота. Так умирает зверь, и я остаюсь один. Почему сегодня? Что со мной не так? И что не так с тобой, мальчишка? Когда ты стал пустым, когда твоей души не стало? Расскажи мне, мальчик.
- Ты пришел за чем-то другим? - он смотрит пристально и равнодушно. Хочется встряхнуть его, чтобы прогнать этот мертвый холод из еще живого тела. Чувствую, как сводит челюсть от нежелания говорить. Я ведь почти животное, утратившее все человеческие умения. Но и молчать не могу. Тишина пугает. Оказывается, меня еще может что-то пугать.
- Я пришел к кому-то другому. Еще раз спрашиваю: что с тобой?
- А я вновь отвечаю - со мной ничего. Мне заплакать? Тебе не нравится, что я не боюсь? Что не нравится? Скажи, и я исправлю! Слышишь! Я все сделаю сегодня!
- Ложись, - я поднимаю его с пола. Его бьет крупная дрожь, зубы громко стучат. Но глаза... глаза пустые. Он сворачивается клубочком, подтянув колени к животу. Мальчишка совсем, моя изломанная кукла. Ну, где же ты, зверь? Шесть лет ты терзал меня, разрывая внутренности, а теперь умираешь так легко и спокойно? Посмотри на этого мальчика, подумай, каковы на вкус его слезы, и какая ярко-алая кровь. Вспомни, как расцветают лиловые синяки на его плечах и как трескаются губы от поцелуев-укусов. Неужели ты не хочешь вновь услышать плач и мольбы, неужто не желаешь уйти под звуки его тихого "люблю тебя"? Что же ты молчишь? Что же ты оставляешь меня с ним наедине?
Я еще минуту сижу, смотря на свет лампы и слушая его тихое дыхание. А потом ложусь рядом, накидываю на нас одеяло и, продолжая смотреть в потолок, произношу:
- Давай спать. Ничего не хочу сегодня.
Немного поворачиваю голову, ловлю его улыбку. Я так давно не видел его улыбки... А потом он расслабленно прикрывает глаза, лишь тени от ресниц падают на худые щеки.
- Я люблю тебя, Сережа.
Я не отвечаю. Больно. Может быть, когда-то я смогу произнести подобные слова. Когда черная кровь перестанет течь по моим венам и разлагающаяся плоть безумного зверя окончательно исчезнет из моего тела. Ведь у нас еще есть время. Я так надеюсь, что есть...
Каждый человек сумасшедший. Вся суть в том, насколько далеко находятся ваши палаты..
Я лежу на кровати, смотрю в потолок. Потолок белый, без единной тени. Значит сейчас середина дня. В комнате воздух затхлый, вдыхать его неприятно, как будто проталкиваешь через нос и горло зловонный комок. Неудивительно, не помню, когда я последний раз проветривал квартиру или менял постельное белье. Наверное, по углам висит паутина, как в заброшенном жилище. Но поворачивать голову и убеждаться я не буду. Лень.читать дальше
Знаете, я всегда считал, что человек отличается от животного лишь социальными функциями и более разнообразным списком недостатков. Действительно, нас с детства учат, что мы - часть коллектива. Мы учимся, потом работаем, и все это происходит в системе "начальник-подчиненный". Если ты силен, то ты командуешь, слаб - подчиняешься. Если же ты не хочешь быть в системе, а стремишься к аскетизму и одиночеству, то моли Бога, чтобы оказаться гениальным. Одиночество может позволить себе либо гений, либо идиот.
В моем случае утрачены не только социальные функции и связи с внешним миром. Я потерял и те качества характера, которые отличают человека от зверя, правда, не всегда в лучшую сторону. У меня нет никакого желания тешить гордость и добиваться каких-то призрачных высот или сказочного богатства, я не хочу философствовать о смысле жизни или о том, что ожидает после смерти, я даже не злорадствую чужому горю, как на самом деле часто нравится делать людям. Ведь это всегда приятно, когда судьба подставила подножку кому-то другому. Не тебе. Но я уже получил сполна, для меня теперь любая беда - сущий пустяк. Не трогает ни смерть, ни боль, ни чьи-то потери.
Я не человек больше. Наверное, я напоминаю амебу - безхребетное и бесформенное существо. Хотя так не всегда. Иногда по ребрам кто-то водит когтями, впивается клыками в сердце и горло - тогда кажется, что я не могу дышать, задыхаюсь, захлебываясь в собственной крови и желчи. В такие моменты я сжимаю пальцы на лице, ногтями разрезаю кожу, пока руки не становятся теплыми и солеными. От крови. Кровь всегда такая приятная - теплая-теплая. Если бы еще боли не было. Но животное во мне затихает, вновь приходит апатия, когда я просто лежу, изредка ем. Продукты раз в неделю приносит тетка, вот уже год, с тех пор, как я запер себя в крошечной квартире. Она моя единственная родственница, и вообще она странная - не понимаю, как можно быть такой жалостливой. Я ведь просто нечто, человеком не назовешь. Мертвый, по сути. Иногда лишь мое мертвое тело беснуется, как будто в него вселяется демон. Но подобные приступы не в моей воле. У безумных нет воли.
Опять декабрь. Я почему-то вспоминаю об этом, что странно. Последние месяцы я не помнил, какой сейчас год, не говоря уже о сезоне. Но декабрь - это ведь совершенно другое дело. Это значит, что я был на улице год назад.
Тогда я ехал на такси, а потом была авария, о которой я не помню ничего, кроме приятного чувства тепла. Я знаю, что лежал в окровавленном снегу, и что разбитое автомобильное стекло было рассыпано осколками вокруг меня. Помню, как коснулся лица. Влажно и горячо. Как будто слезы. Лишь потом стало понятно, что это кровь. Так много-много крови, которая бурой казалась на белом снегу. Почти черной. Быть может зверь во мне уже тогда жил, и кровь была его? Не знаю.
Потом была чернота. Мне снился Илюша - солнечный, улыбчивый, родной. Но иногда в эти блаженные сны врывались посторонние звуки, какие-то всхлипы, крики и хриплое "Сереженька". Голос был знакомым, я невольно стремился к нему, хватался сознанием за собственное имя и пытался выбраться куда-то. Мне тогда казалось, что голова взорвется, что я в болотной жиже и чем больше я пытаюсь выбраться наружу, тем сильнее погружаюсь во мрак и забвение.
А потом я все-таки очнулся. Глаза сразу резануло ярким светом стерильной больничной палаты, в виски, казалось, воткнули несколько раскаленных игл. Боль была уничтожающей, сразу затошнило. Больше всего тогда хотелось умереть. Смерть - намного предпочтительнее боли.
- Сереженька... - тихий голос прорвался в сознание, растекся по венам теплом и нежностью. Нет, нужно жить. Мне есть ради кого.
- Ил... - в пересохшем рту язык - наждачная бумага. Никакого смысла, лишь дополнительную боль причиняет.
- Тихо, что ты! Молчи! Я врача позову, хорошо? - он обхватил мое запястье ладонями, поднес к губам. Губы холодные, мне на кожу капают слезы. Его синие глаза казались огромными и в них что-то очень странное было. Какая-то гамма несвойственных ему эмоций. Жалость, страх, брезгливость. Странно. Так странно...
***
Снег лениво падает мокрыми хлопьями. Налипает на стекло. Я давно не видел снег, для того, чтобы видеть, необходимо повернуть голову вбок. Это усилие, а когда я в состоянии апатии, то не могу позволить себе и малейшей активности. Но сегодня все иначе, ведь я вспоминаю прошлое. Мне всего лишь двадцать, а кажется, что я живу уже века. Каждая минута - тягучий сироп. Так отвратительно медленно струится, как кадр в замедленной съемке.
Помню тот день, когда мне сняли повязки с лица. Мой личный Рубикон. У каждого есть момент, делящий жизнь на "до" и "после". Для меня это холодное январское утро, когда зверь во мне то ли родился, то ли впервые дал о себе знать - завыл в агонии, заскулил, расправил огромное тело так, что каждый позвонок хрустнул. Ему хотелось крушить все вокруг. Он был уродлив, черен внутри. Достойный паразит в теле уродца, которым я стал. Все лицо - сплошные шрамы - глубокие, ярко-красные, змеящиеся кривыми зигзагами. Я не узнавал себя, не верил. И только противная на ощупь шероховатость под кончиками пальцев убеждала окончательно.
Но не это было самым страшным. Нет, конечно. Я никогда не был тщеславен, не считал, что красивое лицо - это дар. Зато Илья считал. Господи, как же он плакал. Навзрыд, захлебываясь и задыхаясь. Он дрожал, как в лихорадке, утыкался мокрым и холодным носом мне в шею и как заведенный повторял "что же делать? Что же делать?"
Я помню, как цепко он держался за посеревшую от стирки больничную рубаху. Испуганное дитя, потерявшее объект обожания. Я его ненавидел тогда. Он просто пустышка, он любил лишь лицо. Конечно, я ведь никогда не был интересен внутренне, а теперь потерял единственное достоинство. Хотелось ударить его. Впервые, хотелось, чтобы было больно ему. Хотелось сжать его запястья с ярко-голубыми венами, раздробить хрупкие кости. На мелкие, острые осколки.
- Пошел вон, - два слова. С тех пор я всегда говорил ему лишь несколько слов. Столкнул его со своих коленей и закричал так, что легким больно: - Вон пошел!
Он испугался. Ушел. Моя жизнь закончилась.
***
Я встаю. Кажется, как будто преодолел сотни миль. Задыхаюсь, умираю. Но упрямо иду вперед. Накидываю старую куртку, открываю входную дверь. И замираю на пороге...
Я помню, он пришел на следующий день после моей выписки. Долго звонил, а потом стучал.
- Сережа, умоляю, открой дверь. Я тебя люблю. За что ты так со мной? - плакал. Конечно, плакал. Часами сидел на пороге, как жалкий котенок. И всегда оставлял ландыши. И зимой, и жарким летом. Где только покупал их в небольшом городке? Зверь бесновался, требовал растоптать небольшой букет, втоптать его в грязь. Черт возьми, что за девичьи подарки? Но я не мог, тогда еще я был в состоянии победить. Я поднимал цветы, гладил каждый листок. Было больно. И это позволяло чувствовать себя живым.
Илья приходил каждый день. После обеда звонил, а я, конечно же, не открывал, поэтому потом он сидел на пороге до глубокой ночи. Он часто что-то говорил - рассказывал о школе, о знакомых и совершенно чужих мне людях. И я тоже сидел на полу. Слушал. Кусал кулак до крови. Между нами была только дверь, и эта тонкая преграда помогала мне сохранить решимость. Я не имел права забывать, что он признается мне в любви лишь пока не видит. А потом снова будут слезы и жалость. Жертвенность, которая мне даром не нужна, которую я в нём ненавижу.
Два месяца назад он не пришел. Проходили дни, я все больше превращался в кусок мяса. Даже зверь во мне все реже оживал, питался последними соками, какими-то крупицами былой энергии.
Именно из-за голода я, наверное, и бреду сейчас по колено в снегу. Можно ли голодать по голосу человека? Еще как. До безумия. До зубного скрежета, до дрожи в пальцах.
Я, наверное, несколько часов иду. Ловлю на себе испуганные взгляды прохожих и лишь ниже опускаю голову. Господи, впервые за целый год видеть жалость и ужас в глазах! Это действительно страшно.
Я замечаю его возле подъезда. Он смеётся - громко, заливисто, серебряные колокольчики напоминает. На светлых волосах снежинки - переливаются в холодном зимнем солнце. А потом он обнимает какого-то парня, я не знаю, кто он такой, а я, как завороженный, смотрю на бледные пальцы Ильи, столь контрасно выделяющиеся на черном пальто незнакомца.
Как же зверь ликует! Выгибается в пояснице, царапает лапами мои глаза. Мне кажется, что они в крови, но это всего лишь слезы и пелена ярости. Хотелось убить. Крови хотелось. Предатель. Он просто маленькая коварная тварь, любит он лишь лицо - красивое, идеальное.
И когда Илья скрывается в подъезде, я иду за ним. Зверь ведет, а я потерял последние силы для сопротивления. Он открывает дверь быстро, глаза сразу наполняются слезами - синие озера, такие чистые. А потом виснет на мне, в щеку целует.
- Сереженька! Сереженька мой! Пришел. Господи, - всхлипывает, затаскивает внутрь. Где только силы взялись?
- Помнишь меня? - улыбаюсь. Даже не хочу представлять, как это уродует мое обезображенное лицо.
- Что за глупый вопрос? Я тебя люблю, - он обиженно хмурится, ресницы дрожат. Слезы на них. Лживая сволочь.
- Что же не приходил?
- Десять месяцев, Сережа. Триста тринадцать дней. Я приходил каждый день. Я должен жить, понимаешь? Я просто... - он не договаривает, теперь у него дрожат и губы. А зверь тянет носом воздух. Конечно, ему жить нужно, а меня и бросить можно. Я ведь больше не ровня ему - прекрасному во всем.
- Любишь значит?
Илья кивает. И этого достаточно. Толкаю его в плечо, и он ничком падает на пол. Бьется головой об паркет, испуганно вскрикивает, но я не даю ему времени даже втянуть воздух, который из него вышибло при падении. Опускаюсь рядом, сдергиваю с него джинсы.
- Сережа! Перестань! Не хочу так! - всхлипывает он. А как хочешь, сладкий? На шелковых простынях со своим новым другом? Ласково и медленно? Неженка.
- Плевать, - рычу, только зубы скрежещут. Срываю белье с худых ног, легко перехватываю руки, которыми он пытается оттолкнуть. Он всего лишь семнадцатилетний мальчишка, да и никогда не отличался сколько-нибудь значимой физической силой.
- Пожалуйста, - шмыгает носом, дрожит, как осиновый лист. Я всегда был нежен с тобой, Илюш. И все, кто был у тебя за этот год, видимо, тоже. Но меня прежнего нет больше. У меня по венам течет что-то ядовитое и зловонное - кровь черная, звериная.
- Заткнись! - бью по губам. Кровь выступает. Какая же яркая у него кровь. И я слизываю ее, поглощаю каждый всхлип, каждый вскрик. Сладкий мальчик, знал бы ты, что делаешь лишь хуже. Знал бы ты, как мне больно и как я хочу причинять боль.
Сам я не раздеваюсь, лишь слегка спускаю брюки вниз, высвобождая член из плотных боксер. Я давно возбужден. Неудивительно, за весь год я лишь несколько раз дрочил в туалете. Исключительно физическая разрядка, но никакого эмоционального удовлетворения. А сейчас он лежит передо мной: такой открытый, желанный, испуганный. Мой.
- Сереженька, я люблю тебя, - "люблю тебя", "...лю тебя", "тебя" - кажется его голос эхом от стен отдается. И это признание звенит у меня в ушах. Грязное. Лживое.
- Помни это, когда тебя будет трахать кто-то другой, - произношу ему в губы. Он недоуменно распахивает свои огромные глаза, зрачок расширяется, синеву чернота поглощает. О Бога ради, что за дешевый спектакль?! Он, конечно же, "купился" на чье-то смазливое лицо. Предал.
А потом я лишь с остервенением плюю на свои пальцы, приставляю к его анусу, надавливаю сильно. Сразу два пальца, до конца. Он кричит так громко, что у меня режет в висках. Почему-то он слишком узкий, как в наш первый раз. А зверю нравится, он мурлычет, хвалит меня, гладит по позвоночнику облезлым хвостом. Я немного раздвигаю пальцы в стороны, скольжу по теплым стенкам.
- Перестань, ты обещал, что не сделаешь мне больно! Обещал! - в этот раз он говорит тихо. Только слезы льются и льются.
- Ты тоже многое обещал, - отвечаю я и, резко вытащив пальцы, одним сильным толчком вгоняю в него член. Он выгибается в пояснице, бьется в моих руках загнанной птицей. Стенки вокруг моей плоти сжимаются с такой силой, что у меня темнеет перед глазами, а из груди вырывается утробный рык. Долгое воздержание дает о себе знать: я толкаюсь в него хаотично, пересиливая сопротивление его тела, оставляю алые засосы и кровавые следы от зубов на шее и плечах. Он что-то бормочет, кричит. Но я слышу лишь одно "люблю". Я кончаю совсем скоро, выскальзываю из него, обессиленно откидываюсь на спину и смотрю в потолок. Кое-где обсыпалась штукатурка, а люстра неприятно светит в глаза. Илья лежит рядом,подтянув колени к животу. Всхлипывает, вытирает слезы кулачками. Ребенок ребенком. И когда мужиком уже станет? Хотя что я говорю? Никогда, конечно.
- Я хочу... хочу, чтобы ты знал - ты всегда можешь прийти ко мне. Я люблю тебя. Я понимаю, что ты просто... разозлился,- на этом слове он вздрагивает, но все же продолжает, тяжело вздохнув, - поэтому сделал мне больно. Но я знаю, что ты не хотел. Я знаю.
О чем он? Я хотел. Только Господь знает, насколько. Я год копил в себе всю эту грязь. Нужно же ее куда-то выплеснуть, иначе я захлебнусь. Я молча встаю, застегиваю джинсы и ухожу. До следующего раза. Я знаю, что он впустит меня. Снова, снова и снова. Почему? Не знаю. Может быть, он чувствует угрызения совести, после того, как нарушает свои клятвы? Говорят, что боль очищает.
Каждый человек сумасшедший. Вся суть в том, насколько далеко находятся ваши палаты..
- Красиво та-а-ак, - произносит протяжно. В светлых глазах его ночное небо отражается - густая синева и янтарные крапинки звезд. читать дальше
- Эстет, - ласково произношу я. Целую в уголок губ, прижимаюсь лбом к прохладной щеке. Тоже перевожу взгляд вверх, на яркие созвездия, силюсь звезды пересчитать. Сегодня они висят особенно низко, царапают землю где-то на горизонте, и кажется, что стоит протянуть руку, чтобы перепачкать пальцы золотой пылью.
- Да, я люблю все красивое, - смеется он заливисто. Люблю его смех. Он наполняет душу теплотой. - Разве не заметно?
Наклоняет голову, ловит мои губы поцелуем. Сладкий, как карамель. Я каждый день спрашиваю Бога, чем заслужил такой дар - любовь самого светлого и прекрасного создания? Я слишком высок. Неловок. Замкнут в своей скорлупе. Да, у меня красивое лицо. Хмурое, конечно, но красивое правильностью черт и идеальностью пластикового манекена. Неужто он любит меня за это? Не хочется думать о таком.
Но, если признавать правду, - это очевидно. Он боится физических недостатков, уродств и старости, отводит взгляд, видя проявления бедности. Это не жестокость, Боже упаси. Это просто стремление к прекрасному, ведь он сам прекрасен. И почему-то и меня считает таковым.
***
- Сереженька, я тебя так люблю, - улыбается, прячет лицо на шее, горячим дыханием кожу обжигает.
- А я тебя, Илюш, - только к нему я испытываю нежность. Только ему верю. Провожу пальцами по мягким волосам. На солнце выгорели, светлые совсем. Яблочным шампунем пахнут, можно часами сидеть, уткнувшись носом ему в висок.
Поднимает взгляд: глаза голубые в обрамлении пушистых ресниц. Ему не дашь его шестнадцать порой, он ребенок во всем. Иногда я чувствую, что старше его не на три года, а на три десятилетия. Защитить от мира хочется. Никому не позволю обидеть его.
- Можно я останусь? - спрашивает тихо, хриплым голосом. Что же ты делаешь со мной, малыш? Я ведь не святой, и терпение мое не вечно.
- А что родители, Илюш? Волноваться не будут? - спрашиваю, хотя знаю ответ. Не будут, конечно. Они из тех родителей, которые считают, что дети, как трава у дороги - сами вырастут.
- Нет. Ты же знаешь, - вздыхает тяжело, прижимается лбом к моему подбородку.Я откидываюсь на спинку дивана, притягиваю его к себе на колени. Целую мягкие губы, провожу по ним языком, и он послушно размыкает их. Привык уже, а ведь вначале и поцелуев смущался. Пальчиками гладит щеки и закрытые веки, прижимается ближе. Я провожу ладонью по спине, забираюсь под футболку.
- Хочу тебя, малыш, - хрипло выдыхаю ему в рот. Он сглатывает тяжело, напрягается весь. Господь свидетель, я никогда не торопил его, но иногда мне кажется, что я свихнусь, если столь долгое вынужденное воздержание продлится еще хотя бы день. - Илюшка, не бойся, глупый. Я никогда не буду тебя принуждать. Обещаю. Просто ты красивый, мне хочется быть с тобой ближе. Хочется, чтобы тебе было хорошо. Позволишь?
В его глазах шторм бушует - эмоций так много. Я не успеваю читать их, поэтому его едва заметный кивок становится для меня неожиданностью. У него дрожат губы, и я ласково улыбаюсь. Сжимаю его запястья, чувствую как загнанной птицей бьется пульс. Кладу его руки себе за шею, и он сцепляет их в замок, зажимает клок волос на затылке. Больно, но сейчас мне все равно. Подхватываю его под ягодицы, и он обвивает меня ногами за талию, позволяя подняться с ним на руках, пройти в комнату, уложить на кровать, как самую хрупкую ношу.
Он зажмуривается, и я весь переполняюсь острой щемящей нежностью. У меня ее много, ведь он единственный к кому я ее проявляю. Раздеваюсь быстро, небрежно оставляю одежду на полу.
- Илюш, я не съем тебя, - ложусь рядом, чмокаю его в нос. Он все-таки открывает глаза, слабо улыбается.
- Знаю.
И я целую его в шею. Совсем легко сжимаю зубы на венке, сразу зализываю место укуса. Он сжимает ладошки на моих обнаженных плечах, тихонько выдыхает горячий воздух сквозь приоткрытые губы.
- Давай снимем это, Илюш, - он смущенно краснеет, но все же послушно приподнимает руки, позволяет стянуть с себя футболку. Худой такой, кожа бледная. Провожу по ребрам, вниз, на бедренных косточках ладони останавливаю. - Я не хочу, чтобы между нами были какие-то тряпки. Приподнимись немного, родной.
Слушается. Мне льстит это доверие. Я никогда его не предам. Стягиваю узкие джинсы, сразу вместе с бельем. Краснеет, губы кусает до крови. Всегда так делает, когда боится или волнуется. А сейчас и то, и другое, поэтому сжимает зубы с такой силой, что тоненькая струйка стекает с уголка рта, змеится причудливым зигзагом по подбородку. Не думая, слизываю алые капли. Кажется, что и кровь у него сладкая. Приятная. Вкусная. Быть может я просто его люблю? Ведь когда любишь, то все принимаешь, все ценишь. В тот момент я действительно верю в это.
Наши губы встречаются - теплые и влажные. Он отвечает мне несмело, позволяет осторожно проникнуть в рот, углубить поцелуй, каждого участка рта языком коснуться. Дышит тяжело, и я спускаюсь ниже, снова целую тонкую шею. В этот раз совсем аккуратно, медленно, пробуя на вкус кожу. Он запускает пальцы в мои темные волосы, неосознанно прижимает ближе. Это моя маленькая победа. Хочется кричать от счастья, потому что я, черт возьми, люблю и любим.
- Сереженька, - жалко совсем произносит, тихо. Приподнимаюсь, в потемневшие глаза смотрю. Господь, какой же он красивый сейчас!
- Не бойся. Все ведь хорошо.
- Угу... - в голосе никакой уверенности. Морщит аккуратный нос, неловко целует меня в висок. В новый поцелуй вовлекает - не знаю, который по счету. И я целую. До нехватки воздуха. До цветных кругов перед глазами. До шума в ушах. Руками касаюсь его везде: выступающей ключицы, острой косточки плеча, по груди провожу, немного сжимаю сосок. Он что-то бормочет мне в рот неразборчиво - невинно и так развратно одновременно.
Отрываюсь от его губ, опускаюсь ниже. Прикусываю кожу на животе, потом на бедре. Больно, знаю, родной. Но это чтобы отвлечь, пока я, немного раздвинув его ноги, касаюсь наконец-то уже возбужденного члена. Сначала легко - указательным пальцем к головке. И он выдыхает, дергается, подается бедрами вперед. И сбежать хочется, и остаться. Противоречия разрывают его, заставляют вновь кусать губы и собственную руку, сжатую в кулак. Я не даю времени опомниться, зажаться, испугаться. Обхватываю ладонью основание члена, несколько раз быстро двигаю рукой, до конца сдвигаю кожицу. Он хнычет что-то неразборчиво, и когда я обхватываю головку в тугое кольцо собственных губ наконец-то выкрикивает мое имя.
- Сережа! Сереженька! Что ты делаешь? Нельзя так!
- Кто сказал, глупый? Я тебя люблю. Мне хочется это делать, - произношу, оторвавшись на мгновение. И снова целую там, провожу языком, слизываю несколько проступивших капелек смазки. Даже здесь он вкусный. Хотя чему удивляться? Пальцами скольжу по нежной коже под членом, медленно сдвигаю их вниз, пока не касаюсь ануса. Он вновь дергается - это слишком много для него. Чувствую, что он вот-вот кончит. Выпускаю член изо рта, немного поднимаюсь вверх, все-таки не отнимая руки от его отверстия. Скольжу там, надавливаю немного.
- Сереж, ты хочешь сделать... это? - сейчас напоминает ежика - светлые волосы иголками. Перепуганный ежик. Дай волю - в клубок сожмется.
- Хочу, Илюш. Ты же знаешь, что хочу. Я осторожно, обещаю, - сглатывает ком, с опаской взгляд вниз опускает. Оценивает возможности, наверное, потому что недоверчиво хмурится. Да, природа размером меня не обделила, но сегодня это не радует.
- Это вообще реально? - недоверчиво бормочет, а я не отвечаю. Лучший ответ - действие. Целую подбородок, губы, нос, а потом отстраняюсь ненадолго, достаю из прикроватной тумбочки первый попавшийся крем и презерватив. - Это зачем? - интересуется, когда я выдавливаю на пальцы крем.
- Ты узкий, так будет легче, - выдыхаю ему в губы. И целую, языком по нёбу вожу, пока пальцы касаются отверстия. Он немного дергается, но я удерживаю его второй рукой за плечо. Проталкиваю первый палец, сгибаю немного. Теплый, мягкий. Не верится, что мой, вот такой открытый и беззащитный передо мной. Мысленно клянусь, что он никогда не пожалеет. Никогда.
Все-таки отстраняюсь немного, лбом в его лоб утыкаюсь. Он часто дышит, морщится болезненно, когда я ввожу в него и второй палец, немного раздвигаю стенки.
- Илюш, посмотри на меня, - поднимает взгляд. Глаза так близко. В уголке правого - слезинка. Он моргает, и она цепляется за ресницы. А потом падает, по щеке скользит. Я слизываю ее с гладкой кожи. Соленая. - Потерпи, мой хороший. Немножко потерпи. Не отводи взгляд, хорошо? Мы вместе справимся, а потом будет хорошо. Люблю тебя.
За время своего монолога успеваю надеть презерватив. Он кивает, обнимает меня крепко-крепко. Ногтями впивается в спину, до крови, наверное. Но я этому рад. Я не хочу, чтобы он один испытывал боль.
А потом я приближаю член к его анусу, совсем легко надавливаю головкой. Рукой поглаживаю бедра его, щекочу пальцами яичка. Он расслабляется, я вижу, как расширяются зрачки, как темнеет синева в его глазах. Он легонько поддается бедрами вперед, толкается мне в руку, а я пользуюсь этим - вхожу до основания. Лучше сразу перетерпеть, не могу долго мучить его.
- Ай! Я больше не могу, - он всхлипывает, сжимается весь внутри. Так хорошо, невообразимо. Кажется, что сердце не выдержит такого острого удовольствия, биться перестанет. Но ему больно, поэтому я нахожу в себе силы остановиться хотя бы на мгновение.
- Тише, Илюш. Тшшш... Все, малыш, все. Больше не будет больно. Никогда-никогда. Слышишь меня? Я больше не причиню тебе боли. Расслабься, не сжимайся так. Вот, умница, мой хороший, - он старательно выдыхает, пытаясь следовать совету и не сжимать так мышцы. И я наконец-то начинаю двигаться. Сначала медленно и осторожно, меняя угол проникновения, проводя головкой по теплым стенкам. И только когда он вскрикивает, впервые подмахивая мне бедрами - я осознаю, что нашел необходимую точку. И не сдерживаюсь больше, обхватываю его за лодыжки, кладу ноги к себе на плечи. Хватает нескольких рваных толчков в сочетании с движением руки на его члене, чтобы он кончил мне в ладонь. Вскрикнул, обмяк, прикрыл глаза. Улыбнулся.
- Я люблю тебя, - это последнее, что я слышу, перед тем, как излиться глубоко в его теле. Расслабленно перекатываюсь набок, переворачивая его вслед за собой. Не спешу выходить. Мне нравится чувствовать нас единым целым. Целую его запястье, смотрю в любимые глаза.
- И я люблю. Всегда буду любить. ***
Декабрь заявил о своих правах, замел снежной пургой город, разрисовал окна ледяным узором. Я не любил зиму, в отличие от Ильи, который мог часами лепить снеговиков и ловить крошечные снежинки на язык. Ребенок еще, что с него возьмешь. В итоге он заболел, поэтому я быстро собрался и, поймав такси, чтобы скорее добраться, поехал к нему.
В машине тепло, и я расслабленно прижимаю лоб к стеклу, прикрываю веки. Чувствую, что засыпаю, перед глазами Илюшино лицо мелькает. Он смеется. Счастливый такой... И я счастливый, когда ему хорошо. Наверное, я улыбаюсь.
А потом только визг тормозов, сильный удар, хруст стекла и что-то липкое струится по лицу. Тепло. И Илья смеется. Сквозь слезы смеется. Что-то кричит, но я не слышу, погружаясь в блаженную темноту.
Каждый человек сумасшедший. Вся суть в том, насколько далеко находятся ваши палаты..
- Я так рад тебя видеть! - виснет на мне мертвым грузом, цепкими пальцами обхватывает за шею, прижимается своим худым телом вплотную, так что даже сквозь ткань футболки ребра чувствуются. На носочки становится, тычется холодными губами в подбородок, как жалкий щенок, навязчивый настолько, что никакой нежности не ощущаешь, только желание пнуть больнее.читать дальше
Сжимаю пальцы на худой шее, оттягиваю от себя, чтобы только не вздумал целоваться. Хочется руку вымыть, потому что противно. А он смотрит своими влажными глазами, ресницами моргает часто-часто, как нелепая кукла. Он и похож на куклу: бездушный, безмозглый, красивый. Именно в таком порядке.
- Ты ненадолго? - сжимается весь, голову вниз опускает, шаркает ногами в дырявых носках по полу. Хочется обхватить за пушистые светлые волосы и хорошенько приложить его затылком об стену. Идиот, к чему этот глупый вопрос? Разве я когда-то оставался надолго?
- Пойдем, - обхватываю тонкое запястье, сжимаю до красных меток, волоком тяну его вслед за собой. Его комнату я могу найти с закрытыми глазами.
Замираю в центре, оборачиваюсь, смотрю пристально. Он кусает губы до крови - дурацкая привычка. Взгляд отводит, как стыдливая барышня. И зверь во мне скалит зубы, беснуется, когтями по ребрам проводит, потому что не любит притворство. Он просто грязная шлюшка, невинность ему не к лицу.
- Раздевайся, - бросаю коротко. Всегда так. Одно слово, два - если повезет. А ведь были времена, когда я разговаривал с ним часами, до хрипоты, пока голос не становился сиплым и тихим. И даже тогда мы говорили глазами, во взгляде что-то читали. Как же недавно и одновременно давно это было.
Слушается. Конечно. Неловко футболку стягивает, бросает под ноги. Худой, как ребенок. А ведь уже дватцатник стукнул. Это его дьявольский дар - невинная внешность, за которой порочность прячется. Как Люцифер - великолепие и уродство в одном флаконе.
- Быстрее, - смотрит из-под челки, в уголке правого глаза слезинка стынет. Она еще пытается ухватиться за ресницы, но и с них падает - крошечное озерце на бледной щеке.
- Не ной, - два слова. Я же говорил. Сегодня я в хорошем расположении духа. Стягивает джинсы вместе с трусами, оставляет небрежной горкой на полу. Смотрит спокойно. Да, дорогой, ты великолепен. Уже и следа слез не осталось, не так ли? Великий актер в нашем миниатюрном театре для двоих.
Я раздеваюсь быстро. Он отводит взгляд, гипнотизирует какую-то точку над моим плечом. Противно? Я знаю. Боже, как же я тебя понимаю!
- Возьми, - всю жизнь мечтал сказать что-нибудь наподобие "отсоси" или "возьми в рот, грязная шлюшка", как он заслуживает. Нет, не могу. В память о былом - не могу.
Становится на колени, смотрит в глаза. Всегда смотрит в подобные моменты, как будто упрекает. Накинуть бы ему мешок на голову, сдавить веревкой на белой шее, чтобы только не таращился. Нет же, сдохнет, сволочь, не дай Боже. Я и так не сплю. Щекочет пальцами чувствительную кожу, легко скользит по всей длине члена. Стыдно, но этого хватает, чтобы я возбудился. Он знает, какое воздействие имеет на меня, но всегда молчит, даже не усмехается, как стоило бы ожидать. Старательно поглаживает круговыми движениями головку, до конца сдвигает крайнюю плоть. Я тоже губы кусаю, хотя стоны все равно вырываются. Приглушенно, но все же. А зверь во мне блаженствует, торжествует. Я правильно поступаю. Он ведь заслужил.
Он проводит языком по нежной коже на внутренней стороне бедра, рукой продолжая гладить член, легко касаясь поджавшихся яичек. Знает, как я люблю. А потом крепко сжимает свои цепкие пальцы на моих бедрах, поддается вперед и сразу заглатывает член максимально. Старательно расслабляет горло, языком что-то выводит, как будто силясь прочертить дорожки по всем выступившим венам. Я запускаю руку в его светлые волосы, и он начинает быстро двигать головой, ни на мгновение не ослабляя напора, обхватывая член губами, не забывая поласкать головку. Он все-таки старательная шлюха, мне даже шевелиться не приходится, он и сам справляется великолепно.
В глазах темнеет, и я больно дергаю его за волосы, оставляя между пальцами порядочный клок светлых прядей. Он выпускает стоящий колом член, понятливо встает, направляется к кровати. Я успеваю обхватить его запястье, останавливаю.
- Нет, на пол, - три слова. Рекорд. Определенно.
Хмурится, но все же послушно опускается вниз, упирается в толстый ковер локтями и коленями, приподнимает задницу. Мать твою, когда ты стал таким послушным?
- Сам.
Мне не нужно повторять дважды. Он знает, что необходимо делать: молчать и слушать мои приказы. Вижу, как он облизывает несколько пальцев, заводит руку назад, приставляет к анусу. Он никогда себя не жалеет, вот и сейчас проталкивает сразу два на всю длину. Замирает на мгновение, худые плечи дрожат. Неужто плачет? Он часто плачет в подобные моменты. Нужно бы сказать ему, что пора разнообразить свою сценическую программу. Уже приелось. Двигает пальцами быстро, разводит в стороны, по стенкам проводит. Видимо, находит простату, потому что хрипло выдыхает и зверь во мне воет, как раненный. Как же так? Я не могу позволить ему получать удовольствие.
- Довольно, - говорю грубо, становлюсь сзади на колени. Вот черт, на таком ковре их и до крови можно стереть. Хотя какая разница? Обхватываю его за хрупкие бедра, наблюдаю, как краснеет кожа под моими пальцами. Приставляю головку к успевшему вновь сжаться отверстию, надавливаю сначала немного, только чтобы раздвинуть стенки, обмануть ожидания иллюзией сдержанности. Он доверчиво поддается назад. Опыт ничему не учит. И я вхожу в него грубым толчком, до основания, развратно хлопая яйцами о влажную кожу его ягодиц. Он мычит что-то в руки, на которые положил голову. Дрожит, как лист на ветру. Как всегда. Он такой же узкий, как и прежде, и зверь во мне торжествует, заставляет двигаться быстро. Погружаться до конца, потом выходить почти полностью. Снова погружаться, снова выходить. В нем хлюпает что-то теплое, приятно обволакивает член, позволяет скользить еще резче, быстрее, глубже. Я понимаю, что красное - это кровь. Кровь - это боль. Ему больно, мне все равно, а зверь бьется в экстазе, застилает мне глаза кровавым маревом, вкладывает в мои руки свою бесовскую силу, чтобы я царапал его спину, оставляя на идеальной белизне уродливые кровавые борозды.
Я кончаю с громким, нечеловеческим рыком. Дышу тяжело, всматриваясь в жалкий дрожащий комок, в который он превратился. Из него вытекает моя сперма, смешивается с кровью, течет по бедрам, по его вялому члену. Его глаза закрыты, лишь ресницы дрожат. Я знаю, что он в сознании, но глаз не откроет. Я привычно вытираю кровь с себя его футболкой, натягиваю на себя одежду и направляюсь к двери.
- А я все равно тебя люблю, - тихо шепчет он. Это что-то новенькое. Зверь пугается, прячется мне под ребра, тяжестью замирает в желудке. Зверь жалко скулит и скалит зубы из своего укрытия, как перепуганная собачонка. Я не оборачиваюсь, стою мгновение на пороге. Сутулый, высокий, с длинными руками-ногами, со шрамами на все лицо. Уродец, грустный шут, в которого пальцем тыкают. Думает, поверю? Счастливым буду вновь? Глупый он...
- Лжешь... - ухожу. Я знаю, что вернусь. Зверь во мне сладко зевает, ему нравится. А я слишком слаб, чтобы бороться с ним в одиночку.
Каждый человек сумасшедший. Вся суть в том, насколько далеко находятся ваши палаты..
В последнее время я все больше верю в судьбу. В неизбежность предначертанного свыше. Какой бы путь ты не выбрал, конечный результат все равно будет один.читать дальше
Сейчас я стою в комнате, рассматривая яркий огонек свечи, которая медленно тлеет, напоминая, что время все же идет, а не замерло, как мне чудится. А потом тишину прорезает звук тихих шагов. Я не оборачиваюсь. Жду, задержав немного дыхание.
Теплые руки ложатся на мои обнаженные плечи. Я вздрагиваю, хотя, наверное, уже стоило привыкнуть. Ведь эта встреча не первая и, я уверена, не последняя. Это и есть судьба. Как бы мы не бежали друг от друга, все равно оказываемся в этой маленькой комнатушке, где есть только я и ты. Никаких имен и проблем, непонимания и ответственности. Ничего, кроме двух людей и потребности хотя бы недолго быть рядом.
- Хлоя, - ты выдыхаешь мое имя и целуешь жилку, пульсирующую на шее. Чувствую, как ловко твои пальцы расстегивают молнию платья на моей спине. Мне хочется в истерике кричать твое имя. Лекс, Лекс, Лекс...
- Что? - я выдыхаю этот вопрос, когда синий шелк падает к моим ногам легким и невесомым облаком. Ты разворачиваешь меня к себе лицом, пристально смотришь глаза.
- Ты красивая, - замечаешь, как нечто обыденное. Небрежно избавляешься от рубашки, и я, не сдержавшись, кладу тебе руки на грудь, ощущая, как под моими касаниями напрягаются мышцы. Несколько долгих мгновений мы просто молчим, смотря глаза в глаза, чувствуя дыхания друг друга и ощущая, как быстро бьются сердца. Странно, пора, наверное, привыкнуть, но для меня каждая встреча как будто впервые. А потом ты опускаешься на колени, целуешь теплыми губами живот, сжимая руки на моей талии.
Я пытаюсь опуститься тоже, мне неловко возвышаться над тобой и горячее дыхание на коже смущает. Но ты удерживаешь меня, легко лизнув впадинку пупка.
- Тшшш... Успокойся, все хорошо.
Я послушно замираю. Наверное, только с тобой я такая покорная. Глина, из которой ты можешь слепить все, что вздумается. Я закрываю веки, и остаются только ощущения. Вот ты немного сдвинул белье, я чувствую, как воздух холодит внутреннюю поверхность бедер, и я жалко всхлипываю, вцепляясь в твои плечи. Ноги дрожат, но ты крепко держишь меня, поглаживая талию, спускаясь ладонями на ягодицы и сильно сжимая их, заставляя приблизиться поближе к тебе. Ощущаю, как ты проводишь языком по тазобедренной косточке, немного прикусываешь и вновь зализываешь маленькую ранку. Я кусаю губы. Сильно. В животе скручивается напряжение, и мне кажется, что я сейчас просто растекусь, перестану осознавать, кто я и где нахожусь. А потом твои губы касаются моей плоти, я чувствую, как ты проводишь языком по складочкам, толкаясь внутрь, заставляя меня кричать твое имя. Снова, снова и снова. Все то время, пока ты прижимаешь меня к себе, пока я чувствую твое дыхание на самых чувствительных участках своего тела, пока ощущаю тебя в такой смущающей и одновременно возбуждающей близости. И потом не остается ничего, кроме ярких пятен перед зажмуренными глазами и безумного сердцебиения, грохотом отдающегося в ушах.
Я обмякаю на твоих руках сразу же после оргазма. Ты целуешь меня в губы - сильно и глубоко - и я чувствую свой собственный вкус. Наверное, должно быть противно, но мне хорошо. С тобой не страшно быть развратной. Ты не осудишь. Ты всегда поймешь.
- Сладкая, - я отчаянно краснею, но ты лишь усмехаешься, наконец-то расстегиваешь застежку лифчика, который все еще на мне. Стягиваешь его и трусики, болтающиеся где-то на лодыжках. Быть может, стоит перебраться на кровать, пол - не самое романтичное место. Но, в конце концов, я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы понять, что ты уже на грани. Не время играть в принцессу.
Я расстегиваю молнию на джинсах, и ты облегченно выдыхаешь мне в шею, когда напряженный член наконец-то оказывается избавленным от контакта с грубой тканью.
- Не обязательно так спешить, Хлоя, - невнятно произносишь ты, легко сжимая зубы на моем соске. - Я хочу так, - и я действительно не сдерживаю себя. Перебрасываю ноги по бокам от твоей талии, несколько раз провожу по члену рукой и, немного приподнявшись, сажусь на него одним плавным движением. Ты прижимаешься спиной к кровати, обхватываешь меня за бедро, помогая опускаться на тебя. Целуешь искусанные губы, венку на шее и ключицы, проводишь языком в ложбинке между грудей, обводишь напряженный сосок, и я вновь нахожусь на грани. Господи, сколько ночей у нас уже было, но я никогда не привыкну к твоему умению определять все мои желания и потребности! Еще одна минута, и я ощущаю, как сокращаются все внутренние мышцы. Я кричу что-то неразборчивое, оставляю царапины на твоих плечах, а спустя мгновение и ты выскальзываешь из меня, кончая на живот.
Ты еще долго гладишь влажную от пота спину, я же утыкаюсь носом тебе в шею и смотрю на огарок почти угасшей свечи. Как только она погаснет, нужно будет подняться, одеться в темноте, касаясь друг друга изредка, как будто нечаянно. А потом уйти, не прощаясь. И ждать, ждать, ждать... Пока мы вновь не увидимся в этой комнатушке, при тлеющем свете одинокой свечи. И все вновь пойдет по кругу, по нашему негласному сценарию. Но я почему-то верю, что когда-то мы решимся его переписать. Тогда все будет иначе. Ведь такова наша с тобой судьба.
Каждый человек сумасшедший. Вся суть в том, насколько далеко находятся ваши палаты..
- Пить в одиночестве - первый признак алкоголизма, - я вздрагиваю, услышав тихий шепот возле уха. Деймон. Конечно же. Видеть его в баре привычно, поэтому я просто равнодушно пожимаю плечами и коротко бросаю: - Значит, присоединяйся.читать дальше - Хм, с радостью, - отвечает он и знаком заказывает излюбленный виски. Смотрит несколько мгновений, а потом, тяжело вздохнув, произносит: - Ладно, побуду сегодня твоим психоаналитиком. Что случилось, Лиз? Пожимаю плечами, делаю еще один короткий глоток и морщусь. Все-таки я редко пью, с моей работой это выглядит как-то непрезентабельно, поэтому сейчас кружится голова и даже откровения с вампиром не кажутся нелепостью. В конце концов, Деймон - мой друг, хотя и очень своеобразный. - Кэролайн, - произношу всего лишь имя. А он понимает. Хмыкает участливо. - Ясно, крошка Кэр опять играет в большую тетю, - не могу сдержать смешок. Возможно, так влияет спиртное, а может просто странно слышать отеческое снисхождение из уст парня, которому на вид не дашь больше двадцати. - Можно сказать и так. Она все воспринимает в штыки, как будто я враг ей. Хотя я, наверное, сама виновата. Я никогда не была хорошей матерью, - я осушаю бокал, склоняю голову на сложенные руки. Сейчас я чувствую себя совсем старой, как будто жизнь прошла мимо и единственный человек, ради которого я существую - моя дочь - и та не нуждается во мне. - Глупость, Лиз. Кэролайн должна благодарить судьбу за такую мать, - произносит Деймон и важно кивает. - Сальваторе, ты напился, - сварливо шепчу я. Мне только жалости не хватало для полного счастья. - Ничего подобного. Абсолютная правда. Ты хорошая мать, хороший человек, красивая женщина, - хочется провалиться сквозь землю. Комплименты от Деймона Сальваторе звучат странно. Я, конечно, понимаю, что он в разы старше меня, но глаза мои - враг мой. Я не в силах избавиться от ощущения, что пора уходить, пока наша пьяная беседа не перешла в чересчур откровенное русло. - Хм, ну, спасибо. Ладно, Деймон, я пойду. И так засиделась. - Пешком пойдешь? Ты же не поведешь машину пьяная? - издевательски изогнув бровь, интересуется он. - Да, придется. - Давай я подвезу. Я выпил один глоток. Трезв, честное слово скаута, - подмигивает и, не дождавшись ответа, направляется к двери. И я не нахожу повода отказаться. ____ - Приехали, - говорит Деймон. Всю дорогу я молчала, потому что чувствовала себя странно спокойно и умиротворенно. Да уж, ощущения спокойствия в компании вампира - первый признак шизофрении. - Спасибо. И за то, что подвез, и за слова в баре. Стало легче, правда, - я улыбаюсь и уже намереваюсь выйти из машины, когда Деймон обхватывает меня за локоть, заставляя повернуться к себе. Наклоняется медленно, и я уже подумываю о том, чтобы достать пистолет, заряженный деревянными пулями и всадить несколько во взбесившегося вампира. Ведь с какой еще целью можно приближаться ко мне? Цель оказывается простой. Поцелуй. У Деймона холодные и гладкие губы. Необычно, но приятно. Так контрастно с моими теплыми. Он осторожно водит языком по мягкой плоти губ, заставляет меня разомкнуть их. У него сильная рука, даже чрезмерно. Когда он увлекается, то больно сжимает локоть. Синяки, наверное, будут. Но сейчас мне безразлично, потому что я и сама подаюсь вперед, углубляю поцелуй. Он немного смыкает зубы на губе. Чуточку больно и, наверное, я должна испугаться, но почему-то совершенно не страшно. Быть может, успокаивает рука, поглаживающая затылок и путающаяся в волосах. Сильная и уверенная. А может меня просто лишил инстинкта самосохранения алкоголь. Сейчас я не берусь судить. - Смелая, - хрипло шепчет он, отстраняясь. Я глубоко вздыхаю, пытаясь прогнать поволоку, затуманившую взгляд. Господи, что я делаю! Стыд затапливает, и я спешу поправить волосы и одежду. Сглатываю и бормочу под нос: - Спокойной ночи, Деймон. - До следующей встречи, Лиз, - говорит он и улыбается. Улыбка хитрая, и в глазах пляшут чертята. И я спешу выйти из машины, спрятаться в свой привычный строгий мир. До следующей встречи...
Каждый человек сумасшедший. Вся суть в том, насколько далеко находятся ваши палаты..
Я люблю рассвет за тишину и умиротворенность. А еще за цвета - чистые и яркие. Возможно, в какой-то другой реальности я бы стал пейзажистом, смешивал краски в поисках идеальной гармонии, подбирал оттенки, - схожие и контрастные - играл бы со светом и тенью. Или же рисовал людей, пытаясь передать выражение глаз, прорисовать морщинки у рта, ощутить их внутреннюю сущность, понять надежды и стремления. читать дальше
Увы, такая судьба была не для меня. Моя жизнь - красная, но и в красном много оттенков, поэтому мне грех жаловаться. Мне подвластна смерть: алая, стекающая кровавыми струйками по бледной коже жертв. И любовь я в состоянии испытывать: багряную, яростную, с криком на губах, с мольбами, обращенными то ли к Богу, то ли к дьяволу. Я знаю, что такое ненависть – пурпурная, неистовая, полыхающая, как адское пламя, испепеляющая все на своем пути. И даже нежность для меня амарантовая: где-то на грани между лаской и болью. Возможно, именно потому, что я умею различать оттенки, наша недавно приобретённая вампирская сущность не тяготит меня, как остальных.
Вот и сейчас меня не мучают угрызения совести и воспоминания о жертвах, растерзанных этой ночью. Мне значительно интереснее наблюдать за янтарными всполохами на лазурном небе, чем вдаваться в самоанализ и жаловаться на жизнь. И я медленно иду дальше, пока не останавливаюсь на возвышении, с которого открывается сказочный вид. Небо и многие-многие мили зеленых пустошь. Для кого-то однообразно, а для меня наполнено миллионом оттенков, нюансов и тонкостей, которые я никогда не устану определять.
Но сегодня я здесь не один. Она сидит просто в траве, ковер из полевых цветов стеблями цепляется за подол ее синего платья, а легкий ветер треплет огненно-рыжие волосы. Она яркая настолько, что у меня перехватывает дыхание. Я даже не моргаю, чтобы не пропустить ни единого всполоха солнца в ее волосах, ни одного лучика, освещающего ее бледные руки теплыми тонами. Я подхожу близко, сажусь рядом. Бедром к бедру. Неприлично? Все равно. Я смотрю на ее губы – красные слишком. Быть может она их кусала, как глупые девчонки делают, чтобы привлекательнее казаться, а может просто так кажется из-за контраста с чересчур белоснежной кожей.
Она поворачивает голову слегка, смотрит просто в глаза. Храбрая, сердце так размеренно стучит, и дыхание спокойное. Неужто в душе она холодная, ледяная, прозрачная, как лед почти? Неужели бывает так? Яркая снаружи, блеклая внутри. Я не знаю пока, поэтому смотрю дальше, каждую ресницу пересчитываю, каждую морщинку у глаз.
- Ты Кол. Я знаю тебя. Ты из той семьи, - произносит она тихо. Не отодвигается, не бежит, не боится даже. Чудная. А ведь говорит, что знает. Должна ведь понимать, что я опасен, но почему-то не спасается. Быть может я ошибся, она слишком яркая внутри? Знает, что ее не трону, потому что особенная, потому что разная, как стекло на солнце. И злая, и добрая, и ведьма коварная, и ребенок наивный.
- А ты? Как зовут?
- Сейдж, - улыбается, волосы откидывает назад, ветру позволяет их перебирать: лениво в одно мгновение, яростно – в другое.
- Красиво, - я говорю отрешенно, голос не слушается. Зато рука тянется инстинктивно, убирает прядь с шеи, на коже замирает, где-то возле венки, по которой кровь течет лениво. Она не дергается, наоборот голову склоняет, как котенок, требующий ласки.
- Имя? – она кокетничает откровенно, языком по губе проводит, и я склоняюсь ближе, так чтобы дыхание в одно смешалось, чтобы янтарные всполохи в ее глазах различать.
- Ты, - целую ее, но глаза не закрываю. Она необычная такая, ближе прижимается, без опасений, без оглядки. И я путаю пальцы в пламени ее волос, опускаю ее на ковер из зеленой травы и синих колокольчиков. В ее глазах отражается восходящее солнце, и цвет их меняется с каждой минутой. Она яркая такая, мое наваждение, моя загадка, разгадать которую до боли хочется. Она знает это, смеется, еще ближе притягивает. Позволяет попробовать, надежду дает. Вот только надежды не всегда исполняются... *** Я смотрю на нее задумчиво. Она сидит на коленях Финна, шепчет что-то ему, смеется, голову назад откидывает. Привычно, знакомо, правильно. Все такая же яркая, необычная, хоть и мертва уже несколько лет. Вампиром стала, потому что любит, потому что вечность хочет с Финном провести. Лишь иногда наши глаза встречаются, и она улыбается как-то грустно, как будто снова просит попробовать, опять дарит надежду несбыточную. Но я отвожу взгляд, потому что не судьба, потому что не время что-либо менять. Я ведь могу и дальше любоваться, ведь она яркая всегда: моя она или чужая…
Каждый человек сумасшедший. Вся суть в том, насколько далеко находятся ваши палаты..
На улице начался дождь. В воздухе повеяло прохладой и запахом дорожной пыли, но в маленькой комнатушке ни Дин, ни Кастиэль не слышат стук капель по оконному стеклу, чересчур погруженные в ощущения, которые только усиливаются с каждым прикосновением.читать дальше
- Дин... - Кастиэль выгибается в пояснице, позволяя Винчестеру стянуть с бедер брюки.
- Что? - Дин откидывает ненужные вещи куда-то в угол, нависает над растрепанным Ангелом, который смотрит так пристально, иногда проводя по пересохшим губам, что Дину становится неловко от того количества обожания, которое светится в глазах его несносного Каса. Когда выдерживать взгляд становится невозможным, а напряжение в паху становится болезненным, Дин опускает голову, чтобы покрыть поцелуями изгиб шеи Кастиэля, провести языком по проступившей венке, сжать немного зубы на бледной коже.
- Это и есть "любить"? - Кастиэль, как старая пластинка, произносит фразы значительно позже, чем необходимо, и Дин вымученно утыкается лбом куда-то в грудь Ангелу, чтобы перевести дух и собраться с мыслями. Винчестеру одновременно хочется стянуть с себя остатки одежды и, плюнув на всю сдержанность, наконец-то отдаться желанию, которое, кажется, сжигает его изнутри, но и отложить все еще хотя бы немножко тоже хочется. Потому что Кастиэль не понимает, как неправильно и безумно то, что сейчас происходит в этой комнатушке, а Дин понимает, знает, что пути назад не будет, что нужно сейчас либо сказать Касу "да" и признаться в тех чувствах, в которых он, Дин, не может признаться еще и сам себе, либо сказать "нет", и закрыться стеной отчуждения, жестоко оттолкнув и предав доверие и надежды своего собственного Ангела. Дин поступает честно, говорит правду, приподняв голову и легко поцеловав опухшие губы:
- Не знаю, Кас. Я знаю только, что ты мне нужен. И я никому не позволю забрать тебя у меня. Я просто эгоист, Кас, - Кастиэль важно кивает, как будто действительно понимает, что имеет в виду Дин, а потом притягивает его за затылок, заставляя углубить поцелуй, не спрашивая больше ни о чем. И Дин благодарен, потому что ему наконец-то больше не нужно сдерживаться. Кастиэль поймет, как бы не сложились их судьбы в будущем.
Дин проявляет благодарность и робкие, еще непризнанные чувства, единственным способом, который сейчас для него возможен. Целует жадно, до боли в губах, до нехватки воздуха и дрожи в пальцах. Целует так, как, наверное, никогда не целовал прежде, ведь до этого Дин никогда не испытывал такой странной, полностью иррациональной потребности владеть человеком полностью, без остатка. А Каса ему отдавать никому не хочется: ни небесам, ни девкам с придорожных баров. Это его Ангел, лишь его.
Когда спустя несколько минут Дин наконец-то отстраняется, чтобы стянуть мешающиеся джинсы и белье, Кастиэль смотрит на него настолько пристально, что Дину даже становится чуточку неловко, но лишь до того момента, пока Кас, соблазнительно и невинно одновременно прикусив губу, провел ладонью по груди Дина, еще ниже, к мышцам живота. Дину не удается сдержать хриплый стон, и Кастиэль сразу замирает, то ли испугавшись, то ли изучая еще одну человеческую реакцию.
- Я что-то делаю не так?
- Все так, Кас. Просто, боюсь, нам придется немного поторопиться, иначе это может закончится ма-а-аленьким конфузом, - Дин вымученно улыбается, перехватывает запястье Каса, прижимая его руки над головой.
- Каким именно конфузом? Может я могу как-то помочь? - интересуется Ангел, на что Дин только что-то бормочет под нос, нависает над Кастиэлем и тихо произносит:
- Можешь.
***
Дин чувствует себя правильно. Кажется, что нет ничего естественнее, чем целовать Кастиэля, касаться обнаженной кожи, выдыхать его имя. И Дин целует, снова и снова, до боли в пересохших губах. Скользит языком по груди, по животу, сжимает ладони на бедрах Каса так сильно, что, наверное, причиняет боль, которую, впрочем, Ангел совершенно не ощущает.
- Кас, ты?.. - Дин не знает, как спросить разрешения, поэтому просто скользит пальцем ко входу в тело Ангела и замирает на мгновение, наблюдая за Касом. Растрепанный, раскрасневшийся, с пересохшими губами и глазами, такими темными сейчас, что привычной синевы не видно. Наивный, как дитя, доверчивый. Его, только его Ангел. И Дин понимает, что решение нужно принять самостоятельно, потому что неправильно спрашивать о том, о чем Кастиэль не имеет понятия.
И Дин делает единственное, что может сейчас, что считает правильным: медленно надавливает, погружая в Каса указательный палец, совсем чуть-чуть, целует его, бормочет какой-то бессвязный бред. А потом еще немного, глубже, пока Кастиэль не дергается в его руках, выгибаясь в пояснице, издавая полустон-полукрик, что-то в чем так остро слышится потребность и неосознанная просьба.
- Сейчас, Кас, тихо, - Дин добавляет еще один палец, сгибает их то медленно, то быстро, получая какое-то непонятное, непривычное удовольствие оттягивая главный момент, а просто любуясь гаммой разнообразнейших эмоций на лице Кастиэля.
- Дин, - имя снова срывается с губ Каса, теряется в звуках дождя, тонет в очередном поцелуе, смешивается со стонами, когда Дин наконец-то вытаскивает пальцы, только для того, чтобы заменить их членом. И Кас теряется в ощущениях, сжимает пальцы на плечах своего человека, там, где уже есть отпечаток его ладони. Он смотрит мутным, исступленным взглядом на Дина, неловко поддаваясь вперед, понукая двигаться быстрее и резче. Плевать, что больнее, зато ближе, кожа к коже, в одно сплошное дыхание, в самом правильном в мире единении. И Дин понимает, всегда понимает, входя до основания, сжимая сухую ладонь на члене Кастиэля и повторяя движения в том же темпе, что и в его теле. И Дин вновь ловит свое имя губами, когда Кас наконец-то изливается к нему в ладонь, обессиленно обмякнув в самых надежных объятиях. Спустя несколько толчков и Дин кончает, прижимая свой лоб ко лбу Ангела. Ему хочется сказать многое, вновь напомнить Касу, что он лишь его, но, наверное, для слов время наступит позже, а сейчас Дин просто позволяет себе перекатиться на другую сторону кровати, властно положить руку на Кастиэля, притянуть его к себе и пробормотать ему куда-то в висок:
- Я спать. Дай мне несколько часов. Жди здесь и не шевелись. Не дай Господи, ты куда-то денешься, Кас, - и Ангел послушно замирает, ведь терпения у него более, чем достаточно. Он подождет.
***
- Красавчик, я освобождаюсь через час. Ты не проводишь меня домой? - Пышногрудая официантка кокетливо накручивает локон на палец, прикусив губу и прожигая Кастиэля похотливым взглядом.
- А что у вас тут опасно ходить по вечерам, да? - хлопая длинющими ресницами, обеспокоенно интересуется Кас, добавляя: - Конечно, я проведу.
- Кастиэль! Сколько можно! - уже спустя мгновение Дин хватает Каса за воротник бежевого плаща и тащит к выходу, на ходу интересуясь у виновато потупившего взор Ангела: - Итак, что от тебя хотят женщины?
- Хорошо. И что ты должен отвечать на подобные предложения?
- Я однолюб. Кроме того, ты не мой типаж, детка, - произносит Кастиэль заученные с помощью Винчестера фразы.
- Молодец, Кас. Ты делаешь явные успехи, - замечает Дин, подумывая, что сегодня чудесный день, чтобы наконец-то признаться в любви своему Ангелу. А то уведут, не дай Бог...
Каждый человек сумасшедший. Вся суть в том, насколько далеко находятся ваши палаты..
Дин вот уже минуту пытается открыть дверь гостиничного номера, выискивая ключ в карманах джинсов. Цель затрудняет девушка, обхватившая его руками за шею, и целующая с таким энтузиазмом, что Дин подумывает послать все к черту, прижать ее к двери и отыметь просто в коридоре. Вряд ли она будет против, учитывая, что одну свою ладонь уже переместила вниз и теперь усердно пытается справится с ширинкой. читать дальшеНо, в конце концов, Дин в этом городке на задании, еще и под прикрытием в качестве агента ФБР, поэтому устраивать эротическое шоу для постояльцев гостиницы не совсем разумно. Видимо, его благие намерения были оценены на небесах, потому что уже через секунду Дин находит заветный ключ и, скосив взгляд, вставляет его в замочную скважину. Щелчок - и вот дверь наконец-то распахивается, громко хлопая об стену, но Дин не обращает на это никакого внимания; он подхватывает девушку под ягодицы, позволяет ей обвить его талию ногами и, не прерывая поцелуя, вносит ее в номер.
Дин небрежно захлопывает дверь, преодолевает небольшое расстояние, кладет девушку на постель, нависает сверху и потрясенно замирает, когда, подняв взгляд, видит Каса, сидящего на стуле у стены. Ангел смотрит на Дина непонимающе, хмурит брови, переводит взгляд на девушку, даже не думая отвернуться, а тем более извиниться и свалить.
- Ого, можно было и предупредить, что вас тут двое, красавчик, - девушка первая приходит в себя, упирается Дину ладонью в грудь, отталкивая его и поднимаясь на ноги.
- Эээ... Нет-нет, это не то, о чем ты подумала, - произносит Дин, успевая одарить Кастиэля убийственным взглядом, на который Ангел, впрочем, реагирует в своей индивидуальной манере: он лишь сильнее хмурит брови, чаще хлопает ресницами и немного склоняет голову влево, демонстрируя крайнюю степень непонимания всех странностей человеческих взаимоотношений.
- Я Джен, красавчик. А ты? - Джен (наконец-то Дин вспоминает ее имя) широко улыбается, облизывается, как кошка обнаружившая блюдце со сливками, и, вульгарно покачивая бедрами, подходит к Касу с протянутой для пожатия рукой.
- Кастиэль, - Дин наблюдает, как его сегодняшняя пассия улыбается, услышав имя Ангела, а потом присаживается к нему на колени и произносит:
- А ты мне нравишься, сладкий. Я даже не против втроем, - она подмигивает, склоняет голову, обжигая губы Каса горячим дыханием, и это становится для Дина последней каплей. Он ведь не может позволить, чтобы какая-то девка из придорожного бара довела его личного Ангела до нервного срыва этими своими намеками, ведь правда?
- Все, довольно, уходи! - Дин подходит ближе, резко дергает Джен за запястье, стаскивая ее с коленей Кастиэля, и волочет к двери.
- Эй, ты чего? А может Кас не хочет, чтобы я уходила? - Дин морщится, когда слышит привычное сокращение ангельского имени из уст девушки, поэтому цокает языком и произносит, одновременно с этим открывая дверь:
- Боюсь, что я уже решил за Каса. Так что всего доброго, - спустя мгновение Джен оказывается в коридоре, где еще несколько секунд громко матерится и желает Дину провалиться в ад.
- Итак, - Дин поворачивается лицом к Кастиэлю, когда шум в коридоре прекращается, - ты испортил мне вечер. Очередной вечер. А все почему? А я не знаю почему. Что ты с собой сделал, Кас? - Дин успевает подойти совсем близко и теперь нависает над несчастным Кастиэлем, который все продолжает хмуриться и моргать, моргать и хмуриться.
- Я тебя не понимаю, Дин.
- Не понимаешь? Сегодня нам предложили тройничок, позавчера официантка едва не разделась, так сильно пыталась привлечь ТВОЕ внимание, на прошлой неделе МНЕ навязчиво всовывали салфетку с номером телефона, который я должен был передать "своему другу", то есть ТЕБЕ. Это что такое? Волшебство, ангельские феромоны? Или у тебя наступил период полового созревания? На небесах устроили краткий курс соблазнения? Что, Кас? - Дин недоуменно разводит руками, отходя от Ангела и присаживаясь на кровать.
- Ничего, Дин. Я, честно говоря, не очень понимаю, что именно тебя интересует, но могу с уверенностью сказать, что со мной ничего не произошло, - Кас важно кивает, а еще через секунду ему в голову приходит гениальная мысль, и он быстро поднимается, торжественно провозглашая: - Я все исправлю, Дин! Я сейчас догоню Джен и уговорю ее вернуться! - Кастиэль направляется к двери, но не успевает даже повернуть дверную ручку, потому что Дин, подошедший сзади, резко дергает Ангела за плечо, вынуждая обернуться к нему лицом.
- Я тебе догоню! Я тебе сейчас так догоню! Не хватало еще, чтобы тебя, недоумка крылатого, изнасиловали в ближайшем переулке! - Дин шипит сквозь зубы, упирая руки по бокам от головы Каса и, вконец взбешенный недоуменным взглядом своего Ангела, добавляет: - Я вообще категорически запрещаю тебе общаться с незнакомыми девушками, ясно?
- Ясно, - на самом деле Кастиэлю ничего не ясно, но он уже усвоил урок и хорошо помнит, что люди любят, когда с ними соглашаются, даже если на деле это не так.
- Умница, Кас, - тихо произносит Дин. Винчестер, кажется, и не думает отстраняться, а наоборот немного приближает лицо, пристально рассматривая тени от длинных ресниц на щеках и линию губ своего Ангела. Кастиэль некоторое время молчит, старательно имитируя музейный экспонат, и позволяя себя рассматривать, а потом все же произносит, предварительно печально вздохнув:
- Все равно нужно ее догнать. Мы поступили очень некрасиво, прогнав несчастную девушку ночью. А вдруг с ней что-нибудь случится? - Все странное, чувственное напряжение, которое еще секунду назад испытывал Дин Винчестер, моментально лопается, как мыльный пузырь, а на смену ему снова приходит раздражение.
- Это с тобой сейчас что-то случится! Ты посмотри, заботливый какой! - Дин уже почти кричит, обхватывает ткань плаща и тащит Кастиэля, еще не понимая, как именно будет учить пернатого друга, что его авторитет и опыт в общении с женским полом непререкаем, а значит Кастиэль не должен перечить ему. Он усаживает Кастиэля на кровать, смотрит, как тот расширяет глаза так, что их цвет становится почти черным, лишь по краям мерцая привычной синевой, и удовлетворенно усмехается, придумав замечательный способ отвлечь Кастиэля не только от Джен, но и от всех остальных девушек. Дин одним плавным движением сбрасывает куртку на пол, внимательно наблюдая за недоумением, отразившимся на лице Каса.
- Настолько жарко? - уточняет Кастиэль, скользя взглядом по золотистой коже на груди Дина, ниже, к животу, чем заставляет Дина тяжело сглотнуть и ощутить напряжение в паху.
- Угу... - в этот раз голос Дина хриплый, он, не отрывая взгляда от раскрасневшегося Кастиэля, медленно растегивает ширинку и спускает джинсы с бедер.
- Дин, это неприлично!
- Заткнись, Кас!
***
Дин целует требовательно, как будто ставя клеймо, выжигая на губах своего Ангела метку, свое право обладания. Кастиэль не отвечает сначала и даже не закрывает глаза, пытаясь понять и оценить ту лавину ощущений, которая обрушивается на него, проникает в каждую клеточку чужого тела и настойчиво отдается каким-то щемящим благоговением где-то там в глубине, где скрывается ангельская сущность. Но Дин и не думает останавливаться, настойчиво проводит языком по сомкнутым губам, заставляя Каса разжать их, позволить Дину целовать еще яростнее, изучая каждый уголок теплого рта. И Кастиэль сдается, неловко кладет ладони на обнаженные плечи Дина, как тогда, когда вытаскивал его из преисподней, несмело касается своим языком языка Винчестера, позволяет своему человеку сжать его в крепких объятиях, до треска в ребрах.
- Дин... - Кастиэль произносит имя на выдохе, и столько в этом слове намешано эмоций, что Дин яростно стискивает зубы, чтобы хотя бы немного унять безумное желание, которое заставляет все тело дрожать, как в лихорадке.
- Мой... ясно? - Дин стягивает с плеч Каса плащ, небрежно снимает галстук, расстегивает рубашку, отрывая пуговицы через одну.
- А ты? - тихо спрашивает Кастиэль, пока Дин покрывает чередой поцелуев шею и ключицы Ангела, проводит по бледной, полыхающей жаром коже, оставляя языком влажные следы, прикусывая зубами, чем срывает с губ Кастиэля стон - протяжный, одновременно и невинный, и порочный.
- Что я? - рассеяно уточняет Винчестер, снова припадая к желанным губам, уже опухшим от поцелуев, а руками тем временем принимаясь за брюки Каса.
- Ты мой? - хрипит Кастиэль, сжимая пальцы на плечах Дина, когда тот толкает его рукой в грудь, заставляя лечь на постель. Дин послушно опускается сверху, смотрит в лихорадочно блестящие глаза Кастиэля, на его влажные от поцелуев и приоткрытые губы, на складку между бровями, на рвано вздымающуюся и опадающую грудь и шепчет совсем тихо, зная, что Ангел услышит.
Каждый человек сумасшедший. Вся суть в том, насколько далеко находятся ваши палаты..
- Мне жаль, Белла. Правда. Тебе стоило сказать раньше, - я могу поспорить, что ты сейчас крепко сжимаешь губы. До белизны, так, чтобы ни единой эмоции не отразилось на лице. Твой голос сух, но ведь и я не зря годы училась лицемерию. Не мне ли лучше других знать, что ты лукавишь, Дин Винчестер, ведь на самом деле ты сейчас не безразличен. Тебе жаль. Увы, жалость - единственное, что мне удалось заслужить. читать дальше
- И мне жаль, Дин. Знал бы, насколько. Береги себя. До встречи, - хочется сказать "в аду", но разве последние секунды перед смертью - время для сарказма? И я молчу, сжимая веки до боли и зубы до скрежета, чтобы не заплакать. Чтобы промолчать. Я ведь сотни раз мысленно проигрывала момент своей смерти, и в моих фантазиях я не была испуганной, безответно влюбленной девочкой. Нет смысла делать признания. В телефоне раздаются короткие гудки, часы бьют полночь, и я уже не сдерживаю ни слез, ни слово "люблю", которое, как мантра или молитва, заглушает звук крови, пульсирующей в висках и шум приближающихся адских псов.
За двадцать четыре часа до…
- Сука! Ну и сучка же ты, Белла! – Ты шипишь сквозь зубы, сжимаешь пальцы на моей шее, прижав меня своим сильным телом к деревянной поверхности двери. – Ладно, скажи, что ты пошутила, и я, так и быть, не сверну тебе шею. Где кольт?
- Дииин, - мой голос сиплый, мне катастрофически не хватает воздуха, твое лицо перед глазами кажется размытым, но мне не страшно. Совсем-совсем. На то несколько причин: и то, что ты слишком честен и принципиален, чтобы убить безоружного человека, даже такую стерву, как я, и то, что такая смерть все же предпочтительнее, чем быть разорванной на куски мяса. Мне даже хочется, чтобы это был ты, чтобы сжал пальцы сильнее, еще чуть-чуть… Ведь ты тот человек, которым я восхищаюсь тайно, на которого засматриваюсь, когда никто не видит, о судьбе которого беспокоюсь на свой странный манер. Люблю ли я тебя? Да, люблю. Почти больше всех. Больше, чем любила родителей. Меньше, чем люблю себя. Но ты ведь меня простишь за эгоизм, Дин, правда? Я никогда не лгала о своей сущности. Ты всегда знал, что даже любовь я не поставлю выше своих интересов. – Тебе придется убить меня. Я действительно продала кольт.
- Ты… ты… - тебе не хватает фантазии, чтобы придумать для меня достойное оскорбление, вместо этого ты вжимаешься в меня еще сильнее. Я чувствую каждый изгиб твоего тела, твердость мышц и жар кожи, различаю помутневшим взглядом контур твоих губ и редкую россыпь веснушек на скулах. Дурачок, неужто ты думаешь напугать меня этим? Твои зеленые глаза искрятся злостью и презрением, а еще чем-то очень болезненным и обреченным – страхом и отчаяньем. И, Бог не даст соврать, мне хочется обнять тебя, поцеловать в висок и пообещать, что все будет хорошо, что я найду выход, спасу тебя, потому что ты достоин жить и быть счастливым, Дин Винчестер. Но я не успеваю ни сделать, ни сказать что-либо, потому что ты отстраняешься, ухмыляешься презрительно и, пожав плечами, произносишь: - Хотя чему удивляться. Ты собственных родителей убила, Белла. Вряд ли такую тварь интересует что-либо, кроме своей драгоценной персоны.
Хотел сделать мне больно, Дин? У тебя получилось. Мне хочется кричать, хочется упасть на колени и скулить от отчаянья и агонии, хочется смеяться безумно и захлебываться рыданиями. Что ты знаешь обо мне? Как можешь судить?
- Ты прав, черт возьми! Я действительно забочусь лишь о себе. Убей меня, Дин, или уходи, - я потираю шею, я смотрю прямо и уверенно, я кривлю губы в презрительной усмешке. Я снова надела маску, и я молю тебя убраться поскорее, потому что ощущаю, что на ней уже образовались глубокие трещины и скоро она оссыпется на пол фарфоровой пылью, оставив меня беззащитной перед тобой.
- Мне не хочется марать об тебя руки. Думаю, рано или поздно ты за все ответишь, - мое самообладание рассыпается от этих слов, как многоэтажное здание, погребает под своими обломками всю мою волю, сдержанность, стервозность. И остается только обнаженная душа, оголенные нервы, и такая жгучая боль, такой животный ужас, что я больше не в силах сдерживать бурю эмоций ни одного мгновения. И я плачу, смахивая слезы со щек кончиками пальцев, я смеюсь, как умалишенная, запрокинув голову назад, я дрожу, как в лихорадке, и оставлю кровавые следы ногтями на собственных ладонях. Ты смотришь на меня с ужасом. Что, Дин, не нравлюсь? Не любишь слез? Я и сама себя ненавижу, я понимаю тебя.
- Отвечу? Что ты обо мне знаешь, Дин? Да я плачу за свои грехи ежедневно, нет и минуты, чтобы я не вспомнила, нет ни одной ночи, когда бы мне не снились кошмары! Я проклята за свою ошибку. Понимаешь? - я вцепляюсь тебе в руки, царапая кожу, я смотрю в твои глаза, где непонимание перемешивается с жалостью. Жалость? Это больше, чем я надеялась.
- Белла! Белла, успокойся! – Дин вырывает свои руки, обхватывает меня за плечи и трясет так сильно, что мне даже чудится, будто голова сейчас оторвется. Но это дает результат: моя истерика прекращается, хотя я все так же не в состоянии вернуть себя прежнюю, поэтому, не подумав, становлюсь на носочки и легко, почти невесомо касаюсь твоих губ своими. Это не поцелуй, нет. Просто касание, просто прощание.
А ты целуешь меня по-настоящему. Кусаешь губы, водишь своим языком в моем рту по-хозяйски, слизываешь кровь, которая почему-то выступает на моих губах. Так проявляется твое отчаянье, Дин. У тебя оно яростное, еще действенное, поэтому ты стремишься обладать, взять все, что преподносит жизнь – хорошее или не очень, неважно. Ты сжимаешь мои ягодицы сквозь плотную джинсу, притягиваешь меня еще ближе к себе, толкаешься в меня бедрами так, чтобы я чувствовала, знала, что это похоть и не более. Я знаю, Дин, правда, знаю. И я помогаю тебе ее проявлять, срываю с тебя вещи, послушно поднимаю руки, позволяя тебе стянуть с меня футболку.
Уже через несколько минут мы оказываемся в постели. Полностью обнаженные, но такие же далекие, как и прежде. Вместе, но все же одинокие. Ты ничего не говоришь, и я тебя понимаю. Возможно, ты представляешь кого-то другого, когда закрываешь глаза. Я тоже их закрываю, но перед закрытыми веками вижу лишь тебя. Уже очень давно только тебя. И я хриплю твое имя, пока ты целуешь мое тело, иногда сжимая зубы на самых чувствительных участках. Ты гладишь мои бедра, заставляя меня кусать губы снова и снова, чтобы сдержать вопль, чтобы не прокричать на всю гостиницу, что я люблю тебя, Дин Винчестер, хотя тебе моя любовь не нужна и даром. И когда ты наконец-то входишь в меня, на удивление медленно и плавно, растягивая наше удовольствие еще хотя бы на немного, я нахожу твои губы, целую жадно, притягивая тебя еще ближе, оставляя на твоей влажной спине кровавые полоски. У твоих губ мятный вкус, а глаза во время оргазма почти чернеют. Спасибо тебе, Дин, за то, что хотя бы последние мои часы я буду думать о тебе, о нас, – о Господи, как странно звучит! – а не о смерти и предстоящей вечности в аду…
*** - Кто звонил? – интересуется Сэм. Дин вот уже несколько минут молчит, рассеяно следя за дорогой и все так же сжимая в одной руке мобильный телефон.
- Белла. Она мертва, - Сэм смотрит на Дина, многое хочет спросить, но почему-то не спрашивает. Дин сейчас как будто бы не здесь, и выражение сожаления на его лице Сэму не понятно. Ведь не может он жалеть Беллу, ведь правда?
Каждый человек сумасшедший. Вся суть в том, насколько далеко находятся ваши палаты..
Всегда ли Вы довольны тем, что пишете? Не думаю, что существуют люди, которые всегда полностью удовлетворены своей работой. Иногда мы пишем уставшие, иногда спешим куда-то и стремимся закончить главу поскорее, проглатывая определенные, как нам кажется на тот момент, малозначительные события и описания.читать дальше А еще многие авторы с ужасом перечитывают свои ранние работы, недоумевая, как когда-то могли считать их качественными. Это вполне нормально, ведь человеку свойственно приобретать опыт, улучшать навык. Но одно дело, когда автор замечает в своей работе определенные слабые места и с легкостью их исправляет, и совсем другое, когда он не пишет вовсе или старательно избегает определенных сцен в своих фанфиках, потому что считает себя неспособным создать что-либо качественное в каким-либо конкретном направлении.
Что делать автору, которому не нравится ничего? Вот такие у человека высокие требования, ему кажется, что все написаное им - это бездарно и сухо, хотя, на деле, работы таких самокритичных авторов зачастую бывают очень даже неплохи.
Конечно же, первоочередный совет - писать, писать и еще раз писать. Это, конечно, многих возмутит, ведь хочется, чтобы все легко, просто и сразу получалось, но, товарищи, приведите мне пример честного результата, умения или знания, которые возникали бы мгновенно? Лично я затрудняюсь ответить, а значит и в писательстве нужно потрудиться. Пишите "в стол", пишите какие-то отрывки и мысли на салфетках, в блокнотах, на руках. Находите в этих хаотичных записях что-либо интересное. Пусть сначала Вы будете довольны одним предложением из сотни. Не поленитесь, перепишите его в чистую тетрадь, попробуйте воспользоваться этим удачным фрагментом в качестве "рычага, с помощью которого можно поднять мир", то есть оттолкнитесь от понравившегося Вам кусочка. Ведь если Вы не ленитесь искать у себя недостатки, то тем более не должны отлынивать от приобретения опыта, который со временем даст о себе знать появлением у Вас все более достойных мыслей, которые Вы сможете качественно оформить в своих работах.
А если ситуация немного иная? До поры до времени Вы всем довольны, пока не наступает какой-то переломный, критический момент в Вашей работе, который абсолютно не дается. Давайте рассмотрим наиболее популярные "сложные" сцены в фанфиках, которые довольно часто становятся для авторов поводом отправить работу в "замороженное".
1. Сцена или вся работа в новом жанре. Вы избегаете любой смешной/грустной/драматической/страшной ситуации в Вашем фанфике, либо впервые хотите взяться за подобное направление, но быстро убеждаетесь, что это "не Ваше".
Приведя пример из своего собственного авторского опыта, могу сказать, что меня всегда очень пугает жанр юмор, потому что я всегда сомневаюсь достаточно ли смешно читателям то, что может показаться смешным мне. Возможно, это связано с тем, что преимущественно я предпочитаю драму и ангст, а юмор даже читаю редко, может с чем-то другим - не суть важно. Основной факт в том, что любая сцена в фанфике, подразумевающая юмор, дается мне сложно, вплоть до мыслей: "что за бред я написала, пойду-ка заморожу работу". В такие моменты лично я закрываю работу и делаю одно маленькое своеобразное упражнение, которое приведу немного ниже.
2. Новый рейтинг/предупреждение. Иногда авторы, которые впервые пишут высокий рейтинг (иногда, наоборот, низкий, но это значительно реже) или же планируют какое-либо специфическое предупреждение, как-то изнасилование, кинк, групповой секс, зоофилия и т. д. так и не справляются с поставленной перед собой целью и замораживают работу. Обычно читатели после этого бросают в автора не помидоры, а самые настоящие арбузы, ведь он "обламывает" их в преддверии самого "вкусного". А ведь автор не виноват, по сути.
Есть у меня знакомый автор, который пишет очень даже неплохо, но с его последней работой, которую он начал писать по заявке, произошла неприятность. По условиям заявки в работе должны были присутствовать такие предупреждения, как изнасилование и секс с посторонними предметами, и, конечно же, это подразумевало высокий рейтинг. Автор до этого писал чудесные вещи, но низкорейтинговые. И вот спустя определенное количество глав, когда сюжет логически подошел к тем самым рейтинговым сценам, автор заморозил работу, а спустя несколько дней, чувствуя вину перед возмущенными читателями, и вовсе удалил. Почему он так сделал? Потому что посчитал, что неспособен создать что-либо читабельное в подобном направлении. Хотя это не был тот вариант, когда просто взялся за не свое ради популярности, нет. Удовольствие от написания было, но не было удовлетворения результатом.
Что же делать в данных двух случаях?
Можно попробовать воспользоваться маленькой тренировкой, которая если и не даст результата в конкретном фанфике, но хотя бы научит быть разнопланновым автором.
Вам опять понадобится книга (любая, но лучше художественная и не прочитаная Вами, можно даже фанфик), лист и ручка (можно воспользоваться компьютером, можно вообще не записывать, а просто продумать идею, но я советую для начала ручку и лист). Откройте в любом месте, прочитайте два-три абзаца. Например, "Дождь тяжелыми каплями медленно падает на землю, поднимая в воздух пыль, и быстро превращая землю под ногами в сплошную жидкую грязь. Я недовольно морщусь, когда холодная влага падает мне на щеку, прочерчивает дорожку по коже и упрямо стынет в уголке рта, пока я не смахиваю ее кончиками пальцев. Я ненавижу дождь. В основном из-за того, что мне, воплощению темной магии, источнику и основе Зла, все же не подвластна такая банальность, как обычный дождь. И, конечно же, меня злит любое напоминание, что какова бы не была степень могущества, она никогда не бывает абсолютной.
Я иду быстро, в этот раз даже не утруждая себя поднять взгляд и посмотреть на жителей деревеньки, через которую лежит мой путь. Впрочем, смотреть здесь не на что. Как и обычно эти жалкие крестьяне одно сплошное серое пятно, которое суетливо прячется в перекошенных хижинах, закрывает ставни и бьет челом, умоляя всех известных святых сохранить их от дьявола, сатанинского отродья, душегуба, черта из преисподней и тому подобных нелицеприятных прозвищ, коими меня так любят награждать. И вот я уже ступаю на тропинку, ведущую к моему дому, который напоминает средневековый замок не потому, что я люблю антураж того времени, а по той совершенно прозаичной причине, что строился он именно в ту эпоху. Я лишь ускоряю шаг, подстегаемый все усиливающимся ливнем, но спустя мгновение замираю, с недоверием смотря на неимовернейшую иллюзию, которую когда-либо мне доводилось видеть.
Он кажется искусственным в сером мире, в коконе серого дождя, настолько сильно он ослепляет тем волшебным сиянием наивности и невинности, которое свойственно лишь абсолютной чистоте, не тронутой ни пороком, ни страстями, ни желаниями окружающего мира. На вид ему лет шесть, светлые волосы у него совсем намокли, как и поношенная тряпка, в которую он облачен. Но он не видит этого, смотря застывшим взглядом на крохотную лужицу дождевой воды, которая скопилась на его маленькой ладони. Вода серая и, кажется, грязная, поэтому мне хочется больно ударить его по руке, только чтобы он не пачкал идеальную белизну кожи, не касался ничего, что может хоть как-то испортить этот чарующий свет, которым сейчас объят мальчик. Уже тогда, за долю секунды, я понимаю, как жажду коснуться этого света, как хочу поглотить его, как неимоверно нуждаюсь разбивать скопище иллюзий, которые пугливыми бабочками порхают в лазурных глазах этого ребенка. Он сам иллюзия. Вера. Искренность. Наивность. Доброта. Как же непередаваемо возбуждающе находиться рядом к такими чистыми эмоциями, ведь достаточно протянуть руку, сжать пальцы на тоненькой шее, оставить багровые и сине-фиолетовые метки и смотреть... смотреть... смотреть... как иллюзии погибают, навеки похороненные в застывшем взгляде небесно-голубых глаз". (пример взят из одного фанфика на фикбуке; разрешение автора есть).
Прочитали? А теперь продолжайте. Спросите, что продолжать? Напишите тот жанр, что у Вас не получается. Например, продолжите это как юмор, либо найдите в тексте что-то такое, что можно изменить с пользой для необходимого жанра. Пусть это будет какой-то нелепый выход из положения, пусть это будет абсурдно, пусть главный герой данного отрывка, который смотрит на какого-то мальчика, скажет или сделает какую-то глупость. Пусть мальчик превратится в обезьяну, в конце концов. Вам нужно научится отпускать себя, не сдерживать себя как лошадь вожжами. Не думать о том, что это бред. Да, бред, и я дружески советую не показывать Вам эти странные вещи никому, дабы не схлопотать славу маразматика, но это неплохой способ удушить внутреннего червяка, который твердит Вам, что Вы не можете такое написать, потому что не умеете или стыдно. Можете. Я знаю, что можете. Когда Вы сможете смеяться, драматизировать, делать страшной, эротичной, нелепой, вдумчивой и т. д. большинство кусочков текста, которые Вы выбрали, знайте, что Вашего умения уж точно хватит, чтобы оттолкнувшись от первичной идеи по инерции "составить" целое здание своего фанфика. Но только не торопитесь, Москва не сразу строилась, и книга не за день пишется.
Также порой возникает такая ситуация, когда Вы написали самую желанную, ключевую сцену своей работы. И вот Ваши герои счастливы, кульминация произошла, то, что заставляло Вас творить ночами больше не маячит перед глазами, все читатели выразили свой восторг и перед автором встает вопрос: а что дальше? Ведь кульминация - это еще не конец, должна быть еще и развязка, желательно логичная. Но нет ни сил, ни желания, ни идей, ведь Вы начали писать работу именно ради этой, шикарной сцены, а что будет дальше подумать забыли.
Попытайтесь заинтересовать самого себя. Ведь можно продумать еще не одну интересную сцену, можете придумать непредсказуемый финал. Подумайте о том, что у Ваших персонажей есть еще будущее, отнеситесь к ним, как к живым, продумайте их родословную до правнуков. Обычно это стимулирует к новым целям, и именно это Вам необходимо.
А если персонаж или сам сюжет упали в яму с нечистотами? Ну, бывает так, когда пишешь долго и все нравится, и знаешь, каков персонаж, какой должен быть финал истории, но, перечитывая свою работу, Вы вдруг с ужасом понимаете, что Ваш герой в какой-то момент скатился в ООС, а Вы не потрудились прописать этому обоснование, либо сюжет стал откровенно менее интересным, чем был вначале, о чем Вы можете судить исходя из отзывов читателей, а Вы не знаете, как его спасти. В таком случае нужно искать тот камень, о который Вы споткнулись. Герой часто скатывается в ООС при каких-то эмоциональных потрясениях. Например, влюбился наш плохой мальчик в хорошего мальчика. До главы, в которой он сказал "я тебя люблю" никаких предпосылок к этому не было, этот плохиш всех терроризировал, оскорблял и т. д. А тут вдруг признание и уже вечером он превращается в большой шар нежности, который окутывает автора, читателей и даже монитор компьютера. Мат в его речи сменяется междометиями и восторженными прилагательными, он целует пальчики и пяточки своего любимого хорошего мальчика, которого вчера избивал, переводит старушек через дорогу и вообще обрастает ангельскими перьями. Или же, наоборот, умер кто-то у хорошего мальчика. Нет, он не страдает, не плачет у могилы. Зачем? Он идет и насилует какого-то уродца, который над ним издевался. Причина? Смысл? Побуждение? Нет такого, автор даже не указывает, что у него вообще было такое желание в подсознании, почему-то считая, что и так "прокатит", а потом переживая.
Что делать в таком случае? Лучше этого, конечно, не допускать, продумывая обоснуй заранее. Но если все же так произошло, то нужно либо переписать работу с того места, где закралась ошибка (что вряд ли будет делать автор, который уже выложил все главы на сайт, ведь далеко не все читатели будут читать заново пусть и отредактированный текст), либо сделать главу "из прошлого" (лично я не люблю, когда авторы часто грешат флэшбеками, но это можно обыграть умело: сон, мысли, факты, данные в разговоре). При умелом вводе обоснуя, пусть и позже, можно даже в некотором роде выиграть, сыграв на своеобразной интриге странного поведения персонажа.
В случае же, если Вам перестал нравится сюжет, встряхните его. Не бойтесь, это не значит, что нужно отказаться от плана, просто добавьте в фанфик немного остроты, позволять себе внести главу, которая не сильно повлияет на ход дальнейшего сюжета, но в тоже время разбавит однообразие, если оно у Вас образовалось.
А что делать, если Ваша Муза настолько плодовита, что не дает Вам покоя и постоянно подкидывает все новые и новые идеи, реализация которых становится для Вас смыслом жизни. Есть ли смысл автору иметь много фанфиков "в процессе" и выкладывать продолжения к ним раз в несколько недель/месяцев? Или же стоит писать постепенно, по одной-две работы, но много и часто? Это, конечно, решать только самому автору, но если Вы решили все же писать постепенно, по этой причине заморозив несколько работ, а идеи все продолжают появляться, не давая Вам спокойно жить, то можно попробовать составить план. Например, составьте очередность, по которой Вы будете размораживать фанфики, а в случае возникновения новых планов тоже записывайте основную идею и краткую характеристику предполагаемой работы. Это полезно еще и тем, что спустя какое-то время, когда очередь подойдет, Вы уже будете смотреть на сюжет своей работы не эмоционально, а здраво. А значит Вы не начнете работу порывисто, не остынете спустя несколько глав, а будете творить с удовольствием. Кроме того, многие авторы говорят, что нельзя начинать работу в то же мгновение, когда возникает идея, если она предполагается миди или макси размера. Зачастую именно такие фанфики, которые начинают писаться на эмоциях, когда у автора есть только абстрактная идея о нескольких первых главах, но нет никакого представления о середине и тем более конце сюжета, в итоге оказываются замороженными в тот момент, когда первичный интерес проходит. Поэтому желательно хотя бы несколько дней "выносить" идею, и если она продолжает казаться удачной и интересной для Вас, только тогда приступать к работе.
Это очень относится к разделе "заявки", который совсем недавно появился на фикбуке, но успел стать очень популярным и, по сути, полезным нововведением. Ведь действительно, зайдешь туда, прочитаешь заявки и просто пальцы чешутся от желания написать "то и то, а еще эта идея замечательная, а в подобных сюжетах мне вообще равных нет". Но если немного изучить статистику заявок, которые вроде бы и выполнили, можно заметить, что довольно часто такие работы либо замораживаются, либо удаляются, либо двигаются так медленно, что невольно сомневаешься, нравится ли автору то, про что он пишет. Не легче ли просто добавить работу в закладки и через какое-то время, если желание написать будет таким же сильным, взяться за работу?
Что же делать, если так сложились обстоятельства, что писать/выкладывать в интернет невозможно или же жизненные обстоятельства настолько сложные, что вообще не до писательства или же выходят только депрессивные произведения?
Например, Вы на какое-то время оказались вдали от цивилизации, компьютера под рукой нет, зато есть море новых впечатлений и прилив сильнейшего вдохновения. Что делать? Пытаться запомнить все ощущения, и напечатать это все, когда появится такая возможность? Или, по старинке, вооружиться ручкой и тетрадью и записать все, как бы муторно это ни казалось, от руки? Тут опять же вопрос индивидуален для всех. Если Вам захотелось написать стих или короткий эмоциональный драббл, то наверняка лучше это записать, потому что запомнить рифмованные строки не всегда удается, да и эмоцию запомнить проблематично.
Что же делать с идеями фанфиков, которые однозначно планируются, как миди или макси и с замороженными большими работами, которые уже имеют своих читателей? Касательно новых идей, то правильнее все же, как по мне, обойтись планом (настолько обширным, насколько Вам захочется), а вот замороженные фанфики вполне можно писать дальше. Не обязательно полностью царапать главы до мозолей на пальцах, но вполне можно записывать какие-то удачные диалоги, выражения, дальнейшие ходы. Когда у Вас будет возможность оформить эти кусочки в текст, Вы наверняка значительно быстрее и легче добавите недостающее.
Касательно тяжелых жизненных ситуаций, то я свято верю, что в таких случаях писать нужно обязательно, но лишь только то, что хочется, что позволять выплеснуть эмоции. Если Вы заморозили фанфик в жанре "юмор" и пока не в состоянии его писать, а вот какой-то мрачный стих так и хочется напечатать, не сдерживайте себя. Со временем Вы сможете вернуться ко всем своим работам, если захотите, и то, что у Вас не было долгого простоя Вам поможет, даже если жанры кардинально отличались.
Подводя итог, хочется еще раз указать на то, что все изложенное - это мои наблюдения за знакомыми и не очень авторами, а также мои личные примеры, которые не обязательно Вам помогут. Я искренне надеюсь, что хотя бы что-либо полезное Вы для себя вынесли и смогли это видоизменить и подстроить с пользой для себя. Если это так, то я счастлива. Вполне возможно, что я многое забыла или не знаю, поэтому извините меня, если Вашу ситуацию я так и не затронула. Спасибо Вам за внимание! Пусть Муза пребудет с Вами! С уважением.
Каждый человек сумасшедший. Вся суть в том, насколько далеко находятся ваши палаты..
Кто такая Муза? Каждый автор ответит по-своему, потому что для кого-то она бестелесная материя, которая витает в воздухе, кто-то считает, что у их Музы человеческий облик, свой индивидуальный характер и норов, а кто-то вообще предпочитает думать, что творчество зависит лишь от автора, и не нуждается в помощи чего-либо столь непонятного и эфемерного.читать дальше
Приведу маленький жизненный пример для скептиков: я знаю одного человека, который всегда высмеивает само понятие "Муза" или, иными словами, "вдохновение". Человек этот журналист, и он всегда утверждает, что нельзя рассчитывать на что-либо столь нестабильное, а нужно просто работать и еще раз работать. Но в тоже время он согласен, что иногда одна и та же статья пишется у него тяжело, идет медленно, а иногда, наоборот, пальцы не успевают за мыслями. А так как мы здесь не учимся премудростям журналистики, а наоборот стремимся получать удовольствие от своей работы, то мы будем пытаться добиться, если не прихода Музы, в случае, если Вы считаете это глупостью, а хотя бы того просветления в голове, когда в ней зарождается много идей и мыслей.
До той поры, пока Вы не начали печататься, не подписали документы, где указывается срок сдачи рукописи в издательство, и не взяли на себя юридическую ответственность, писательство остается хобби. И если в случае, когда писательство - это Ваша профессия, сбежать с подводной лодки не удастся, даже если Муза ушла в загул, то, в случае хобби, все значительно проще, ведь можно просто заморозить работу, обосновав это отсутствием вдохновения. Именно способы привлечения Музы мы и рассмотрим.
Рассмотрим два абсолютно противоположных способа.
Способ 1. Цветок и пчела.
Общеизвестный факт, что пчелы, привлекаемые цветочным ароматом, изо дня в день собирают пыльцу, чем и заслуживают славу тружеников. Может ли автор завлечь Музу, стать для нее привлекательным? Давайте посмотрим.
Многие советы по привлечению к себе Музы базируются на определенных ритуалах, проводимых с целью настроить себя на творческий лад и освободить голову от беспокойных мыслей о реальной жизни. Касательно ритуалов, которые помогают автору, то это огромное количество совершенно разных действий, которые каждый автор подбирает для себя индивидуально. Рассмотрим лишь некоторые, наиболее распространенные:
1. Музыка. Если глава должна быть грустной, то стоит послушать что-нибудь слезоточивое, либо значимое лично для Вас. Для энергичной и веселой главы подойдет что-нибудь задорное и не особо обремененное смыслом. Для философского текста подходит что-нибудь возвышенное - классика, например.
2. Фильмы. Опять же, комедия для поднятия настроения, драма для соответствующего настроя и т. д.
3. Книги. Возможно, стоит почитать что-то новое, соответствующее необходимому настроению, или же, наоборот, перечитать любимые моменты настольной книги.
4. Еда. Многие авторы заманивают Музу чем-нибудь вкусненьким, преимущественно сладким.
5. Наблюдения. Пешая прогулка и наблюдения за окружающим миром порой очень наталкивают на расслабленное, "вдохновленное" состояние.
Приведенные примеры самые распространенные, возможно, что некоторые авторы привлекают Музу каким-то диковинным способом или же устраивает целую череду действий. Существуют авторы, которые утверждают, что прилив вдохновения чувствуют лишь после прослушивания музыки/поедая шоколад и т. д. Эффект плацебо или действительно выработаная привычка? Не берусь утверждать, ведь главное, чтобы помогало на радость и автору, и читателям.
Но со временем можно столкнуться с такой проблемой, как выработка своеобразного иммунитета у Музы. Например, Вы всегда пишите и жуете что-нибудь одновременно. Вы свято верите, что Муза, как по мановению волшебной палочки, появится сразу же, как только Вы разложите возле ноутбука конфеты. А она все не приходит. Вы можете есть сколько угодно, но Муза лишь показывает дулю или средний палец. Из этого можно сделать вывод, что нельзя чересчур полагаться на ритуалы, хотя бесспорно можно черпать вдохновение из вспомогательных объектов, которые, впрочем, стоит менять почаще.
Способ 2. Том и Джери.
Думаю, преимущественное большинство много раз видело этот мультик, в котором кот Том из раза в раз пытается поймать хитрую мышку Джери. Но вот незадача: чем настойчивее Том пытается словить мышонка, тем изобретательнее тот скрывается, просто издевательски прячась в своей норке и посмеиваясь над неугомонным Томом. И сколько бы Том не сидел под норкой, не мигая наблюдал за входом и планировал, как он схватит свою жертву за хвост и полакомиться ею, Джери всегда оставляет его с носом.
Муза довольно часто выступает в роли Джери. Вот кажется, что она почти в руках, но через секунду она выскальзывает и прячется в укромном уголке. И сколько бы мы ее не ждали, как бы не пытались заманить и задобрить бесплатным сыром, она лишь злорадно показывает язык и поворачивается к нам спиной. Но вот чудеса: стоит только коту (или автору, в данном случае) угомониться, улечься поудобнее и сладко задремать, как мышь (Муза) сразу же нагло заберется просто на нос и начнет выплясывать чечетку.
Итак, делаем вывод. Представьте, что Вы хотите привлечь Музу, потому что сегодня у Вас достаточно времени, ничего не болит, и выспались Вы хорошо, поэтому Вам отчаянно хочется написать очередную главу в своей работе. Вы берете ручку/кладете пальцы на клавиатуру, смотрите на чистый лист бумаги/монитор компьютера и... впадаете в длительный ступор. Вы начинаете первое предложение вновь и вновь, удаляя его и набирая заново, пока наконец-то не бросаете эту затею, сменив цель написать хоть что-то на другую - поймать упрямую Музу за филейную часть.
Что же не так? Почему не пишется? Потому что нет вдохновения, которое Вы упорно ждете, возможно уже привыкнув, что оно является по первому требованию. И Вы настойчиво его ждете, призываете, пытаетесь, возможно, даже заманить с помощью каких-то ритуалов (музыка, фильм, прогулка), описанных выше. В итоге Вы лишь портите себе настроения, так и не написав ни одной строчки.
Как поступить, если ничего не помогает? Если те внешние факторы, которые раньше вызывали вдохновение, теперь не действуют?
Нужно отвлечься на себя, на время вообще забыв о таком понятии, как Муза. Первоочередно нужно избавиться от "лишних" мыслей. Вы когда-то писали, раздумывая точно ли Вы выключили газ в доме или заперли ли Вы входную дверь? И как, получалось? Невозможно одновременно думать о каких-то внешних мелочах и о дальнейшей судьбе своих персонажей, потому что легче и продуктивнее всего главы пишутся в том состоянии, когда мир сужается до монитора компьютера, а Вы не видите и не слышите ничего вокруг, пока не поставите последнюю, решающую точку. Для того, чтобы "погрузиться" в мир своего фанфика можно попробовать несколько методов:
1. Перечитать работу. На самом деле очень часто это помогает, особенно, если продолжение не писалось давно, и Вы уже забыли свои ощущения, испытываемые при написании.
2. Освободить голову от лишнего. Нужно уметь расставлять приоритеты. Если у Вас завтра экзамен, и Вы дрожите, потому что Вам не плевать на его исход, то даже не пытайтесь писать продолжения фанфика. Зачем? Вы должны быть погружены в мир персонажей, а не в реальность, поэтому пишите в том случае, если знаете, что потом не будете терзаться угрызениями совести.
3. Знать своего персонажа так же, как самого себя. Знаете, Муза не любит неуверенность. Представьте ситуацию: Вы переполнены вдохновением, пишите быстро, не следя за грамматикой, и вдруг в мозге звучит тревожный звоночек "стоп, а это точно мой персонаж, он может так поступить? Я даже не знаю". Муза всегда поможет с сюжетом, с чувствами, эмоциональностью, но Вы должны понимать своего персонажа, ту основу,вокруг которой все вращается.
В виде маленького отступления приведу одну фразу, которую когда-то мне сказал довольно-таки талантливый и успешный автор: "Да, ну, я не могу погружаться в свою работу с головой, потому что персонажи всегда двухмерны, и какие бы идеи не приходили в голову, я не могу быть уверена, что мой персонаж там будет уместен. Я не знаю его, его не могут узнать читатели, поэтому он не яркий, не особенный, он шаблонный". Что мы видим в данном примере? Муза подкидывает идеи, но автор не может выбрать, потому что не знает, где ее персонаж будет уместен.
Что же сделать? Не поленитесь составить себе черновик, то, что никогда не увидят читатели. Пусть это будет нелепо, пусть Вы напишете, что Ваш персонаж любит зеленые яблоки и у него третья группа крови. Да, это даром Вам не надо для самого фанфика, это навеки останется лишь Вашей фантазией, но Вы будете знать своего персонажа, он лично для Вас станет живым, а уж Муза, надеюсь, это оценит. Кроме того, это отвлечет Вас от цели "выжать" из себя что-либо, но и не будет бесполезной тратой времени.
4. Будьте наблюдательны, наберитесь эмоций в реальной жизни.
Муза любит, когда у Вас в голове много впечатлений, любит людей, замечающих нюансы, когда Вы можете припомнить цвет шарфа на прохожем, выражение лица у продавщицы и цвет волос у своей соседки снизу.
На самом деле люди до ужаса невнимательны. Есть такой психологический тест, когда испытуемого просят вслух описать обстановку своей комнаты или кухни, то есть того места, где человек бывает ежедневно. Попробуйте, опишите. Лично у меня получается представить процентов на пятьдесят (да, специально проверила все, что забыла, и оказалось, что о собственной комнате я помню далеко не все), а вот сказать получается еще меньше. К чему это я?
Просто люди мало говорят, мало подбирают эпитеты. Спросите, а зачем нам Муза тогда, раз не для того, чтобы подбирать для нас "красивые" фразы? А Муза, дорогие товарищи, лишь подает Вам вовремя те факты, которые Вы знаете, поэтому наблюдения за окружающим миром - важное задание любого автора, который хочет получить помощь от Музы-подавальщицы.
Поэтому пробуйте развиваться сами, ведь, в конце концов, никто не говорил, что будет просто. Запоминайте, подбирайте синонимы, читайте книги абсолютно разной направленности, играйте в "придумай историю про незнакомца" (пытаться представить жизнь случайного прохожего с детства и до данного момента). Детский сад? Возможно. Но ведь и Муза - это невидимый товарищ, поэтому не разрабатывайте теорему, а поиграйте с ней, пригласите к себе, либо демонстративно игнорируйте, пока она сама не полезет.
5. Раскачайте маятник.
Пробовали когда-то качать качели? Если сделать это раз, то они быстро остановятся, но если приложить усилия, то можно раскачать их максимально, и они еще некоторое время будут двигаться по инерции. Если Вы не ленивы, то в ожидании беты поучитесь раскачивать свое собственное творчество.
Есть такое упражнение, которое помогает автору увеличить диапазон своего собственного "качания", что значительно увеличивает возможность поймать Музу, которая довольно часто благосклонна относится к труженикам.
Берете книгу (по сути, можно брать любую, но настоятельно советую для начала брать что-нибудь не слишком переполненное психологией и философией, а еще лучше ту книгу, которую Вы не читали). Открываете эту книгу на любой странице, показываете пальцем на любое предложение не вглядываясь (для начала больше подходят авторские слова, но можно и прямую речь) и переписываете его на листок ПОСЕРЕДИНЕ (то есть сверху и снизу должно остаться место).
Например: "Не могу описать, какой ужас выразился на лице его; он совсем потерялся, начал бормотать какие-то бессвязные слова и вдруг, злобно взглянув на меня, бросился бежать в противоположную сторону" (Ф. Достоевский "Записки из мертвого дома").
Переписали? Теперь заполняйте начало и конец истории. Напишите, кто такой "он", что такого Вы сказали ему, в чем обличили, сплетите четкую линию, "впишите" продолжение, расскажите, бросились ли Вы вдогонку, догнали ли, что сделали. На самом деле это может совершенно не помочь Вам с каким-то определенным фанфиком, но это замечательно помогает научится быть универсальным, а порой и работать без вдохновения, настолько Вы наловчитесь "строить" текст вокруг какой-то определенной фразы или идеи. А Муза придет, не сомневайтесь. Она не может смотреть, как Вы успешно обходитесь без нее слишком долго.
6. Выплесните эмоции.
Тоже своеобразная психология, которая, во-первых, помогает очистить мысли, а, во-вторых, учит напористости, "пробиванию стен" в творчестве.
Опять Вам нужен лист, ручка и любая мысль. Например, Вас облила водой из лужи мимо проезжающая машина. Злитесь? Матов на языке много? Не можете забыть и сосредоточится на работе, отпугивая своей кислой миной Музу? Напишите об этом! Напишите что-нибудь наподобие: "В городе N живет один водитель. И слава ходит об этом водителе по всей округе, потому что воняет он, как боров отборный и т. д. и т. п." Писать надо быстро, пусть даже с ошибками, не вчитываясь, ничего не исправляя. Это способ для избавления от негативных эмоций, а таким же методом можно воспользоваться для работы над конкретным фанфиком. Пишите главу быстро, не позволяйте мозгу перегнать пальцы и убедить Вас, что это бред. Поверьте, часто фанфик кажется бредом во время написания, когда рациональное полушарие заставляет Вас следить за грамматикой и заодно посмеивается над душевными терзаниями персонажей, а уже в готовом виде он кажется довольно-таки приличным,требующим минимальных правок.
Итак, мы разобрали способы, которыми можно попытаться призвать Музу, если она вообще не хочет Вас посещать. А что делать, если у Вашей Музы аллергия? Да-да, именно аллергия, когда она сопутствует Вас во всех Ваших начинаниях, кроме какого-то определенного фанфика, который ей, по какой-то причине, не угодил.
Сразу уточняем, что это не тот случай, когда фанфик останавливается из-за того, что автору не дается какая-то сцена (рейтинг, определенная ситуация или ключевой момент) или же ему становятся непонятны герои, создается ощущение, что персонаж чересчур ушел в ООС. В этих случаях Муза обычно присутствует, дело в авторе, и разбирать данные ситуации мы будем в следующей главе этой статьи. А здесь взглянем на ситуацию, когда фанфик просто не хочется писать, хотя есть и примерное виденье сюжета, и нет проблем со сценами.
Почему не хочется писать? Возможно, этот фанфик наименее популярен из остальных Ваших работ, и Вам кажется, что он не оправдывает вложенных в него усилий? Тогда, возможно, Вам стоит понять, почему он не столь популярен, разобраться в тех аспектах, которые были приведены в прошлой части. Быть может Вы допустили какую-то серьезную ошибку, которая и стала причиной игнорирования Вашего труда. Проверьте, возможно, все проще, чем кажется.
А если все же работа популярна, в ней много плюсов и отзывов, но не пишется, что тогда? Попробуем определить причину, по которой Муза ленится или же вообще упорно сбегает от Вас.
Взгляните, отличается ли чем-либо эта работа от остальных, написанных Вами? Или же, если это Ваша первая и единственная работа, соответствует ли она тому, что Вы обычно читаете, испытывая удовольствие? Например, это Ваш первый слэш, первый высокий рейтинг, первый фанфик в жанре фэнтези/юмор/ангст и т. д. Возникает два возможных варианта:
1. Вам неинтересен жанр/рейтинг/тип фанфика, но Вы погнались за желанием популярности (например, наслушались, что слэш всегда популярнее, и решили его писать, хотя на деле кривитесь от одного упоминания однополых отношений).
2. У Вас мало знаний для написания работы (например, Вы пишите исторический роман, каждые две минуты заглядывая в гугл, потому что Вы без понятия, когда происходили масштабные войны, какое оружие использовали воины или в чем были одеты дамы).
В обоих случаях написание превращается для Вас в труд. Никто не говорит, что писательство - это всегда отдых, конечно же, нет. Но когда Вам приходится останавливаться на каждом предложении, чтобы удариться головой об стену, потому что Вам тошно писать такую содомию, либо зайти в поисковик, с целью найти необходимую дату, вряд ли Вы получите хоть какое-то удовольствие от написания.
Что же делать?
Первый случай, как по мне, неизлечимая болезнь для фанфика в статусе "заморожен". Вы, конечно, можете в какой-то момент полюбить новый жанр или рейтинг, но пока этого не произошло, вряд ли Вы сможете любить свою работу, а Муза никогда не посетит Вас, если Вы будете излучать негатив по отношению к собственному творчеству. Зачем, спрашивается, автор берется за то, что ему неприятно? Это может быть просто интерес, "а возьму-ка я попробую". В таком случае работа легко уходит в "замороженное", автор безразлично машет рукой, посчитав, что раз не вышло - значит и не надо. И слава Богу, что легкое отношение к эксперименту не превратило его в невротика, а дало понять, что в данный отрезок жизни писать подобное не следует.
Но есть ситуация другая, когда автор рвет на себе волосы с криком "хочу в популярное". И приходит ему гениальная идея отложить пока написание своего низкорейтингового, но горячо любимого, гета, а приняться за написание высокорейтингового, ненавистного слэша. Автор пишет, пишет, пишет до тех пор, пока нервы не сдают (когда-то встречала автора, который упорно писал слэш, глав так десять терпел, описывал поцелуи, но когда дело дошло до описания секса, несчастный человек послал всех своих читателей, потому что действительно уже тошнило и не было сил высасывать из пальца). И тогда автор может заморозить работу, но это ведь не уничтожает великое мечтание красоваться в популярном, поэтому автор все не может успокоиться. Здесь мы не будем вообще смотреть на работу: возможно, она написана качественно, хоть и технически, без привлечения Музы - неважно. Здесь просто зададим вопрос: а что там, в популярном? Мировая слава, деньги, предложения от издательств? Там есть РЕАЛЬНАЯ популярность? Там есть мнение авторитетных писателей, там критика качественнее, там похвала слаще? Что там? Отвечать на вопросы не будем, каждый сам решает жить ему в иллюзии славы, либо сохранять душевный комфорт и писать то, что любишь. Если выбираете первое, то размораживайте работу, пишите дальше, скрипите зубами и пейте побольше валерьянки, дабы избежать нервного срыва от ненависти к своему собственному детищу.
А что если просто не понимаешь о чем пишешь. Это относится не только к специализированным направленностям в тексте, как-то биология, медицина, физика, история, но и просто к ситуации, когда Вы, например, весельчак и оптимист по жизни, но все же пытаетесь написать ангст, совершенно не понимая собственных персонажей, которые страдают, как Вам кажется, из-за полной ерунды. Опять же вопрос, почему пишите такое? За чем гонитесь? Если все за той же популярностью, то ответ выше, а вот если так получилось просто потому что есть желание, но нет знаний (любит автор исторические рассказы, но не имеет желания изучать даты или термины), то тут уже ситуация совершенно иная. Если есть желание писать подобное, то нужно больше читать соответствующей литературы, поверьте, Вам нужно не так уж много, ведь художественное направление не требует от Вас глубинных познаний, а получить сведения по необходимому предмету можно, прочитав что-то либо по данной тематике, что позволит Вам вынести хотя бы какие-то элементарные знания, и тогда Вам уже не придется проверять каждое свое слово.
А вообще, наилучшее, что можно посоветовать - писать то, что любишь, что хочешь и что чувствуешь. Когда детище любимое, и бороться за него легче.
На этом остановимся, потому что "воды" в главе до неприличия много. За это я очень сильно извиняюсь и искренне восторгаюсь всеми, кто все же добрел до конца. Если возникают предложения или истории из авторского опыта - милости прошу в личке. Спасибо всем, кто прочитал! Пусть Ваша Муза не покидает Вас.
Следующая глава о целесообразности написания "в стол" и об авторах, которые считают, что пишут бред.
Каждый человек сумасшедший. Вся суть в том, насколько далеко находятся ваши палаты..
Кто такая Муза? Каждый автор ответит по-своему, потому что для кого-то она бестелесная материя, которая витает в воздухе, кто-то считает, что у их Музы человеческий облик, свой индивидуальный характер и норов, а кто-то вообще предпочитает думать, что творчество зависит лишь от автора, и не нуждается в помощи чего-либо столь непонятного и эфемерного.читать дальше
Приведу маленький жизненный пример для скептиков: я знаю одного человека, который всегда высмеивает само понятие "Муза" или, иными словами, "вдохновение". Человек этот журналист, и он всегда утверждает, что нельзя рассчитывать на что-либо столь нестабильное, а нужно просто работать и еще раз работать. Но в тоже время он согласен, что иногда одна и та же статья пишется у него тяжело, идет медленно, а иногда, наоборот, пальцы не успевают за мыслями. А так как мы здесь не учимся премудростям журналистики, а наоборот стремимся получать удовольствие от своей работы, то мы будем пытаться добиться, если не прихода Музы, в случае, если Вы считаете это глупостью, а хотя бы того просветления в голове, когда в ней зарождается много идей и мыслей.
До той поры, пока Вы не начали печататься, не подписали документы, где указывается срок сдачи рукописи в издательство, и не взяли на себя юридическую ответственность, писательство остается хобби. И если в случае, когда писательство - это Ваша профессия, сбежать с подводной лодки не удастся, даже если Муза ушла в загул, то, в случае хобби, все значительно проще, ведь можно просто заморозить работу, обосновав это отсутствием вдохновения. Именно способы привлечения Музы мы и рассмотрим.
Рассмотрим два абсолютно противоположных способа.
Способ 1. Цветок и пчела.
Общеизвестный факт, что пчелы, привлекаемые цветочным ароматом, изо дня в день собирают пыльцу, чем и заслуживают славу тружеников. Может ли автор завлечь Музу, стать для нее привлекательным? Давайте посмотрим.
Многие советы по привлечению к себе Музы базируются на определенных ритуалах, проводимых с целью настроить себя на творческий лад и освободить голову от беспокойных мыслей о реальной жизни. Касательно ритуалов, которые помогают автору, то это огромное количество совершенно разных действий, которые каждый автор подбирает для себя индивидуально. Рассмотрим лишь некоторые, наиболее распространенные:
1. Музыка. Если глава должна быть грустной, то стоит послушать что-нибудь слезоточивое, либо значимое лично для Вас. Для энергичной и веселой главы подойдет что-нибудь задорное и не особо обремененное смыслом. Для философского текста подходит что-нибудь возвышенное - классика, например.
2. Фильмы. Опять же, комедия для поднятия настроения, драма для соответствующего настроя и т. д.
3. Книги. Возможно, стоит почитать что-то новое, соответствующее необходимому настроению, или же, наоборот, перечитать любимые моменты настольной книги.
4. Еда. Многие авторы заманивают Музу чем-нибудь вкусненьким, преимущественно сладким.
5. Наблюдения. Пешая прогулка и наблюдения за окружающим миром порой очень наталкивают на расслабленное, "вдохновленное" состояние.
Приведенные примеры самые распространенные, возможно, что некоторые авторы привлекают Музу каким-то диковинным способом или же устраивает целую череду действий. Существуют авторы, которые утверждают, что прилив вдохновения чувствуют лишь после прослушивания музыки/поедая шоколад и т. д. Эффект плацебо или действительно выработаная привычка? Не берусь утверждать, ведь главное, чтобы помогало на радость и автору, и читателям.
Но со временем можно столкнуться с такой проблемой, как выработка своеобразного иммунитета у Музы. Например, Вы всегда пишите и жуете что-нибудь одновременно. Вы свято верите, что Муза, как по мановению волшебной палочки, появится сразу же, как только Вы разложите возле ноутбука конфеты. А она все не приходит. Вы можете есть сколько угодно, но Муза лишь показывает дулю или средний палец. Из этого можно сделать вывод, что нельзя чересчур полагаться на ритуалы, хотя бесспорно можно черпать вдохновение из вспомогательных объектов, которые, впрочем, стоит менять почаще.
Способ 2. Том и Джери.
Думаю, преимущественное большинство много раз видело этот мультик, в котором кот Том из раза в раз пытается поймать хитрую мышку Джери. Но вот незадача: чем настойчивее Том пытается словить мышонка, тем изобретательнее тот скрывается, просто издевательски прячась в своей норке и посмеиваясь над неугомонным Томом. И сколько бы Том не сидел под норкой, не мигая наблюдал за входом и планировал, как он схватит свою жертву за хвост и полакомиться ею, Джери всегда оставляет его с носом.
Муза довольно часто выступает в роли Джери. Вот кажется, что она почти в руках, но через секунду она выскальзывает и прячется в укромном уголке. И сколько бы мы ее не ждали, как бы не пытались заманить и задобрить бесплатным сыром, она лишь злорадно показывает язык и поворачивается к нам спиной. Но вот чудеса: стоит только коту (или автору, в данном случае) угомониться, улечься поудобнее и сладко задремать, как мышь (Муза) сразу же нагло заберется просто на нос и начнет выплясывать чечетку.
Итак, делаем вывод. Представьте, что Вы хотите привлечь Музу, потому что сегодня у Вас достаточно времени, ничего не болит, и выспались Вы хорошо, поэтому Вам отчаянно хочется написать очередную главу в своей работе. Вы берете ручку/кладете пальцы на клавиатуру, смотрите на чистый лист бумаги/монитор компьютера и... впадаете в длительный ступор. Вы начинаете первое предложение вновь и вновь, удаляя его и набирая заново, пока наконец-то не бросаете эту затею, сменив цель написать хоть что-то на другую - поймать упрямую Музу за филейную часть.
Что же не так? Почему не пишется? Потому что нет вдохновения, которое Вы упорно ждете, возможно уже привыкнув, что оно является по первому требованию. И Вы настойчиво его ждете, призываете, пытаетесь, возможно, даже заманить с помощью каких-то ритуалов (музыка, фильм, прогулка), описанных выше. В итоге Вы лишь портите себе настроения, так и не написав ни одной строчки.
Как поступить, если ничего не помогает? Если те внешние факторы, которые раньше вызывали вдохновение, теперь не действуют?
Нужно отвлечься на себя, на время вообще забыв о таком понятии, как Муза. Первоочередно нужно избавиться от "лишних" мыслей. Вы когда-то писали, раздумывая точно ли Вы выключили газ в доме или заперли ли Вы входную дверь? И как, получалось? Невозможно одновременно думать о каких-то внешних мелочах и о дальнейшей судьбе своих персонажей, потому что легче и продуктивнее всего главы пишутся в том состоянии, когда мир сужается до монитора компьютера, а Вы не видите и не слышите ничего вокруг, пока не поставите последнюю, решающую точку. Для того, чтобы "погрузиться" в мир своего фанфика можно попробовать несколько методов:
1. Перечитать работу. На самом деле очень часто это помогает, особенно, если продолжение не писалось давно, и Вы уже забыли свои ощущения, испытываемые при написании.
2. Освободить голову от лишнего. Нужно уметь расставлять приоритеты. Если у Вас завтра экзамен, и Вы дрожите, потому что Вам не плевать на его исход, то даже не пытайтесь писать продолжения фанфика. Зачем? Вы должны быть погружены в мир персонажей, а не в реальность, поэтому пишите в том случае, если знаете, что потом не будете терзаться угрызениями совести.
3. Знать своего персонажа так же, как самого себя. Знаете, Муза не любит неуверенность. Представьте ситуацию: Вы переполнены вдохновением, пишите быстро, не следя за грамматикой, и вдруг в мозге звучит тревожный звоночек "стоп, а это точно мой персонаж, он может так поступить? Я даже не знаю". Муза всегда поможет с сюжетом, с чувствами, эмоциональностью, но Вы должны понимать своего персонажа, ту основу,вокруг которой все вращается.
В виде маленького отступления приведу одну фразу, которую когда-то мне сказал довольно-таки талантливый и успешный автор: "Да, ну, я не могу погружаться в свою работу с головой, потому что персонажи всегда двухмерны, и какие бы идеи не приходили в голову, я не могу быть уверена, что мой персонаж там будет уместен. Я не знаю его, его не могут узнать читатели, поэтому он не яркий, не особенный, он шаблонный". Что мы видим в данном примере? Муза подкидывает идеи, но автор не может выбрать, потому что не знает, где ее персонаж будет уместен.
Что же сделать? Не поленитесь составить себе черновик, то, что никогда не увидят читатели. Пусть это будет нелепо, пусть Вы напишете, что Ваш персонаж любит зеленые яблоки и у него третья группа крови. Да, это даром Вам не надо для самого фанфика, это навеки останется лишь Вашей фантазией, но Вы будете знать своего персонажа, он лично для Вас станет живым, а уж Муза, надеюсь, это оценит. Кроме того, это отвлечет Вас от цели "выжать" из себя что-либо, но и не будет бесполезной тратой времени.
4. Будьте наблюдательны, наберитесь эмоций в реальной жизни.
Муза любит, когда у Вас в голове много впечатлений, любит людей, замечающих нюансы, когда Вы можете припомнить цвет шарфа на прохожем, выражение лица у продавщицы и цвет волос у своей соседки снизу.
На самом деле люди до ужаса невнимательны. Есть такой психологический тест, когда испытуемого просят вслух описать обстановку своей комнаты или кухни, то есть того места, где человек бывает ежедневно. Попробуйте, опишите. Лично у меня получается представить процентов на пятьдесят (да, специально проверила все, что забыла, и оказалось, что о собственной комнате я помню далеко не все), а вот сказать получается еще меньше. К чему это я?
Просто люди мало говорят, мало подбирают эпитеты. Спросите, а зачем нам Муза тогда, раз не для того, чтобы подбирать для нас "красивые" фразы? А Муза, дорогие товарищи, лишь подает Вам вовремя те факты, которые Вы знаете, поэтому наблюдения за окружающим миром - важное задание любого автора, который хочет получить помощь от Музы-подавальщицы.
Поэтому пробуйте развиваться сами, ведь, в конце концов, никто не говорил, что будет просто. Запоминайте, подбирайте синонимы, читайте книги абсолютно разной направленности, играйте в "придумай историю про незнакомца" (пытаться представить жизнь случайного прохожего с детства и до данного момента). Детский сад? Возможно. Но ведь и Муза - это невидимый товарищ, поэтому не разрабатывайте теорему, а поиграйте с ней, пригласите к себе, либо демонстративно игнорируйте, пока она сама не полезет.
5. Раскачайте маятник.
Пробовали когда-то качать качели? Если сделать это раз, то они быстро остановятся, но если приложить усилия, то можно раскачать их максимально, и они еще некоторое время будут двигаться по инерции. Если Вы не ленивы, то в ожидании беты поучитесь раскачивать свое собственное творчество.
Есть такое упражнение, которое помогает автору увеличить диапазон своего собственного "качания", что значительно увеличивает возможность поймать Музу, которая довольно часто благосклонна относится к труженикам.
Берете книгу (по сути, можно брать любую, но настоятельно советую для начала брать что-нибудь не слишком переполненное психологией и философией, а еще лучше ту книгу, которую Вы не читали). Открываете эту книгу на любой странице, показываете пальцем на любое предложение не вглядываясь (для начала больше подходят авторские слова, но можно и прямую речь) и переписываете его на листок ПОСЕРЕДИНЕ (то есть сверху и снизу должно остаться место).
Например: "Не могу описать, какой ужас выразился на лице его; он совсем потерялся, начал бормотать какие-то бессвязные слова и вдруг, злобно взглянув на меня, бросился бежать в противоположную сторону" (Ф. Достоевский "Записки из мертвого дома").
Переписали? Теперь заполняйте начало и конец истории. Напишите, кто такой "он", что такого Вы сказали ему, в чем обличили, сплетите четкую линию, "впишите" продолжение, расскажите, бросились ли Вы вдогонку, догнали ли, что сделали. На самом деле это может совершенно не помочь Вам с каким-то определенным фанфиком, но это замечательно помогает научится быть универсальным, а порой и работать без вдохновения, настолько Вы наловчитесь "строить" текст вокруг какой-то определенной фразы или идеи. А Муза придет, не сомневайтесь. Она не может смотреть, как Вы успешно обходитесь без нее слишком долго.
6. Выплесните эмоции.
Тоже своеобразная психология, которая, во-первых, помогает очистить мысли, а, во-вторых, учит напористости, "пробиванию стен" в творчестве.
Опять Вам нужен лист, ручка и любая мысль. Например, Вас облила водой из лужи мимо проезжающая машина. Злитесь? Матов на языке много? Не можете забыть и сосредоточится на работе, отпугивая своей кислой миной Музу? Напишите об этом! Напишите что-нибудь наподобие: "В городе N живет один водитель. И слава ходит об этом водителе по всей округе, потому что воняет он, как боров отборный и т. д. и т. п." Писать надо быстро, пусть даже с ошибками, не вчитываясь, ничего не исправляя. Это способ для избавления от негативных эмоций, а таким же методом можно воспользоваться для работы над конкретным фанфиком. Пишите главу быстро, не позволяйте мозгу перегнать пальцы и убедить Вас, что это бред. Поверьте, часто фанфик кажется бредом во время написания, когда рациональное полушарие заставляет Вас следить за грамматикой и заодно посмеивается над душевными терзаниями персонажей, а уже в готовом виде он кажется довольно-таки приличным,требующим минимальных правок.
Итак, мы разобрали способы, которыми можно попытаться призвать Музу, если она вообще не хочет Вас посещать. А что делать, если у Вашей Музы аллергия? Да-да, именно аллергия, когда она сопутствует Вас во всех Ваших начинаниях, кроме какого-то определенного фанфика, который ей, по какой-то причине, не угодил.
Сразу уточняем, что это не тот случай, когда фанфик останавливается из-за того, что автору не дается какая-то сцена (рейтинг, определенная ситуация или ключевой момент) или же ему становятся непонятны герои, создается ощущение, что персонаж чересчур ушел в ООС. В этих случаях Муза обычно присутствует, дело в авторе, и разбирать данные ситуации мы будем в следующей главе этой статьи. А здесь взглянем на ситуацию, когда фанфик просто не хочется писать, хотя есть и примерное виденье сюжета, и нет проблем со сценами.
Почему не хочется писать? Возможно, этот фанфик наименее популярен из остальных Ваших работ, и Вам кажется, что он не оправдывает вложенных в него усилий? Тогда, возможно, Вам стоит понять, почему он не столь популярен, разобраться в тех аспектах, которые были приведены в прошлой части. Быть может Вы допустили какую-то серьезную ошибку, которая и стала причиной игнорирования Вашего труда. Проверьте, возможно, все проще, чем кажется.
А если все же работа популярна, в ней много плюсов и отзывов, но не пишется, что тогда? Попробуем определить причину, по которой Муза ленится или же вообще упорно сбегает от Вас.
Взгляните, отличается ли чем-либо эта работа от остальных, написанных Вами? Или же, если это Ваша первая и единственная работа, соответствует ли она тому, что Вы обычно читаете, испытывая удовольствие? Например, это Ваш первый слэш, первый высокий рейтинг, первый фанфик в жанре фэнтези/юмор/ангст и т. д. Возникает два возможных варианта:
1. Вам неинтересен жанр/рейтинг/тип фанфика, но Вы погнались за желанием популярности (например, наслушались, что слэш всегда популярнее, и решили его писать, хотя на деле кривитесь от одного упоминания однополых отношений).
2. У Вас мало знаний для написания работы (например, Вы пишите исторический роман, каждые две минуты заглядывая в гугл, потому что Вы без понятия, когда происходили масштабные войны, какое оружие использовали воины или в чем были одеты дамы).
В обоих случаях написание превращается для Вас в труд. Никто не говорит, что писательство - это всегда отдых, конечно же, нет. Но когда Вам приходится останавливаться на каждом предложении, чтобы удариться головой об стену, потому что Вам тошно писать такую содомию, либо зайти в поисковик, с целью найти необходимую дату, вряд ли Вы получите хоть какое-то удовольствие от написания.
Что же делать?
Первый случай, как по мне, неизлечимая болезнь для фанфика в статусе "заморожен". Вы, конечно, можете в какой-то момент полюбить новый жанр или рейтинг, но пока этого не произошло, вряд ли Вы сможете любить свою работу, а Муза никогда не посетит Вас, если Вы будете излучать негатив по отношению к собственному творчеству. Зачем, спрашивается, автор берется за то, что ему неприятно? Это может быть просто интерес, "а возьму-ка я попробую". В таком случае работа легко уходит в "замороженное", автор безразлично машет рукой, посчитав, что раз не вышло - значит и не надо. И слава Богу, что легкое отношение к эксперименту не превратило его в невротика, а дало понять, что в данный отрезок жизни писать подобное не следует.
Но есть ситуация другая, когда автор рвет на себе волосы с криком "хочу в популярное". И приходит ему гениальная идея отложить пока написание своего низкорейтингового, но горячо любимого, гета, а приняться за написание высокорейтингового, ненавистного слэша. Автор пишет, пишет, пишет до тех пор, пока нервы не сдают (когда-то встречала автора, который упорно писал слэш, глав так десять терпел, описывал поцелуи, но когда дело дошло до описания секса, несчастный человек послал всех своих читателей, потому что действительно уже тошнило и не было сил высасывать из пальца). И тогда автор может заморозить работу, но это ведь не уничтожает великое мечтание красоваться в популярном, поэтому автор все не может успокоиться. Здесь мы не будем вообще смотреть на работу: возможно, она написана качественно, хоть и технически, без привлечения Музы - неважно. Здесь просто зададим вопрос: а что там, в популярном? Мировая слава, деньги, предложения от издательств? Там есть РЕАЛЬНАЯ популярность? Там есть мнение авторитетных писателей, там критика качественнее, там похвала слаще? Что там? Отвечать на вопросы не будем, каждый сам решает жить ему в иллюзии славы, либо сохранять душевный комфорт и писать то, что любишь. Если выбираете первое, то размораживайте работу, пишите дальше, скрипите зубами и пейте побольше валерьянки, дабы избежать нервного срыва от ненависти к своему собственному детищу.
А что если просто не понимаешь о чем пишешь. Это относится не только к специализированным направленностям в тексте, как-то биология, медицина, физика, история, но и просто к ситуации, когда Вы, например, весельчак и оптимист по жизни, но все же пытаетесь написать ангст, совершенно не понимая собственных персонажей, которые страдают, как Вам кажется, из-за полной ерунды. Опять же вопрос, почему пишите такое? За чем гонитесь? Если все за той же популярностью, то ответ выше, а вот если так получилось просто потому что есть желание, но нет знаний (любит автор исторические рассказы, но не имеет желания изучать даты или термины), то тут уже ситуация совершенно иная. Если есть желание писать подобное, то нужно больше читать соответствующей литературы, поверьте, Вам нужно не так уж много, ведь художественное направление не требует от Вас глубинных познаний, а получить сведения по необходимому предмету можно, прочитав что-то либо по данной тематике, что позволит Вам вынести хотя бы какие-то элементарные знания, и тогда Вам уже не придется проверять каждое свое слово.
А вообще, наилучшее, что можно посоветовать - писать то, что любишь, что хочешь и что чувствуешь. Когда детище любимое, и бороться за него легче.
На этом остановимся, потому что "воды" в главе до неприличия много. За это я очень сильно извиняюсь и искренне восторгаюсь всеми, кто все же добрел до конца. Если возникают предложения или истории из авторского опыта - милости прошу в личке. Спасибо всем, кто прочитал! Пусть Ваша Муза не покидает Вас.
Следующая глава о целесообразности написания "в стол" и об авторах, которые считают, что пишут бред.
Каждый человек сумасшедший. Вся суть в том, насколько далеко находятся ваши палаты..
В прошлой части статьи были приведены некоторые причины, по которым авторы решаются заморозить свой фанфик, поэтому сейчас мы попробуем предположить приблизительный порядок действий для того, чтобы все же вернуть его к жизни, в ситуации, когда работа была заморожена из-за ее неоцененности.читать дальше
Итак, творчество автора не оценено или оценено не по достоинству. Автор замораживает работу, возможно, внушив себе, что люди - это зло или глупое стадо, не способное понять полет мысли. Кстати, бытует мнение, что именно из неоцененных авторов получаются наилучшие беты/редакторы/критики, что частично обусловлено их строгим отношением к чужим работам, определенной долей скепсиса при чтении произведений, которые, несмотря на более низкий уровень, чем у непризнанного гения, все же пользуются необоснованной популярностью. Не будем сейчас вдаваться в эти дебри, опровергать или подтверждать теорию, так как, в первую очередь, наша цель - вернуть автора к собственному творчеству, а не воспитать из него рецензента или обычного критикана.
И здесь перед нами встает сакральный вопрос: почему? Почему меня не читают, почему не пишут отзывы, почему ставят минусы, почему троллят именно в моей работе, почему критикуют, если есть фанфики в сотни раз слабее? Знаете, в народе есть такое очень грубое, неоднозначное выражение: "если тебя все бьют по роже, значит виноваты не "все", а "рожа". Неприятно звучит? А ведь в определенной степени - это правда. Давайте посмотрим почему.
Под "виноватой рожей" мы не подразумеваем личность автора, ни в коем случае, ведь, читая произведение в интернете, мы ничего не можем знать о человеке, написавшем это, будь он хоть маньяком-социопатом. Мы оцениваем текст, а значит, вина где-то в нем, именно в произведении есть что-то такое, из-за чего не читают, не комментируют, критикуют. Где же закралась ошибка, что не так? Смотрим с самого начала.
Причина первая - не читают. Причина вторая - не пишут отзывы. Причина третья - ставят анонимные минусы.
Почему меня не читают, ставят мне анонимные минусы, не пишут отзывы? Мы объединим эти три вопроса, потому что причины, вызывающие эти факторы, во многом схожи, а преодоление негативных причин, из-за которых работа игнорируется, возможно, приведет к самому главному - заинтересованности в Вашем творчестве. Чем выше заинтересованность, тем большая вероятность, что определенный процент прочитавших поставит плюс, а еще какая-то часть из них оставит отзыв, поэтому, в первую очередь, мы работаем именно над вызыванием интереса или же устранением факторов, этот самый интерес убивающих.
Факторы, которые уничтожают первичную заинтересованность в Вашем фанфике таковы:
1) Фэндом. Вы пишите об альтернативной реальности, в которой ослик Иа весельчак и баламут? Ваша работа по американской комедии двадцатилетней давности? Вы скрестили тролля с феей? Как бы это ни было обидно, но читать Вас не будут, а если будут, то чтобы посмеяться, даже если Вы абсолютно не планировали вводить в фанфик юмор. А если и не посмеяться, то задать Вам вопрос, какую траву Вы курите.
Что делать?
Знаете, никто не любит рекламу. "Продавать" себя, как автора, возможно, и не совсем правильно, но давайте посмотрим на ситуацию с другой стороны. Вы новичок на фикбуке, у Вас есть несколько идей для произведений: одна из них - какой-то гет или слэш с довольно банальным сюжетом, но все же про обычных, живых людей, а другая - история о вегетативном размножении инопланетян. Что нужно выложить первым, что прочитают не с целью поржать (мы не рассматриваем здесь ситуацию, когда автор сознательно хочет стебаться)? Правильно, что-то не слишком необычное. Если же Вы хотите и можете писать по какому-либо популярному фэндому, то воспользуйтесь этой возможностью, приобретите читателей, которые оценят Ваш стиль, и тогда, вполне возможно, даже фанфик по не совсем популярному фэндому будет замечен и оценен, именно потому, что автор Вы, а Вы уже успели зарекомендовать себя талантливым человеком.
А что делать, если хочется писать исключительно по одному фэндому, который не очень популярен? Можно почитать работы авторов, пишущих в этом же направлении, потому что именно почитатели одного фэндома зачастую и читают друг друга, поэтому можно вполне мирно существовать в своем маленьком мирке единомышленников.
А если по фэндому, по которому Вы пишите, вообще нет работ (встречаются и такие разделы на фикбуке)? В таком случае, все же более продуктивно и целесообразно поискать в интернете сайты, посвященные Вашей любимой тематике. Согласитесь, есть произведения, которые адекватно воспринимают лишь почитатели, а для "левых" людей - это полнейшая ерунда.
2) Пейринг. Мочалка и мыло? Арбуз и дыня? Психоделика - это неплохо, сравнение губ с перекатывающимся желе, а селезенки с пудингом, порой даже интересно, но для довольно узких кругов читателей.
Что делать?
Указать, что это стеб, пародия, черный юмор, эксперимент или злобный автор. Обозначить специфику, но в то же время избегать фраз наподобие: "это все бред". Странное часто интересует людей, Вы вполне можете занять нишу человека, пишущего поистине неординарные произведения, пусть это и будут какие-то диковинные пейринги. Единственное, чего стоит избегать в случае, если Вы, к примеру, пишите о паре булочка/бублик, так это намека на серьезность, на глубиность. Описывать штампы, вечную любовь и бабочки в животе у булочки с абсолютной серьезностью невозможно. Как нельзя быть сладким и соленым одновременно, так нельзя и в некоторых пейрингах (даже в случае обычных людей, образы которых несовместимы) добиться адекватного восприятия со стороны читателей. Лучше смешите людей, удивляйте, шокируйте, но не заставляйте плакать от нелепости образов, притягивая их за уши.
3) Название/саммари. Если Вы назвали свое произведение "..." или "***", а в описании написали: "прочитайте - поймете", то чему же удивляться? На просторах фикбука можно встретить множество статей, где говорится о важности названия и описания, и, поверьте, это правда, особенно в популярных фэндомах, где уже через несколько минут Ваша работа сдвинется на вторую страницу, и у Вас есть все лишь крошечный отрезок времени, в который Вы должны успеть привлечь читателя к своей работе яркой или хотя бы аккуратной оберткой. Конкуренцию, увы, никто не отменял.
Что делать?
Придумайте работе название и описание. Хотя бы что-нибудь из этих двух факторов должно быть привлекательно, Вы должны преподнести свою работу, как бы Вам ни казалось, что ее и так найдут. Нет, не найдут, не будут искать. Особенно если Вы здесь второй день, и никто еще в глаза не видел, что на деле Вы гениальны и очень талантливы. Пусть название будет скандальное, пусть в описании будет кусок высокорейтингового текста, пусть эта будет чья-то известная цитата, которая "ложится" в смысл Вашего фанфика, пусть это будет интересно ВАМ! Вспомните, что в первую очередь выбираете Вы: кота в мешке, когда автор предлагает Вам пройти в его работу и ознакомиться не пойми с чем, или вкусную конфетку, в которой Вам обещают увлекательную историю, и где Вы сразу видите, что это Вам интересно?
Относитесь к названию и описанию, как к первой части Вашей работы. Это Ваша "одежка", по которой встречают. Не пролог, не первая глава, а именно описание и название, поэтому не стесняйтесь и не ленитесь, если Вам важен результат.
4) Крик души. Обращение к читателю с фразами: "не будет отзывов - не будет продочки", "я заняла с этой работой восемьдесят восьмое место в литературном конкурсе", "моя идея очень оригинальная, поэтому получайте удовольствие", "у меня нет ошибок, я в четверти получила пятерку" и т.д. и т.п. в большинстве своем воспринимаются негативно. Первое желание незнакомого с автором читателя - сделать наперекор, то есть вообще не написать отзыв, если о нем навязчиво просят, поставить анонимный минус, если их просят аргументировать, критически отозваться о грамотности, если человек написал, что у него замечательная бета, потроллить, если автор чересчур доброжелателен и его много хвалят. Это обычная зависть, коварство, желание унизить, сбить нимб или ткнуть задравшимся носом в грязь. Мы не будем обсуждать, кто так поступает и почему, не будем говорить, что это хорошо или плохо, или пытаться разобраться в психологии подобного поведения, а просто молча признаем, что подобное поведение или хотя бы желание повести себя именно так, возникает иногда или часто, в зависимости от различных обстоятельств.
Приведу маленькую историю из личных наблюдений: пишет автор историю. Есть у него уже глав двадцать, есть много плюсов, но есть и семь минусов. И вот автор пишет в шапке "объясните, почему Вы ставите минусы, что не нравится?". Как Вы думаете, сколько минусов обосновали? Да-а-а, всем, кто сказал "ноль" дарю виртуальную конфету. Конечно же, ничего не обосновали, но зато в следующий раз, когда я заглянула в работу, и в ней было двадцать две главы, минусов было уже не семь, а двенадцать. Даже можно предположить, с какой мыслью люди ставили минус, это что-то наподобие: "ах ты, холера такая, считаешь, что тут все должно нравиться? Вот, на тебе еще минус".
Что делать?
Этот вопрос крайне сложен, потому что касается как раз характера автора, поэтому я позволю себе лишь краткие рекомендации, которые не будут затрагивать вопрос авторской этики. Есть выражение: "сам себя не похвалишь, никто не похвалит". Очень хорошее выражение, но можно себя подбадривать, а можно возвышать и объявлять себя идеалом. Да, Вы можете быть грамотны, но не можете знать всего, даже опытные редакторы порой совещаются в спорных вопросах, что уж тут говорить об авторах, не имеющих специального образования. Можно занять место в литературном конкурсе, но не подойти под "формат" сайта и оставаться каким-то автором широко известным в узких кругах. Можно писать хорошо, но поверьте, никто не умрет, если Вы заморозите или удалите фанфик, поэтому шантаж на отзывах - просто огромная ошибка. Знайте себе цену, не унижайте себя и свое творчество, но не хвастайтесь, не задирайте нос и не смотрите на людей свысока. С крыши падать очень больно, честное слово.
Это не призыв быть серым и подстраиваться под массы. Самый лучший совет - полюбить то, что пишешь, полюбить своего читателя, который ждет продолжения, а уж ткнут ли тебе на "дислайк" из зависти, злости, подлости или просто потому, что действительно не понравилось, но оставлять отзыв некогда или лень, - вопрос вторичный. Но пока для Вас негатив превышает позитив, пока Вы не можете адекватно оценивать себя, а каждый минус воспринимается, как конец света, лучше не преисполняйтесь пафоса, не привлекайте к себе худшее, что есть в человеческом характере.
5) Грамотность. Как бы ни была великолепна идея, редкий читатель будет читать сто страниц текста, если ошибки в каждом слове. Вы сами даете повод поставить Вам минус, вежливо покритиковать Вас, либо грубо нахамить и назвать бездарным неучем.
Что делать?
Посетить замечательный раздел "беты". Можно, конечно, обойтись помощью Microsoft Office, но не удивляйтесь потом, что в Вас будут лететь камни касательно пунктуации и стилистики, которые Microsoft правит на свой крайне своеобразный манер.
Данная статья не о выборе беты, но первое правило, которое всегда нужно помнить: бета должна быть грамотнее Вас. Если Вы читаете свою переписку с ней и замечаете в сообщениях возможной беты ошибки, то подумайте сто раз, прежде чем согласиться на сотрудничество.
6) Игнорирование читателей. Если Вам задают вопросы по сюжету/героям/поведению персонажей, а Вы в ответ молчите, либо вообще не отвечаете на отзывы, то единственная Ваша надежда, что Вы действительно хорошо пишите, потому что если читатели пришли к Вам в качестве поддержки "юного дарования", то и уйти они могут очень быстро, не увидев отдачи и благодарности.
Что делать?
Опять же, не хочется советовать "будь хорошей девочкой, ответь всем", но все же проявляйте элементарную благодарность хотя бы словом "спасибо". Вам несложно, читателю приятно, он Вам еще отзывы будет писать, потому что знает, что Вы дружелюбны и не пишите для тараканов в голове. В общем-то, простейшая истина, которой нужно следовать, если Вы стремитесь получать отдачу по отношению к Вашей работе.
7) Чрезмерное ООС, типичная Мэри Сью. Если Вы пишите по фэндому, то должны осознавать, что в первую очередь Вас читают любители данного фильма/книги/сериала/аниме/манги и т. д. Это как брать сахар, справедливо ожидая, что он сладкий, а не деле получать соленый вкус, потому что персонаж Вашего фанфика от оригинального героя не взял ничего, кроме внешности. Да и читать о супер-пупер-мегакрутой героине, которую автор упорно задвигает на лидирующую позицию в сюжете, пряча любимых каноных персонажей за ее трехметровые плечи, далеко не все любят, кроме того, подобные предупреждения в Вашей работе - неиссякаемый повод для иронии, даже если Вы приложили усилия и поработали над характером Мэри Сью.
Что делать?
Почему человек в фэндоме пишет ООС? Предположительно, он любит героя, о котором пишет, настолько, что уже не знает, что бы еще написать, поэтому делает из пушистого добряка маньяка-насильника, а из негативного персонажа, наоборот, ваяет божий одуванчик. Касательно Мэри Сью, то в основном, это мы сами (сейчас говорю о девочках; я ни разу не видела Мэри Сью в исполнении парня о_о). Да, вот такие идеальные: с огромными глазами, шелковистой кожей, большой грудью, чутким сердцем, лошадиным норовом и способностями Бэтмена. Но предположим, что я не хочу быть норовистой, не хочу иметь волосы до попы, хочу свою Мэри Сью, а вернее хочу, чтобы в фанфике автора героиня была больше похожа на меня. А как же она может быть похожа на меня, если автор пишет ее с себя и именно свои тайные желания исполняет? Да никак не может, а значит, читатель не доволен и уйдет он от Вас, и будет писать на каждом шагу, что Мэри Сью - зло.
Как говорят опытные критики, для любого ООС должно быть обоснование. И не такое, как "он потерял память", "она очень изменилась за лето", "он стал добрее, когда скончался его хомяк". ООС - титаническая работа, строительство нового здания, которое строится на руинах старого. А что нужно сделать, чтобы начать стройку нового? Правильно, разрушить старое. Медленно так разрушить, по кирпичику. То есть, если Вы хотите, чтобы Ваше ООС воспринялось адекватно, чтобы к работе отнеслись серьезно, и если в фанфике планируется сюжет (мы здесь не говорим о PWP), то нужно начинать повествование с канноным персонажем, приводить серьезные основания, которые меняют его характер и делать это постепенно. Если получилось - великолепно, потому что это действительно сложно, а не так, как делают некоторые, просто указав в шапке, что в их фанфике главный злодей - это няшка.
Касательно Мэри Сью, то Вы можете "выстрелить" с замечательным стебом с данным предупреждением. Но если Ваша работа серьезна, Вы пишите о любви и страданиях, но все же хотите ввести в сюжет оригинальную героиню, то сделайте ее "живой", пропишите ее тщательно, внесите в ее образ недостатки, даже что-то отталкивающее. Поверьте, это все же лучше, чем писать историю новых Ромео и Джульетты, запихнув на место Джульетты пластиковый манекен, коим является Мэри Сью.
8) Чрезмерно сложное/чересчур простое повествование. Большинство людей не амебы, им необходим смысл в работе, они хотят читать не только диалоги, но и описания, душевные терзания. Но и людей, которые по достоинству могут оценить огромные массивы текста, где описываются стадии развития малярийного плазмодия или замыкание источника тока на резисторах, совсем немного.
Что делать?
Развивать навык, если Вы пишите просто. Попробуйте просто взять листок, выбрать какое-то действие (например, дождь за окном, заход Солнца, падение листа с дерева) и описать его, конечно же, без диалогов. Пусть сначала это будет просто два-три слова.
Например: Солнце заходит. К этим двум словам попробуйте задать вопрос и ответить на них. Например: Солнце какое? Заходит куда? Ярко-оранжевое солнце заходит за горизонт. Что еще можно спросить? Например: Заходит как? Ярко-оранжевое солнце медленно заходит за горизонт.
Периодически останавливайтесь в своей работе и искусственно увеличивайте ее с помощью подобных вопросов. Через какое-то время это уже не будет требовать усилий, но Вы можете столкнуться с проблемой образования у Вас шаблонности.
Например, у Вас теперь всегда желтое солнце на синем небе, и Вы пишите всегда так. Если возникает такая проблема, то поиграйте в синонимы и ассоциации. Подумайте и напишите, какие оттенки могут быть у солнца в зависимости от его положения на небе, подумайте, какие разнообразные цветовые оттенки может иметь небо. Просто работайте, ведь никто не говорил, что будет легко, правда?
Если же Вы пишите наоборот слишком сложно, если Ваши предложения чересчур громоздкие, а сюжет базируется на узкой направленности (неважно какой: химия, физика, биология, математика и т. д.), то просто осознайте, что Вашим читателям, возможно, просто сложно воспринять весь смысл написанного Вами. Конечно, в таком случае, Вы не дождетесь отзывов, ведь никому не хочется выставить себя безграмотным человеком и показать, что он разобрался в теме повествования постольку-поскольку.
В случае, если предложения сложные, просто приучите себя перечитывать свою работу бегло. Если во время быстрого чтения Вы сами споткнулись, будьте абсолютно уверены, что в этом месте Ваши читатели судорожно вглядываются в монитор, выискивая запятые, произнося слова вслух и пытаясь голосом определить, где начался и где окончился Ваш огромный деепричастный оборот. И благо, если там правильно стоят запятые, и паузы позволяют понять глубинный смысл, вложенный в огромное предложение. А если нет? Просто облегчите судьбу своих читателей и разбейте длинное предложение на два или три. Смысл никуда не убежит, а вот впечатление улучшится.
Касательно текстов с большим количеством научного материала, то все же помните, что это не учебник, а Вы не лектор, чтобы сдобрять свою работу сотнями сносок на непонятные слова. Ведите в сюжет "обычного человека", который будет воспринимать "умный" материал через призму своего среднестатистического понимания и передавать читателям уже разжеванный материал. Или же просто научитесь соблюдать баланс и гармонию, не забывая, что художественная литература - это литература для масс, поэтому научные вставки должны быть обоснованы, понятны и написаны с некоторым послаблением на фактор "я в этом не разбираюсь" со стороны читателей. В конце концов, никто не мешает Вам написать научный труд, но для всего свое место, и вряд ли Вас оценят по достоинству в рамках фанфикшена.
Итак, все вышеизложенное должно хотя бы частично объяснить, что делать с работами, которые заморожены по первым трем причинам, приведенным в предыдущей части статьи (меня не читают, мне не пишут отзывов, мне ставят анонимные минусы). Нужно избавиться от факторов, которые приводят к подобной реакции читателей. Возможно, устранив некоторые неприятные моменты, Вы и сами почувствуете себя увереннее, больше будете уделять внимания творчеству, осознавая, что первые шаги по нахождению своего читателя Вы сделали. А там и до положительного результата недалеко.
Причина четвертая - троллинг.
Почему Вас посетил тролль? Потому что Вы реагируете, и никак иначе. Возможно, реагируете не Вы, а Ваши читатели. Быть может, после атаки тролля Вы не ответили ему лично, но написали в шапке гневную поэму примерно такого содержания: "если не нравится, не читайте, уродцы". Чего Вы этим добились? Вы постелили троллю мягкую перину. На самом деле борьба проста, как дважды два. По личному опыту убедилась, что администрация фикбука оперативно и любезно удаляет все комментарии с матами, грубостью, а тем более с переходом на личности. Просто нужно нажать на волшебную надпись "пожаловаться на комментарий", молчать и попросить хранить спокойствие своих постоянных читателей, и ни в коей мере не считать себя ябедой. Мы не в детском саду, мы имеем право защищать свое творчество от откровенного хамства. Это НЕ стыдно, это правильно. Если Вас кто-то на улице ткнет носом в дерьмо, просто так, из вредности, Вы промолчите? Вряд ли. Так и здесь не молчите, но и не уподобляйтесь троллю, чтобы не стать таким же грязным, как он. Просто игнорируйте, как бы порой тяжело ни было. Утешайте себя мыслью, что большинство троллей любят либо хорошие, либо откровенно плохие произведения. Если Ваша работа не во второй категории, то относитесь к этому, как к подтверждению, что она в первой.
Причина пятая - критик.
Почему Вас критикуют? На самом деле, если Вам написали большой отзыв, в котором указаны положительные моменты, но также есть сведения о том, что критикующему показалось слабым в произведении, то это большой, просто огромный повод гордиться! Первый признак адекватного критика: он нейтрален в общении (не визжит от восторга, но и не пишет критическое мнение со снисхождением), он указывает не только минусы, но и плюсы. Прочитайте внимательно, послушайте, перечитайте работу. Возможно, с помощью чужого взгляда, Вы и сами заметите погрешности в сюжете или странности в поведении героев. Не паникуйте, не замораживайте работу сразу. А если уже заморозили, то перечитайте все отзывы, отделите зерна от плевел, найдите указания читателей на сильные и слабые моменты и просто честно, сами для себя, признайте, считаете ли Вы замечания справедливыми.
Но иногда встречаются и "псевдокритики". Их отзывы выглядят примерно так: "нет, ты молодчиночка, мне все понравилось, но вот только, что за глупое поведение у главного героя, он выглядит очень глупо. Но ты не переживай, дорогая, все равно всё круто". Подобные отзывы сложно назвать конструктивными, особенно если комментатор намеренно общается с Вами со снисхождением, пытаясь учить Вас иногда не только писать, но и жить. Например: "ну, ничего, ты с годами все поймешь". Если Вам не нравится такая модель общения, если, перечитав текст, Вы внутренне абсолютно уверились, что все с Вашим главным героем нормально, то ведите себя предельно вежливо. Обязательно ответьте на отзыв. Поблагодарите за замечания и за то, что человек прочитал Вашу работу. Все, больше от Вас ничего не требуется. Не ставьте себя в положение ученика, помните, что далеко не каждый достоин Вас учить, и если внутренние ощущения говорят Вам, что подобный "критик" просто придирается к Вам по какой-то причине, прислушайтесь к ним и не губите проделанную Вами работу, замораживая ее.
Итак, на этом закончим разбор первой категории "непризнанный гений". Хочется сказать, что данные советы - это те азы, которые, наверно, больше нужны для молодых авторов. Кроме того, на сайте есть множество великолепных статей, более подробно разбирающих указанные выше проблемы, но все же хочется, чтобы Вы взглянули на свою замороженную работу и просто просмотрели ее на предмет откровенных ошибок, того, что может оттолкнуть от ее чтения. Помните, что я не истина в последней инстанции, и Вы должны обязательно "подстроить" каждый совет под свое восприятие. Искренне желаю удачи.
P.S. В следующей части попробуем научиться шаманить, ловить мышь за хвост или, попросту, заманивать Музу.
Каждый человек сумасшедший. Вся суть в том, насколько далеко находятся ваши палаты..
На просторах фикбука можно часто увидеть фанфики, привлекающие к себе взгляд ярко-синим словом "заморожен". Далеко не всегда такая пометка появляется у малопопулярных работ, она довольно часто встречается и у фанфиков с большим количеством плюсов и читателями, скандирующими "давай продку". читать дальшеИногда кажется, что если бы замороженные фанфики были ненужными, старыми вещами, то из них можно было бы составить грандиозную свалку, где маленькие консервные банки, символизирующие крошечные мини-фанфики и драбблы, соседствовали бы с ржавыми холодильниками и древними машинами - миди и макси фанфиками. И если мир борется с отходами посредством постройки перерабатывающих заводов и использования сырья вторично, то и мы, в нашем литературном мире, можем дать вторую жизнь заржавевшей идее. Именно способы реанимации для работ со статусом "заморожен" здесь будут приведены, но для начала попробуем определить по какой же причине Ваша работа спит летаргическим сном, а уж только потом попытаемся подобрать подходящее лекарство.
Причины, по которым автор приостанавливает работу над своим произведением, условно делятся на три категории, каждая из которых включает несколько вариантов. Итак, я заморозил свою работу потому что...
Категория первая - Непризнанный гений
Вариант №1. "Тишь и гладь". Меня не читают. Совсем. Предположим, что у работы уже есть несколько частей, но количество просмотров не увеличивается, стабильно держась на уровне два человека в сутки и даже - о, ужас! - ни одна ленивая задница не соизволила поставить плюс или хотя бы минус. Не будем разбирать здесь причины, потому что они бывают разные, как два полюса, а обратим внимание на мысли автора. Сначала это оптимизм ("ничего-ничего, мой читатель на подходе"), позже автор пишет из упрямства ("пофиг, я для себя пишу"), потом приходит уныние ("неужели я бездарность?") и, в конце концов, фанфик приобретает статус "заморожен", а автор пишет пламенную прощальную тираду, которую, увы, тоже оставляют без внимания.
Вариант №2. "Анонимный доброжелатель". Меня читают, мне ставят плюсы (один или сто один - не суть важно), но отзывов нет или есть несколько вида "супер", "проду", "спасибо". Сначала автор рад, потому что, по сути, его работа нравится хоть кому-то, ведь не зря читатель добрался до самого конца текста и милостиво нажал на заветный зеленый "лайк". И ничего, что отзывов нет, ведь это всего лишь пролог, занимающий одну страницу текста, а читатели автора - люди серьезные и не могут написать качественный и подробный комментарий на такой маленький объем информации. Но появляется первая глава, вторая, третья, а "серьезные" люди все так же не радуют автора выражением своего восторга, либо критического мнения. Тут у автора могут появиться вполне логичные сомнения: а читают ли меня еще те, кто поставил плюс? Или же они просто тыкнули на "лайк" в знак доброты душевной, как сознательный гражданин бросает несколько монет просящему? Автор начинает писать фразы типа "ребят, напишите, нравится или нет, не молчите". В случае, если дефицит комментариев продолжается, автор все меньше способен выживать на хлебе и воде, коими являются оценки, и замораживает работу.
Вариант №3. "Призрачный подзатыльник". Мне ставят много анонимных минусов или же моя работа вообще красуется с отрицательным знаком. Данный вариант намного неприятнее для автора, чем молчаливое одобрение с помощью "лайков", особенно если сам автор не стебется, а вкладывает в свою работу время, силы и, как бы пафосно это не звучало, душу. Даже если у работы есть положительные отзывы и верные читатели, но сам факт наличия большого количества анонимных минусов очень неприятен. Автор со временем может начать нервничать, требовать этих нелюдей показаться, точит меч и наносит на лицо боевой раскрас индейцев, но "духи" все так же невидимо бродят по сайту, оставляя в работах лишь маленький след призрачной плазмы, либо, как это часто называют авторы, кусок дерьма. Если количество минусов превышает критическую черту (не стоит повторять, что данная черта у каждого своя: кому-то достаточно одного анонимного минуса, а у кого-то сдают нервы только после второй сотни), то судьба фанфика становится понятной и предсказуемой - он попадает в замороженное.
Вариант №4. "Логово троллей". На мою работу напала волосатая нечисть, которая обосрала все, что видела. Автор может быть новичком, может быть профи, может иметь мало или много отзывов, и жить счастливо, пока не приходит ОНО. Тролль - существо неприятное, и горе Вам, если Вы из тех чувствительных авторов, которые выступают донорами и кормят паразита своими эмоциями. Если тролль найдет у Вас достаточно уютную для себя атмосферу и разведет свое жилище аки гадюшник, то Вы, в случае наличия у Вас тонкой и ранимой душевной организации, вполне возможно, сбежите из своего собственного фанфика, как хозяин сбегает из дома при нападении варваров. Как можно убежать от фанфика не слишком радикальным способом? Правильно, заморозить его. Тролль еще немного побушует, высрет последнюю порцию и уйдет. Но осадок у автора и разруха в фанфике останутся, а значит, и статус останется прежним.
Вариант №5. "Лекция профессора". Меня поучают умные и не очень люди. Все говорят, что любят критику, но далеко не все любят ее на самом деле. В случае, если автор остро реагирует на критику, то отзывы, содержащие советы, пожелания и рекомендации, а также указывающие на недостатки, воспринимаются им в разной степени, но все же болезненно. Кроме того, есть такое понятие, как "поддакнуть", и после первого отзыва с конструктивной критикой в работе иногда появляются отзывы и других читателей вида "я полностью согласен с предыдущим оратором", хотя до появления критика их все устраивало. Опять же, каждый автор способен выдержать разное количество и направление критики, но в случае острой реакции автора судьба фанфика наверняка предопределена.
Категория вторая - Разведенный с Музой
Вариант №1. "Муза в профиль". Я с удовольствием пишу другие работы, имею желание писать новые, но данный фанфик совершенно "не идет". Автор счастлив, его устраивают читатели, отзывы, количество плюсов, но сюжет стоит на месте. Автор не хочет и не может себя "насиловать", поэтому сначала просто кормит читателей "завтраками", а потом все же решается заморозить фф до лучших времен. Часто, увлеченный новыми идеями, автор так и не возвращается к данной работе, а читатели так и не узнают, чем закончился их, возможно, любимый фанфик.
Вариант №2. "Муза задом". У меня нет вдохновения писать ничего. Автор совершенно не хочет ничего писать, его тяготит продумывать сюжет, каждое предложение дается с трудом, новых идей нет. В случае, если подобное насилие над самим собой длится чересчур долго и любимое в прошлом дело приносит лишь огорчение, автор может принять решение не только заморозить фанфик, но и сделать громкое заявление вида "я ухожу из фанфикшена".
Категория третья - Невольник Обстоятельств
Вариант №1. "Выше головы не прыгнешь". Я недоволен своим уровнем и считаю, что не могу писать, как следует. Автор хочет писать, ему это интересно, его устраивают читатели, отзывы, но он очень самокритичен. Перечитывая свои работы, он понимает, что ему не достигнуть уровня русских классиков, пытается писать лучше, читать больше, но все равно не удовлетворен собой. В итоге, посчитав, что прыгнуть выше крыши не получится, автор решает, что ему не стоит писать, так как, по его мнению, делать свою работу нужно или хорошо, или никак.
Вариант №2. "Деловая колбаса". У меня очень много фанфиков в работе, я не успеваю, и мне необходимо чем-то пожертвовать. У автора вдохновение плещет через край, идей множество, и он жадно хватается за их реализацию. Но время не резиновое, продолжения в фанфиках появляются редко, читатели возмущаются и, в конце концов, автор замораживает какую-то из своих работ, чтобы больше времени уделять другим.
Вариант №3. "Заложник техники". Я не могу писать фанфик, потому что у меня сломался компьютер/переехал в глушь, где нет интернета. Автор, лишившись благ цивилизации, может продолжать писать лишь в тетрадь, не выставляя работу на обзор читателей. Поддавшись обстоятельствам, он вынужден временно заморозить работу.
Вариант №4. "Невольник депрессии". Я не пишу из-за жизненных обстоятельств. В жизни автора произошли какие-то серьезные перемены, которые не позволяют ему думать ни о чем, кроме реальной жизни, а вся его жизнь в интернете сходит на "нет".
Итак, варианты, которые могут стать для автора причиной заморозить свою работу, мы рассмотрели. В следующей части попробуем разобрать возможность реанимировать фанфик в каждом из представленных случаев.
Каждый человек сумасшедший. Вся суть в том, насколько далеко находятся ваши палаты..
- Да стой ты! Я не запер дверь! - Дин бормочет невнятно, хватая воздух в перерывах между поцелуями. Жесткими, яростными. Так не целовалась ни одна женщина, которая у него была. Но Дину это нравится, черт возьми!читать дальше
- Плевать! Или ты боишься, что кто-то увидит? - Она усмехается, кривит идеальные губы в усмешке, а спустя мгновение уже проводит ровными зубками по шее Дина, просовывает руки под рубашку, гладит живот, скользит ладонями ниже, по джинсам, к заметной выпуклости. Сжимает сильно, и Дину хочется застонать громко, но она не дает, накрывая его губы своими, кусая, зализывая маленькие ранки проворным язычком.
- Ты сумасшедшая? - выдыхает он ей в рот, всматриваясь в совсем юное лицо в обрамлении светлых локонов. Невинность и порок в одном флаконе. Самая адская и возбуждающая смесь.
- И тебе это нравится, - она говорит абсолютно уверенно, быстро снимает футболку, выгибается в пояснице, как сытая кошка, подставляя Дину идеальную шею для поцелуев. И он целует, не замечая уже ничего, а только помогая ей освободить себя от рубашки. - Дин... - она хрипит, когда он сжимает ее грудь, обтянутую лишь кружевом красного лифчика, она оставляет кровавые полосы на его плечах и спине.
- Все же не скажешь, как тебя зовут? - спрашивает Дин, приподнимая ее за ягодицы и садя на хлипкий столик - единственный, в убогой комнатушке, снятой ими в Мистик Фолс. Она проводит языком по губам, такая порочная девочка, и послушно приподнимает бедра, когда Дин, справившись с молнией, начинает стягивать с ее бедер джинсы.
- Нет, можешь считать, что я тебе приснилась, - она шепчет, склонившись Дину к уху, одновременно беря его за ладонь и кладя себе на живот. Дина не нужно просить дважды, он легко отодвигает ткань кружевных трусиков, проводит по влажным складкам, касается клитора и быстро погружает в нее палец до основания. И она кричит, шире раздвигает ноги, бесспорядочно скользит ладонями по его груди, животу, дергает за ремень на джинсах, стягивая их немного вниз, высвобождая напрягшийся член.
- Какая нетерпеливая шлюшка, - усмехается Дин, стягивая бретельки лифчика по плечам, но так и не расстегивая застежку. Ему не хочется возиться. Ему нужна разрядка. И ей она тоже нужна. Поэтому он просто немного отодвигает ткань трусиков в сторону, придвигает ее к самому краю столика и, заглушив невнятное бормотание поцелуем, входит в нее до конца.
Она двигается быстро, абсолютно не беспокоясь о боли, сдирая локти о деревянную поверхность стола, на который откинулась. Она притягивает Дина за волосы, властно и несдержанно. Целует, кусает, не забывая двигать бедрами, сжимать внутренние мышцы, и спустя несколько мгновений кончает одновременно с Дином.
Дин отстраняется, в последний раз чмокнув ее в нос. Странный порыв. А она еще несколько минут лежит просто на столе, не поправляя сбившееся белье, не стесняясь своей наготы, а потом интересуется:
- Ты уезжаешь утром?
- Да, - отвечает Дин, рассматривая ее тело. Красивая.
- Значит у нас есть еще несколько часов, - она приподнимается на локтях, соблазнительно прикусывает нижнюю губу и скользит пальцами к груди, дразняще-медленно стягивая ткань лифчика вниз.